Народ лагерей - Иштван Эркень Страница 58

Иштван Эркень прибыл в Будапешт на второй день Рождества. Архивные материалы, которыми мы располагаем, позволяют предположить, что на родину он был доставлен самолетом. Писатель и сам впоследствии вспоминал, что в ту пору каждые три месяца в Венгрию летал самолет с освобожденными пленными [23].

Испытания и муки, пережитые за 4 года войны и плена, Иштван Эркень фактически первым увековечил в литературе тремя значительными произведениями: еще будучи в лагере, он написал пьесу «Воронеж», социографическое исследование «Народ лагерей» и рассказы-исповеди своих товарищей по несчастью под названием «Они вспоминают». По данным, какими мы располагаем на сегодняшний день, записанные им воспоминания других военнопленных и пьесу «Воронеж» писателю еще до освобождения из плена удалось переправить на родину с кем-то из сотоварищей. «Они вспоминают» — истории судеб десяти военнопленных венгров — увидели в свет в Венгрии в 1946 году, когда сам Эркень еще находился в плену. Издательство самовольно изменило название произведения, дав ему заголовок «Прежде чем попасть сюда», и автор намеревался в дальнейшем восстановить прежнее название [24].

Рукопись социографического исследования «Народ лагерей» автор привез на родину самолично — в качестве подлинного свидетельства и поучения, в качестве документально зафиксированной судьбы венгерского народа, пережившего катастрофу под Воронежем. Вначале произведение было опубликовано в еженедельниках «Ёвендэ» («Грядущее») и «Уй Мадьярорсаг» («Новая Венгрия») с продолжениями, а летом 1947 года — и отдельной книгой. В виде тоненькой брошюрки была издана и пьеса «Воронеж», с полным основанием причисленная к жанру исторической драмы. Известный режиссер Золтан Варкони собирался ставить пьесу. В 1984 году был обнаружен договор, подписанный вместо автора его матерью. «Постановка была запрещена на том основании, что невозможно, да и не дозволено предполагать, будто бы советская учительница способна влюбиться в венгерского сержанта» [25]. В ту пору в Венгрии увидело свет неисчислимое количество репортажей, воспоминаний, гневных обличений всех ужасов фронта и лагерей. Вся эта писанина — самого дешевого толка — в основном сводилась к перечислению кошмаров. Кроме того, по заказу Компартии Венгрии, стремившейся нажить себе политический капитал на репатриации военнопленных, по мере приближения к «году перелома» [26]одно за другим появлялись пропитанные идеологией воспоминания и хвалебные гимны. И когда наконец в произведениях Эркеня в полный голос заговорила подлинная реальность, совместно пережитая трагедия народа — реальность, отраженная на высоком художественном уровне в произведениях непреходящей литературной ценности, — это событие было встречено, можно сказать, молчанием. С официально-политической точки зрения казалось выгоднее не подчеркивать тот исторический факт, что мы, венгры, воевали против советского народа и его армии и что советский плен мало походил на курортное развлечение. Властям пришлось терпеть, что, наряду со множеством халтуры, на данную тему появилось произведение документальной и художественной ценности, однако должного признания этот труд не получил ни в то время, ни при жизни писателя, да, пожалуй, и до сих пор. А между тем книга Иштвана Эркеня, которую держит в руках читатель, занимает особое место в литературе о войне и плене.

Форма этого первого крупного прозаического призведения Эркеня была тщательно продумана автором и выбрана не случайно. Жанр социографии вообще популярен и развит в венгерской литературе, а у Эркеня к моменту создания «Народа лагерей» был знаменитый предшественник: в 1934 году в стране нашумела, а впоследствии принесла автору славу и за рубежом книга Дюлы Ийеша «Народ пусты» (в русском переводе «Люди пусты») — глубокое социографическое иследование жизни венгерских батраков. Даже перекличка названий подчеркивает сознательное намерение И. Эркеня продолжить эту традицию венгерской литературы. Стиль произведения — скупой в эмоциях, как бы нарочито отстраненный от личных переживаний автора — служит цели нарисовать беспристрастную картину жизни лагерного народа. Венгерского народа — ведь за лагерной проволокой оказалась основная сила нации, боевая, трудоспособная, созидательная, полмиллиона человек из страны с относительно небольшим населением.

Запечатленная Эркенем микроистория полностью вписывается в макроисторию эпохи. Мотивы, побудившие его увековечить судьбы венгерских солдат во Второй мировой войне, писатель четко объясняет потомкам в ведении к циклу «Они вспоминают»: «… венгерские солдаты, начавшие свой путь в Венгрии тридцатых годов и, пройдя фронтовой ад, оказавшиеся в плену, — все они одинаково интересны, духовное развитие их в равной степени характерно и с поразительным единообразием подтверждает один и тот же принцип, один и то же факт — становление иным. Когда иными становятся убеждения, иной — мораль и вера. Иным делается и сам человек. С какой бы отправной точки «люди лагерей» ни исходили, каким бы путем ни шли, все оказывались у одной цели — в новой венгерской жизни… На страницах этой книги получили возможность высказаться самые разные люди, представители почти каждого класса или слоя. Безымянные носители трагедии нации и ее последующего возрождения вспоминают о прошлом, и в воспоминаниях их должны заключаться все причины национальной трагедии и извлеченные из нее уроки — подобно тому, как в капле морской воды заключено море. Поэтому я предпочел оставить их безымянными. Кто вспоминает, то высказывает суждение» [27].

Суждение самого писателя оказалось настолько верным, что каждая его отдельная фраза, утверждение, вывод уместны и теперь, 60 лет спустя. Более того, исследования Эркеня выдержали испытание временем и с точки зрения научной: достаточно хотя бы сравнить его подсчеты (полмиллиона венгерских военнопленных) с данными советских архивных источников. Описание условий содержания пленных, снабжения их продовольствием и пр. также поразительным образом совпадает с теми сведениями, которые можно почерпнуть из распоряжений и директив НКВД/МВД.

Писатель, взявший на себя роль летописца, справился с ней блестяще.

Ева Мария Варга, историк-архивист

1 С 15 марта 1946 г. Совет Народных Комиссаров (СНК) был преобразован в Совет Министров СССР; тогда же вместо Народного комиссариата внутренних дел начало функционировать Министерство внутренних дел.

2 Указатель фондов иностранного происхождения и Главного управления по делам военнопленных и интернированных НКВД/МВД СССР Российского государственного военного архива. Отв. сост.: Коротаев В.И. Москва, 2001.

3 В составе НКВД 19 сентября 1939 г. было создано Управление по делам военнопленных (УПВ НКВД СССР), уже в декабре переименованное в УПВИ (Управление по делам военнопленных и интернированных), а в 1944 г. преобразованное в ГУПВИ (Главное управление по делам военнопленных и интернированных). В связи с уменьшением количества лагерей и содержащихся в них военнопленных 20 июня 1951 г. ГУПВИ было реорганизовано в УПВИ, и по завершении репатриации 20 апреля 1953 г. ликвидировано. Его функции были переданы Тюремному управлению МВД СССР.