Русский лабиринт - Дмитрий Дарин Страница 58

– Отряд не заметил потери бойца, – еще не отсмеявшись, сказала «ушанка».

Видимо, хохот мешал и без того туговатой на ухо бабушке слышать своего абонента.

– Что-что? Говори громче, Архиповна, тут шумят… нет не машины… люди в Москве неантиллигентные…

– Ну бабуленция дает. Нас же еще и ругает, – с долей восхищения отозвался «Чехов».

– Бабушка, ну сколько можно, дайте людям позвонить, – попытала счастья дама в платке.

Болонка снова тявкнула.

– А ты, Тошка, вообще заглохни. На носки пойдешь, – по-домашнему предупредил «Карбышев».

Все опять засмеялись. Денис посмотрел на часы – шел одиннадцатый час. Девушка с помпоном участливо спросила:

– Тают шансы?

– Как лед на реке – с грохотом.

– Новый год вместе собрались отмечать?

– Ага. А как вы догадались?

– Ну, это просто. Сегодня уже встречаться поздно, значит, договариваетесь на завтра, значит, на Новый год. А встречу на следующий год тридцатого декабря никто не устраивает – неизвестно, как праздники пойдут.

– Да Вы Шерлок Холмс просто.

– Нет, меня Лена зовут.

– Очень приятно, а я – Денис. В каком подъезде живете?

– В третьем.

– О! Мы с вами соседи – я во втором. Жалко только, что на все подъезды один таксофон.

– Когда вас обещали телефонизировать? В следующем году?

– В конце года, да. Давайте, я тоже угадаю – вы молодому человеку звоните, но только точно по времени не договаривались, да?

– Догадались наполовину – молодому человеку, но договаривались точно на десять.

– Тогда давайте, звоните в свою очередь, а то поздно уже.

– Ничего, пусть поволнуется.

– Это не гуманно.

– Зато полезно.

Милую беседу прервал «Карбышев»:

– Ба-буш-ка!! – но это был глас вопиющего в снежной пустыне.

Старуха начала говорить еще громче.

– Я лекарства энти не нашла… тута только говорят – все есть, а взаправду смотреть – либо нетути, либо страсть как дорого… до-ро-го, говорю, тетеря ты глухая…

– Бабушка, я доктор, я хирург, я вам любые лекарства достану, если вы сейчас из будки выйдете! – начал торговаться очкарик.

– Цианиду ей пропишите. – «Карбышев» смачно плюнул в сторону будки и пошел быстрым шагом в сторону подъездов.

Первой в очереди стала женщина в заснеженном платке.

– Нет, ну что с ней делать? Делать что-то надо, мы тут околеем. – Дама посмотрела почему-то на Дениса, хотя вперед него шел доктор.

Но проблема решилась сама собой.

– Все, все, привет родне передавай, с праздниками поздравляй, а я – до дома, а то у меня Тошка замерзла, поди. – Старушка открыла дверь будки и вышла к обомлевшей очереди.

– Ну разве так можно, бабушка? Тут люди час стоят, вмерзли в лед уже, а вы о собаке думаете, – укоризненно сказала дама в платке.

– Бабуся, это беспредел, – лаконизировала «ушанка».

– Шибко грамотные, что ли? Молоды ишо тут мне указывать, я всю жизнь проработала, а вы, бездельники, поговорить с родней не даете. А еще москвичи! Смотри, Тошечка, какие неантиллигентные люди в Москве живут. Пойдем, Тошечка, я тебя покормлю, замерзла, чай, вся… – Старуха удалялась к ближайшему подъезду.

Все смотрели ей вслед, даже женщина, которой уже можно было заходить в телефонную будку.

Когда Денис дозвонился до Люси – с третьего раза, так как Люсин телефон был безнадежно занят, пропустив и «ушанку» и Лену, было уже около одиннадцати. Как и следовало ожидать, Людмила уже договорилась встречать Новый год с кем-то другим. В конце равнодушного диалога Людмила решить добить Дениса упреком: «Интеллигентные люди звонят, когда условлено. Пока, Денисик, теперь в следующем году звони».

Дома Денис, клацая зубами от холода, достал из буфета отцовскую бутылку коньяка и отпил прямо из горлышка – для быстрого согрева. Горячая жидкость побежала по жилам, и Денис подумал, что интеллигентность, как и коньяк, хороша только для внутреннего употребления.

2007

Старика Матвея звали на селе Кулибиным давно. Никто точно и не помнил, когда к нему приклеилось это прозвище. Хотя Матвей таким уж стариком и не был, но в свои пятьдесят пять лет выглядел намного старше. Сказывалось большое пьянство в молодости, да внушительности добавляла рано поседевшая борода. Матвей бросил пить как-то сразу, в одночасье, когда, ожидая вызова в кабинет председателя сельсовета на очередную «пропесочку», прочитал в каком-то научно-популярном журнале, валявшемся там же, в сельсовете, на окне, как один деревенский умелец-самоучка собрал у себя в сарае самолет. Матвея так поразила эта заметка, что он даже не препирался, как обычно, с председателем, а пропускал ругань мимо ушей. Матвей стоял в середине кабинета, председатель ходил вокруг него, сыпал воспитательным матом, а Матвей все представлял себе, как из обычного деревенского сарая выводят новенький серебристый летательный аппарат в окружении стайки босоногих пацанов. Придя к себе в пустую пятистенку, Матвей сел у окна, закурил папиросу и задумался. Он был неплохим слесарем, мог с закрытыми глазами перебрать трактор. Дерево тоже его слушалось, Матвей еще ребенком вырезал ножичком из суковатых веток забавные фигурки лошадок и разной прочей живности. Оказывается, кто-то своими руками сделал целый самолет – мечту всех мальчишек его поколения, а может, и всех поколений. Тогда-то Матвей и решился. Подойдя к пузатому дедовскому, еще старорежимному буфету, Матвей взял последнюю невыпитую чекушку и, вздохнув, решительно выбросил в окно. Теперь у него тоже появилась мечта – вертолет.

Но мечта – дело серьезное, которое и обдумывать и осуществлять нужно не наскоком, постепенно. Матвей приходил после работы, где на него теперь не могли нарадоваться, ел на скорую руку, что готовила его тетка Елизавета, и шел в свою «мастерскую» – сарай, заваленный разными добытыми в МТС запчастями от тракторов, косилок и другой техники. Родителей Матвей не помнил. Отец сгорел в пожаре, спасая от огня колхозное зерно, мать умерла при родах. Сиротку взяла себе родня, правда, родня состояла из одной тетки, старшей сестры матери. У Елизаветы муж погиб под Вязьмой, еще в самом начале войны, детей своих завести не успели – племянник заменил Елизавете сына. Сначала Матвей придумал специальные мокроступы, приделав к обычным лыжам пустые запаянные канистры из-под бензина. На них можно было ходить не только по болоту – собирать клюкву, не рискуя быть засосанным в трясину, – но и пересекать не очень широкие речушки, которых в изобилии в Мещере. Елизавета тогда отмахнулась: громоздко, мол, пока до болота донесешь – взопреешь. А обратно как нести – с ведрами-то вместе? Уж лучше по-старому, а в трясину, даст Бог, не затянет, ежели с оглядкой-то. Тогда Матвей решил сделать что-нибудь более практическое для хозяйства – стиральную машину, которых тогда еще промышленность не выпускала. Машина была готова через две недели. Матвей водрузил ее в центре избы и продемонстрировал тетке – «Смотри, какая вышла штука», – стиравшей, как и все бабы испокон на Руси, белье на речке. Вода в машине подогревалась на углях до более-менее теплого состояния, и именно это обстоятельство решило ее практическую судьбу. Елизавета одобрительно хмыкнула и дала на пробу непостиранные Матвеины порты. Экспериментальная стирка закончилась триумфом, если не считать, что машина от вибрации упала на пол и вода разлилась по всему полу.