Дорогами Чингисхана - Тим Северин Страница 58

Когда мне рассказали эту красочную историю, я подумал, на самом ли деле я хочу найти Самгу? А вдруг она окажется обманщицей и жестоко разочарует меня, наивного, мечтающего отыскать настоящую шаманку в современной Монголии? Может, не стоит рушить красивую легенду?

Наш первый визит к Самге увеличил мои сомнения. Мы нашли ее пристанище в виде четырех скромных юрт неподалеку от Ценгела. В дверях одной из юрт показался тридцатилетний, изящно одетый тувинец и сказал, что сожалеет, но Самга нездорова и не может нас принять. Этим утром к ней приходили советоваться посетители. Сейчас она отдыхает от трудов. «Самга — моя бабушка, — прямо сказал молодой человек. — Сейчас у нее тяжелое похмелье. Люди принесли ей в подарок архи, а она любит выпить, иногда пьет до двух литров в день. Это помогает ей работать. Обычно, чтобы восстановиться, ей требуется целый день. Хорошо бы вы пришли завтра. Я скажу бабушке, что вы придете, и постараюсь, чтобы к вашему приходу все было готово».

Конечно, пьянство Самги вполне объяснимо. Шаманы всегда использовали стимуляторы и одурманивающие средства, чтобы войти в транс. Они поедали галлюциногенные растения, вдыхали их дым, подвергали себя воздействию жары или холода, изнуряли себя голодом, пили спиртное. Еще они многократно твердили заклинания и выбивали ритмы на барабанах и бубнах, вводя себя в гипнотическое состояние.

На следующее утро мы вернулись к гыру шаманки, по-прежнему зная о ней лишь то, что она очень стара и подвержена зеленому змию. Выдался один из тех ясных дней, когда на небе ни облачка и голубой небосвод кажется вымытым, а горы на далеком горизонте едва заметны. Шаманские гыры выглядели вполне обыкновенно. Войлочные шатры стояли на голой земле, где-то на миле от границы города, на небольшом возвышении, откуда открывался вид на Ценгел. В этом месте речка протекала мимо рощицы высоких деревьев, придававших голому степному пейзажу непривычные темно-зеленые тона. За самым маленьким из гыров находился овечий загончик, но он пустовал, вообще никого не было видно, кроме двух малышей и одной вполне обыденного вида женщины в лиловом дээле, чистившей большой котел. Я взглянул на нее, подумал было, что это и есть знаменитая шаманка, но тут же оставил эту мысль. Она выглядела не слишком старой и слишком повседневной, если угодно, поглощенной мирскими заботами. Она беззубо улыбнулась мне в ответ, медленно распрямилась и захромала в маленький невзрачный гыр.

Док разыскал давешнего внука, который теперь был одет в разноцветный национальный тувинский костюм. Оказывается, он работал учителем в высшей школе, где учат тувинский и русский языки. Если мы хотим взять интервью у его бабушки, он с радостью станет нашим переводчиком, потому что она говорит только по-тувински и не знает ни монгольского, ни казахского. Его предложение было тем более ценно, что он был человеком образованным, а мне хотелось, чтобы мои вопросы переводили как следует. Я совершенно не ожидал, что все окажется настолько обыденно. Не было никакого ощущения чуда или колдовства. Просто Самга была шаманкой, все признавали этот факт, а мы пришли ее проведать.

И все же я колебался. Слишком необычно задавать вопросы старухе, которой, возможно, манипулирует ее семейство. И еще я боялся, что мое любопытство сочтут за навязчивость, а если я буду настроен скептически, то меня воспримут в штыки. Мое беспокойство росло по мере того, как я видел, как гордится семья своей Старухой. Я уже почти отказался от попытки взять интервью в этой убогой палатке, где таинственности не больше, чем в свидании на углу. Но многочисленное семейство Самги показалось из гыров. Там была ее беременная дочь, пара внучатых племянников и стайка хихикающих ребятишек. Большинство потрудились надеть народные костюмы, как на праздник. Нам, очевидно, были рады. Нас живо проводили к маленькому гыру, мы вошли и обнаружили, что женщина, чистившая котел, была и в самом деле Самгой. Она сидела на кровати, сложив руки на коленях, и выжидательно смотрела на нас. В это время дети рассаживались кружком вдоль стенок гыра. Они глазели на нас с любопытством. Очевидно, в этих краях бледнолицые чужаки были большей диковинкой, чем их бабка-колдунья.

Самга оказалась достаточно древней, хотя и не выглядела на свои 86 лет. Она сутулилась, лицо бороздили глубокие морщины, в широком рту оставался один последний зуб, торчавший сверху, как клык у ведьмы из детских сказок. Ряд пустых бутылок из-под архи в дешевом буфете свидетельствовал о пьянстве. Были и еще кое-какие признаки того, что она выпивает лишнего. Глаза ее слезились, руки тряслись, она постоянно брала большие понюшки табака из синего кисета. Понятно, что, рассказав о нашем желании встретиться с нею, семья постаралась ее протрезвить и дождалась, пока пройдет похмелье. Старуха оказалась вдобавок тугой на ухо, и внук занял место на полу, возле ее колен, и стал громко кричать, переводя наши вопросы. В таких условиях заниматься обманом было бы просто неудобно, и когда Самга заговорила, глядя на меня насмешливо, почти весело, я почувствовал, как мои опасения рассеиваются.

Чтобы завязать разговор, я начал расспрашивать о ее семье, и, как любая нормальная бабушка, она с удовольствием перечислила всех родственников и достоинства каждого. Она дала жизнь пятнадцати собственным детям, а шестнадцатого приняла в семью. Из них только двое оказались сыновьями и лишь семеро были до сих пор живы. Ей очень льстило, что один из них был избран народным депутатом хурала (монгольский парламент), а другой стал Героем труда. Так вот шаманка со своим средневековых масштабов потомством вносила вклад в коммунистический режим современной Монголии. Дальше нас ожидали новые сюрпризы. Я спросил, сколько у нее внуков и правнуков. «По меньшей мере, шестьдесят или семьдесят, — сказала она, моргая, — но я давно сбилась со счета».

Направляя разговор к ее детским воспоминаниям, я спросил, когда и как она впервые получила шаманскую силу. Это ключевой вопрос, потому что все авторитеты в вопросах шаманизма утверждают, что начинающих шаманов обучают старшие, которые умеют открыть и развить дар своих учеников.

Старуха начала с рассказа, что училась у двух великих тувинских шаманов, и даже назвала их имена: Шенгелай и Магнай. Эти двое учили ее, как и отец, которого звали Дорж. Он тоже был шаманом, но главную роль в обучении девочки сыграл не он. От Доржа она унаследовала саму силу, а два других шамана научили ее применять. Я спросил, как они учили, но ответ был неясным. «Они называли мне волшебные слова и заклинания и ободряли меня», — сказала Старуха. Сколько ей было лет, когда она поняла, что обладает силой шамана, и как она об этом узнала? «Тринадцать», — ответила она. Внезапно она встала с кровати, сделала пару-тройку двойных прыжков в своих тяжелых валенках. Видя, что я озадачен, она рассмеялась клокочущим смехом и пояснила: «Это сила в моем теле. Я не могла сидеть смирно, как обычный ребенок. По ночам я не спала. Мне нужно было бегать. Меня запирали в гыре на ночь, но я вылезала в дымоход и бегала, бегала. Я любила бегать по ночам, лазить на деревья, изображать сову. Никто не мог меня поймать, так быстро я бегала. Иногда, чтобы меня выловить, спускали собак, но поймать все равно не могли».

Врач сказал бы, что это пример гиперактивного поведения, но Самга считала это характерной особенностью шамана, хотя тогда она еще не знала всех подробностей. Для шаманов типичны безумная энергия и страсть к лазанью. Кульминацией в обряде посвящения в шаманы обычно служит залезание на шест. Это символизирует способность подниматься для беседы к небесным духам. Входить в гыр и выходить из него через дымоход тоже весьма свойственно шаманам. В «Сокровенном сказании» упоминается не только дух Теб-Тенгри, покинувший жилище таким образом. Один из предков Чингисхана был отпрыском волшебного золотого луча, который проник в гыр через дымоход и вошел в чрево женщины. В литературе встречается множество рассказов о шаманах, которые умели летать, но Самга была неграмотна, а язык ее народа не имел письменности. Может быть, она почерпнула часть сведений из разговоров с более образованными тувинцами, но это кажется маловероятным. Ее объяснения и способ выражать мысли выглядели аутентичными, без обмана.