Канада - Ричард Форд Страница 6
Канада - Ричард Форд читать онлайн бесплатно
Осознав, что, пока он будет учиться торговать землей, семья наша сводить концы с концами не сможет, даже при его армейской пенсии в двести восемьдесят долларов и жалованье, которое мать получала в школе Форт-Шо, отец приступил к поискам нового покупателя индейской говядины, для которого он смог бы стать посредником. Возможностей такого рода в Грейт-Фолсе было не много. Больница «Колумбус». Отель «Рэйнбоу», в котором отец никого не знал. Один-два клуба с мясными ресторанами — об этих он знать мог, но за ними присматривала полиция, поскольку там велась незаконная карточная игра. И внимание отца привлекла «Великая северная железная дорога», пассажирский поезд которой, «Западная звезда», проходил через Грейт-Фолс по пути в Сиэтл, а спустя два дня проходил снова, возвращаясь в Чикаго. Его вагону-ресторану постоянно требовались первоклассные продукты, в какую бы сторону поезд ни шел. Отец считал, что сможет стать поставщиком говядины высшего сорта — опять-таки с помощью индейцев из-под Хавра. Кто-то рассказал ему о бывшем летчике, продававшем уток, диких гусей и оленину (добывалось все незаконно) негру, служившему метрдотелем в вагоне-ресторане. Отец нанес ему визит (съездил в Блэк-Игл, где жил негр) и предложил покупать у него (у отца) говядину, которую станут поставлять индейцы, названные им его «компаньонами».
Негр — Спенсер Дигби, так его звали — предложение принял. Он уже не один год участвовал в подобных махинациях и ничего не боялся. Похоже, железная дорога не так уж и сильно отличалась от Военно-воздушных сил. Помню, как-то под вечер отец пришел домой очень веселым и сказал маме, что ему удалось создать «независимое деловое партнерство» с «железнодорожниками», которое будет давать нам хороший доход, пока он изучает тонкости землепродажи. Жизнь нашу и благосостояние это навсегда не изменит, но все же мы будем чувствовать себя увереннее, чем чувствовали с тех пор, как он покинул авиабазу.
Не помню, что ответила ему мама. В своей «хронике» она написала, что подумывала на время разойтись с отцом и перебраться вместе со мной и Бернер в штат Вашингтон. Когда он подробно изложилл ей свой план продажи ворованного мяса «Великой северной» (который его, по-видимому, нисколько не смущал), мама, по ее словам, высказалась против, сразу же начала «ужасно тревожиться» и решила — поскольку, казалось ей, все в жизни ее семьи разлаживается — уехать вместе с нами как можно скорее. Но не уехала.
Что она думала на самом деле, я, разумеется, не знаю. Наша мать — молодая (ей было тридцать четыре года) образованная женщина со строгими принципами — не считала, что у нее может быть что-либо общее с мелкими жуликами, тут нечего и сомневаться. Вполне вероятно, что она и не знала ничего о махинациях отца на авиабазе, поскольку он каждое утро отправлялся туда, как на самую обычную работу, только требовавшую носить синий мундир. Он мог и не рассказать ей о том, что там творится, иначе она воспротивилась бы этому уже тогда, а отец знал, что положение жены военного летчика и без того разочаровывает ее все сильнее и сильнее.
Вероятно, она думала в ту пору, что этот этап ее жизни близится к завершению, что, когда мы с Бернер подрастем и мысли о разводе обретут основу, начнется другой этап, получше. У нее был шанс оставить отца после того, как он рассказал ей о своих планах насчет «Великой северной». Но она не оставила. И потому все, что могло случиться с ней, не повстречай она Бева на рождественской вечеринке (издание ее стихов, преподавание в маленьком колледже, брак с молодым профессором, рождение других, не таких, как Бернер и я, детей), — все, что могло случиться в исправленном варианте ее жизни, не случилось. Вместо этого она жила в Грейт-Фолсе, городе, о котором раньше и слыхом не слыхивала (и потому путала его с Сиу-Фолсом, Сиу-Сити, Кедар-Фолсом), общаясь лишь с нами, чувствуя себя изолированной от людей, но не желая ассимилироваться здесь и смутно, с разочарованием, представляя себе свою дальнейшую жизнь. А тем временем отец с его падкой до незатейливых плутней натурой, оптимизмом по поводу будущего и обаянием жил совсем в другом мире. Их миры казались одним и тем же, поскольку жили они вместе и у них были мы. Но одним и тем же эти миры не были. Не исключено также, что мама любила отца, поскольку он-то любил ее несомненно. И с учетом всего этого — ее умонастроения, которое вообще оптимистичным не было, возможной любви к отцу, нашего присутствия — маму, вполне вероятно, пугали мысли о разводе и об участи одинокой женщины с двумя детьми. Не такая уж и редкая история.
5Какое-то время дела, которые отец вел с индейцами и «Великой северной», шли как по маслу. Впрочем, мать написала в «хронике», что в ту пору — в середине июля — она стала испытывать «физическое томление» и начала впервые за многие годы звонить, когда отец отправлялся изучать искусство продаж ранчо или присматривать за доставкой краденого мяса, своим родителям. Дед с бабушкой никакого участия в жизни нашей семьи не принимали. Мы с сестрой ни разу с ними не встречались, даром что знали в школе детей, которые виделись со своими дедушками и бабушками очень часто, путешествовали с ними, получали от них на дни рождения почтовые открытки и деньги. А наши такомские дед и бабка были недовольны своей умненькой дочерью, получившей в колледже достойную ученую степень, но вышедшей замуж за скользкого, улыбчивого экс-летчика из Алабамы, нагнавшего страху на замкнутый иммигрантский мирок Такомы. Они обидели отца, выказав ему свое недовольство, и в результате он никогда не уговаривал нас навестить их или их навестить нас, хотя, сколько я помню, таких визитов и не запрещал, — да и вряд ли они поехали бы в любое из тех мест, в которых мы жили. Техас или Миссисипи. Дейтон, штат Огайо. Они считали, что нашей матери следовало обзавестись «профессией», жить в «культурном» городе, выйти замуж за аудитора или хирурга. Чего, как сказала Бернер мама, она не сделала бы никогда — поскольку была, по ее мнению, личностью незаурядной, склонной к авантюрам. Родители же ее были людьми пессимистичными, пугливыми и негибкими, хоть и жили в Америке с 1919 года. Они не видели ничего непозволительного в том, чтобы повернуться к дочери и ее семье спиной, дать им исчезнуть в глухих закоулках страны. «Все же вам стоило бы познакомиться с дедом и бабушкой, пока они еще живы», — несколько раз говорила нам мать. Она держала в спальне вставленную в рамочку черно-белую фотографию, снятую на Ниагарском водопаде: трое похожих друг на друга низкорослых людей в очках и резиновых плащах с несчастным, недоумевающим видом позируют на сходнях маленького суденышка («Девы туманов», как я знаю теперь, поскольку и сам на нем прокатился), провозившего туристов за ниспадающим полотнищем воды. Снимок был сделан, когда родители мамы возвращались из поездки по Американскому континенту, которую они позволили себе в двадцатую годовщину их свадьбы, состоявшейся в 1938 году. Маме тогда было двенадцать лет. Войтек и Рената, вот как их звали. В Америке они обратились в Винса и Ренни. Да и Кампер — это не настоящая их фамилия. Кампински. Наша мать звалась Нивой Кампински, и такая фамилия подходила ей больше, чем Кампер или Парсонс, — последняя не подходила и вовсе. «Вот это водопад так водопад, ребятки, — говорила мать, глядя на потрескавшийся снимок, который она доставала из комода, чтобы показать нам. — Когда-нибудь вы и сами его увидите. По сравнению с ним здешние водопадики выглядят пародией. Настоящими водопадами их и назвать-то нельзя, если, конечно, ты не видел, как местная деревенщина, ничего другого».
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments