Акционерное общество женщин - Елена Котова Страница 6

– Способ доказать себе, что они еще живы, – хмыкнула Полина. – Я занята самолюбованием, если хочешь, и не стыжусь это признать. Я-то знаю, что самый интересный предмет для размышлений – это я сама. Процесс познания себя уж точно бесконечен. Ты, Катька, ждешь, когда твоя жизнь сделает какой-то зигзаг и начнется необыкновенный новый этап. А мужики меняют телок на тех, что помоложе. В этом для них и жизнь, и познание, и этапы. Все приметы жизни.

– Не придумывайте себе утешений, старые перечницы. – Шурик подлил себе чаю и принялся намазывать паштетом очередной кусок хлеба. – Нормальные мужики ищут в бабе тепло и обожание. Чем моложе, тем покорнее, а капризы просты и бесхитростны. Нам так надоело с вами цацкаться, считаться с вашими прихотями и требованиями, которые год от года становятся все изощреннее. Мы это делаем либо из чувства долга, либо по лени, как я, например. Но таких, как я, – единицы…

– Таких, как ты, Шурик, все сто процентов, если мужиков послушать, – перебила его Иноземцева, но Александр был намерен довести свою мысль до конца:

– …потому что только единицы могут мириться с вашей возрастающей требовательностью. Зарабатываем мы мало, карьеру вашу – прости господи – загубили, а чего там губить-то было! Понимания от нас никакого… На себя бы посмотрели: климакс на носу, а все рожи раскрашиваете и мужиков своих пилите. Внимания вам, видите ли, мало… А как внимание, так тут же на диван спать отправляете – иди отсюда, надоел. Чего удивляться, что от вас к молодым сбегают…

– Ладно, Шурик, иди отсюда, надоел… Кать, а как бы так сделать, чтобы мужики вообще стали не нужны? Вот родить бы ребенка, а мужика куда-нибудь… Как у пчел, скажем.

– Не знаю, как сделать, но уж тогда бы тебе, Полина, точно пришлось работать.

– И то правда…

– Нет, а как же для секса? – спросила Иноземцева.

– Ну, это-то проще простого… – Катька осеклась, бросив взгляд на Полину.

– Ты чего краснеешь, думаешь, кто-то тут никогда не занимался мастурбацией? У Иноземцевой вибратор в тумбочке лежит, я знаю. Чего в этом такого? Все лучше, чем мужик, потный от похоти, который лезет на тебя, воняя перегаром. Как ты сама себя полюбить можешь, другой тебя никогда не полюбит. Устроить бы мир так, чтобы мужики были вроде гладиаторов, которых для потехи вызывают.

– Истинное торжество феминизма! – воскликнула Иноземцева.

– При чем тут феминизм? – возмутилась Катька. – Его придумали тетки, которые как женщины совсем никуда, поэтому они требуют равенства прав. А зачем истинной женщине равные права с мужчиной, когда у нее есть власть над ними?

– Да-да-да, – подхватила Иноземцева. – Вот я, например, цифры начальству докладываю, а потом так боком повернусь, кружевной краешек чулка покажу и опять цифры читаю. Или, например, на начальника глаза поднимешь, а в них написано: «Как это гениально!» Действует безотказно.

– О боже! Суета все это: любовь, ваша власть над мужчинами при помощи кружевных чулок, – вздохнула Полина.

– Это все, Иноземцева, до поры до времени – начальству глазки строить и подолом трясти. Жалкое это зрелище, когда бабе за сорок.

– Это для тебя суета, – не слушая Шурика, настаивала Катька. – Когда мужик сходит по тебе с ума, это и есть самое яркое ощущение жизни. Девчонкам трофейным главное его женить на себе, чтобы всегда можно было и карточкой платиновой похвастаться, и тем, как он от них ночью заходится, так что соседи снизу в потолок стучат. Иноземцевой нужно всегда иметь партнера для секса, желательно чтобы одновременно он был бы в нее и влюблен. А я хоть на мужиков по жизни не рассчитываю, тем не менее постоянно в них влюбляюсь, чтобы снова испытать эту невесомость от адреналина, увидеть эти невидимые другим искры в воздухе.

– Если бы я умела писать, я бы написала книжку о женщине вообще, – сказала Полина.

– Тоже мне, тема. Женщина есть сосуд греховный, и все вы трое – лучшее тому доказательство. Ваше дело услаждать нашу жизнь, а вы, кроме как о блядках, ни о чем думать не в состоянии. – Шурику явно хотелось затеять свару и повеселиться, но барышни не слышали его.

– Хочется признания мужчины, особенно незаурядного, что ты особенная, – продолжала Катька. – Мы меряем свое счастье и несчастье, свой успех по их шкале, по оценкам, которые они нам ставят.

– Ты хочешь сказать, – произнесла Полина, – что мы бессознательно руководствуемся предписанной нам ролью?

– Конечно. Коллективное бессознательное… Юнг, как известно.

– Кому известно, а мне, например, не известно. – Иноземцева щелчком стряхнула со стола муравья.

– С этого момента считай, что уже известно. Вот ты ищешь мужчину, а зачем он тебе нужен – объяснить не в состоянии. Нам, по крайней мере. А это стереотип: если женщина не при мужике, ее можно только пожалеть. Что-то у нее, значит, не сложилось. Или вот ты, Шурик… – Катька наконец сочла возможным заметить его присутствие на террасе. – Тебе не нравится, что тетки красят себе рожи, чтобы покорять мужчин? Это тоже коллективное бессознательное: только женщина, которая желанна мужчине, может быть счастлива.

– Это все Голливуд, – заявила Полина. – В конце каждого фильма женщина уезжает с принцем в сказку. Или он приезжает на белом лимузине под звуки «Травиаты». Все понимают, что полное фуфло, а в глубине души, тем не менее, надеются – а вдруг не фуфло? Всю жизнь мечутся в поиске именно такого счастья. Наступают на одни и те же грабли, страдают, клянут мужиков и снова ищут. Чтобы все как у всех. У кого – «у всех» – непонятно. Ведь ни у одной никогда не было этого голливудского счастья. Но все его исступленно ищут.

– Да что Голливуд, – подхватила Катька. – Да и Юнг – это так, к слову. Шурик вон Аристотеля приплел, у которого мужчина, свободный от быта и физиологической неудовлетворенности, служит высшему. А ему служит женщина. На этом построена вся европейская философия, понимаете? Это канонизировано в правовых системах и этических нормах современного общества! Вот и Семеныч, дружок твой, Шурик, кстати… Считает, что служит высшему. Ему жена родная и Иноземцева служат, а он – то Иноземцевой лапшу на уши вешает, что в Австрии отстреливается, то жене голову морочит, что та ребенка должна растить, пока он свою разведмиссию выполняет.

– Чего ты к Шурику привязалась, он из всего Аристотеля только и вынес, что женщина – «сосуд греховный». Получается, что женщина – олицетворение греха, то есть порока, а мужчина, значит, олицетворение добродетели, так, что ли?

– А чего иного, если не греха? У вас же один секс на уме.

– Интересное дело! Значит, когда старые козлы в Церматте заводят подруг, которые им в дочери годятся, это нормально. Они, дескать, ищут тепло и обожание, а заодно и попки как орешек. А когда женщина ищет мужчину, для которого она особенная, ты говоришь, что «женщина – сосуд греховный». – Иноземцева даже встала и, уперев руки в боки, пошла на Александра.

– Это не я сказал, дуры, а Аристотель, – защищался Шурик.