Дом черного дрозда - Элис Хоффман Страница 6

Он подивился — неужели его сотоварищи Джозеф Хансен и Эдвард Вест предвидели такое дело и успели швырнуть в воду половину туши засоленной свиньи, чтобы он мог за нее уцепиться? Потому как в тот момент, когда он начал тонуть, он ощутил под собой что-то твердое. Что-то жесткое и холодное, как лед. Что-то покрытое чешуей, не плоть, не воду и не дерево. Существо, у которого явно не было намерения спасать Лисандера. Рыба, к чьей спине он приник, была палтусом.

Палтус оказался неимоверно огромным — в двести или даже в триста фунтов, как потом говорил Эдвард Вест. Лисандер мчался на палтусе, как на своем коне Домино, пока палтус его не сбросил. Внезапно паника придала ему сил. Он поплыл так, как никогда раньше не плавал. Лисандер почти добрался до борта, когда тварь нанесла ему режущий удар, и вода сразу же покраснела. В то время ему было всего лишь двадцать лет, он был слишком молод для такого происшествия. Да пусть бы он умер, все было бы лучше, нежели то, что выпало на его долю. Он жалел, что не утонул в тот день, потому что, когда его втащили в лодку, соседям пришлось закончить эту работу и отрезать ему ногу по бедро, а потом прижечь рану порохом и виски.

У Лисандера было отложено немного денег, горожане скинулись и внесли остальное, и вскоре ферма была куплена. Навес построили за один день, а наковальню привезли из Бостона. К счастью, кузнечное ремесло было у Лисандера в роду, со стороны отца, поэтому ему все давалось легко. Чем жарче была работа, тем больше она ему нравилась. Он мог сунуть руку в пламя, раздуваемое мехами, и ничего не почувствовать. Но как только начинался дождь, пусть даже скоротечная морось, он начинал дрожать. Он полностью игнорировал пруд на задворках, хотя там водились сомы, по слухам весьма приятные на вкус. Рыбалка была не для него. Вода для глупцов. Что касается женщин, они были блаженством, о котором он не давал себе труда беспокоиться. По его понятиям, будущее было не дальше вечерней тьмы, и состояло оно всего лишь из россыпи звезд на небе.

У Лисандера был костыль яблоневого дерева. Костыль гнулся, когда на него опирались, но, когда нужно было, оказывался на удивление прочным. Как-то раз Лисандер шарахнул костылем бродягу-скунса по голове так, что вышиб из него дух. Костылем он пробивал ковер из мха в поисках диких орхидей, пахнувших огнем, когда он подносил их к лицу. Когда он спал, костыль лежал рядом с ним в постели, он боялся остаться без него.

Ему нравилось гулять в лесу, и иногда он воображал, что лучше бы лечь среди бревен и мха и остаться там навсегда. Но потом кому-то нужно было подковать лошадь, к его дому по дороге подъезжали люди и звонили в колокольчик, что висел на двери, и Лисандеру приходилось выбираться из леса. Но он частенько подумывал — а не остаться ли ему там, спрятаться и не шевелиться. И воображал он это себе гораздо чаще, чем кто-нибудь мог представить. Вороны садились бы ему на плечи, сверчки заползали бы в карманы, лиса прилегла бы рядом и даже не заметила бы, что он там.

В тот самый день, когда на ферму привели Руфь с Холма черного дрозда и ее коров, Лисандер был в лесу. Иногда, когда он вел себя совсем-совсем тихо, ему казалось, что среди деревьев он видит другого человека. Он думал, что это моряк, построивший дом, муж вдовы Хадли, пропавший в море. Или, может, это он сам, колеблющийся между светом и тенью, человек, которым он мог бы стать.

Сьюзан Кросби и Эстер Вест объяснили ситуацию: родители умерли, дом и пастбище сгорели, Руфь живет на берегу, беззащитная, без всяких средств к существованию, даже есть ей нечего. В обмен на проживание у Лисандера она будет готовить для него и убирать в доме.

Пока они обсуждали ее судьбу, Руфь стояла, повернувшись к ним спиной. Она гладила свою любимицу, корову по кличке Мисси. Лисандер Винн переживал такое же горькое чувство. Он был уверен, что городские женщины ни за что не привели бы Руфь к нему на ферму, если бы он был полноценным мужчиной, способным подняться по лестнице на чердак, где, по их разумению, будет спать Руфь. Он уже почти готов был сказать «нет», больше всего ему хотелось вернуться к работе с огнем в кузнице, но вдруг он заметил, что Руфь обута в красные башмачки. Они были из старой кожи и заляпаны грязью, но Лисандер никогда не видел обуви такого цвета. И это странным образом его тронуло. Он подумал о цвете огня. Он подумал о языках пламени. Он подумал, что никогда ему не удастся избавиться от озноба в теле и воды в душе.

— Пусть живет, но только никогда не готовит рыбу, — услышал он свой голос.

Руфь с Холма черного дрозда рассмеялась на это.

— С чего ты взял, что я вообще буду готовить?

Руфь отогнала своих коров в поле с душистым горошком. Мерин Лисандера Домино закатил глаза и в ужасе сбежал на дальний конец пастбища. Но коровы не обратили на мерина ни малейшего внимания, они сгрудились вокруг Руфи с Холма черного дрозда и спокойно принялись жевать сорняки и траву. Истинный смысл слов Лисандера дошел до Сьюзан Кросби и Эстер Вест, только когда они уже собрались возвращаться обратно в город.

— У этой женщины есть хоть какие-нибудь пожитки? — крикнул им вслед Лисандер.

— Ничегошеньки, — ответили они. — Только коровы, что ходят за ней, да башмаки на ногах.

Что ж, вот как раз одиночный башмак Лисандер мог бы ей предложить. У него в чулане валялось несколько старых башмаков — совершенно бесполезных, поскольку правой ноги у него не было. Он выложил на ступеньки лестницы, ведущей на чердак, кое-какую старую одежду и лоскутные одеяла. Он давно собирался закончить чердак и превратить его в приличное помещение. Но когда понадобилось проверить стропила, ему пришлось ползти по винтовой лестнице, и этой одной попытки было достаточно, чтобы на долгое время отказаться от повторения этого унижения. Во всяком случае, человеку, привыкшему спать на берегу, там должно быть достаточно хорошо.

Когда Руфь не появилась, чтобы начать готовить ужин, Лисандер сделал себе тарелку репы и маисовые лепешки. Правда, получились они полусырые, но все же вполне съедобные. Он оставил порцию на ступеньках лестницы, хотя и было у него подозрение, что Руфь есть не станет. Она способна довести себя до голодной смерти, сидя на поле. Она может вообще сбежать, и когда он проснется, то никого не найдет, только будут печально мычать одинокие коровы.

Но утром Руфь была на месте. Она съела еду, что он оставил для нее, и доила коров, когда Лисандер вышел, чтобы поработать над металлической сбруей для упряжки мулов Карла, дяди Эстер Вест. Красные башмачки выглядывали из-под черной юбки Руфи. Она напевала песенку коровам, и они терпеливо ожидали своей очереди. Мерин Домино подошел поближе, и Руфь с Холма черного дрозда протянула ему кусочек сахара на открытой ладони.

Днем Лисандер увидел, что она заглядывает в окошко мастерской. В кузнице пылал жаркий огонь, и он потел. Он хотел, чтобы вместе с потом из него вышла вся холодная океанская вода до последней капли. Он всегда разводил огонь жарче, чем необходимо. Ему так надо было. Иногда у него болел желудок, и когда его рвало, он выплевывал зубы палтуса. Похоже, эти зубы прошили его насквозь. Он чувствовал их внутри — холодные серебристые штуковины.