Сладкая соль Босфора - Эльчин Сафарли Страница 6
Сладкая соль Босфора - Эльчин Сафарли читать онлайн бесплатно
…С минувшей среды рисую твой портрет. Пока карандашом. Пока на обычной белой бумаге. У тебя красивое лицо, чок нурлудур. [25]Его приятно рисовать — карандаш буквально скользит по листу, ластик легко стирает лишние штрихи. Одним словом, происходит какое-то волшебство. Я рисую тебя на фоне Босфора и Святой Софии. Я знаю, ты любишь эти изюминки Стамбула. Они — отражение твоей души… Возвращайся скорее. Скучаю по твоей улыбке. Скучаю по глазам Айдынлыг. И жар-птица скучает. Не обижай ее. Возвращайся быстрей, иначе скоро не застанешь меня здесь. Не застанешь в Стамбуле. Я уезжаю в Анкару, поступать в художественную академию. По твоему совету… Мама утверждает, что ты непременно вернешься. Ей верю. Она на небе, оттуда все видно…
Обнимаю тебя, мой добрый друг! Пусть Аллах осветит твой путь. Путь к нам с жар-птицей. И не только… Прощай! Обожающая тебя Гюльбен с не менее обожающей тебя жар-птицей на плече.
P.S. Отыскала по твоей рекомендации „Игру в классики“ Кортасара. Нравится. Слишком много безысходности между строк. Восхищена Магой…»
«…За окном снег, а в душе осень. Желтая, пропитанная запахом жареных каштанов, наполненная звуками громко бьющихся влюбленных сердец и скрежетом трамваев. Не люблю зиму, когда внутренне живу в осени. В таком состоянии зима для меня — ошибка природы. По меньшей мере… А осень я не люблю, когда нахожусь в ожидании. В ожидании человека, без которого моя осень блекнет. Я нахожусь в ожидании тебя. Все еще жду, надеюсь, оглядываюсь. Седьмая неделя без тебя. Седьмой понедельник без тебя. Я даже не знаю, где ты живешь. Где тебя искать. Стамбул огромен — в нем затеряться проще простого. Поэтому Стамбул не любят одинокие люди — они бегут из этого города или излечиваются от одиночества. Ты излечился… Грущу в своей осени. Вчера отыскала на окраине Кадыкёя небольшое деревце, не тронутое холодами. Пару листьев на нем все еще зеленые. Сорвала их, отнесла домой, подсушила. Купила желтую краску и весь день занималась тем, что аккуратно перекрашивала эти листья в цвет осени. Из сочно-зеленых они стали темно-желтые. Как в пору ранней осени. Потом вся измазанная, долго сидела за столом, рассматривая листья на столе. Удалось сделать осенним свой окружающий мир. Теперь он гармоничен с моим внутренним… Жар-птица с прошлого понедельника не появляется. Два дня ее искала. Тщетно. Лишь бледно-красное перышко лежало на мокрой скамейке. На скамейке, где мы сидели втроем. Ты, я, жар-птица… Надеюсь, она отыскала тебя в гуще Стамбула. Я хочу верить в то, что она не разочаровалась. Я хочу верить в то, что она сейчас преданно сидит на твоем плече, шепча в ухо колыбельную из утраченного детства… Завтра очередной понедельник. Вновь приду на нашу вершину. Если даже снег усилится… Я не могу не прийти. Ведь это мой последний понедельник в Стамбуле. Моя последняя возможность пообщаться с другом — получить твое благословение, уехать в Анкару… Обнимаю тебя, мой добрый друг. До встречи!
P.S. Сегодня ночью, иншаллах, [26]дочитаю „Игру в классики“. Осталось 74 страницы. Мага чем-то похожа на меня. Но я боюсь той любви, которая захватила ее… Она беспощадна.
P.S.S. Твой портрет рисовать закончила…»
«…Думал, научился уживаться с собственным прошлым. Оно бурным потоком влилось в пространство моей тени, не нарушая ее четкие границы. В составе тени прошлое следовало за мной рядышком. К нему привык. С трудом, но привык. Даже пару раз обращался к прошлому за советом, когда настоящее пересекалось с эпизодами из „архивов“ минувшего времени. Но ровно семь недель назад настоящее в ухмыляющихся масках прошлого снова нанесло удар. Неожиданно. Болезненно. Не хочу загружать твою светлую голову грустными эмоциями. Пересказывать произошедшее не имеет смысла… Главное другое. Я покидаю Стамбул. На время. Мое родное стамбульское солнышко, прочел твои письма, оставленные в пустом стволе засохшего дерева. Читал, не сдерживая слез. Читал, понимая, насколько большой частью моего настоящего ты являешься! Мой добрый друг, за время моего отсутствия на нашей вершине много размышлял, болел. Болел душевно. Болел, думая о тебе с жар-птицей. Она, к сожалению, так и не отыскала меня. Подумала, наверное, я отказался от нее. Как можно отказаться от детства?!.. Сейчас, покидая Стамбул, даю тебе слово отыскать жар-птицу. Вместе с ней вернусь сюда. Если тебя не будет, приеду в Анкару. Молодец, последовала моему совету. Ты станешь великой художницей Турции… Сейчас, покидая Стамбул, боюсь признавать, что опять убегаю. Убегаю от самого себя. В принципе признавать что-либо пока бессмысленно. Время покажет… Когда ты будешь читать это письмо, солнышко, меня уже не будет в городе моей души. Улетаю в Баку через час. Там ждут… Целую твои глаза. Обнимаю крепко-крепко. Счастья тебе. Не забывай. До встречи!
P.S. Ты лучше „кортасаровской“ Маги…
P.S.S. Портрет непременно оценю. Иншаллах, уже в Анкаре… Айдынлыг на время оставляю тетушке Нилюфер. Присмотрит за ней…»
Глава 8(…Собачья душа горела от тоски. Моя душа горела еще сильнее…)
Прощаться со Стамбулом тяжело. Даже на время. Город души открыт для прибывающих людей. Быстро привыкает к новым героям. Полюбит, поможет. Поэтому расставаться Стамбул ненавидит. По-детски хмурится, в зрачках кипит обида, на лице бледная маска недовольства. Стамбул — город любвеобильный, преданный. Привык видеть в собственном царстве всех своих жителей. Наблюдает за ними. Каждого любит за определенные черты характера. Когда какой-либо из гостей прощается, Стамбул плохо переносит утрату…
…Еще немножко — и снежная метель подняла бы с замерзшей земли такси. Седовласый шофер со шрамом на правой щеке внимательно вглядывался в дорогу, подбирая степень освещения автомобильных фар. Жутко волновался перед дорогой — от напряжения отключил радио. В городе души давно не было такой буйной погоды. Хлесткий ветер. Колючий снег, сменяющийся моросящим дождем. Босфор бесится от злости — за утро громадные волны потопили два судна в бухте. Когда Стамбул разгневан, Босфор пребывает в аналогичном состоянии. Стамбул — брат старший, Босфор — младший. Почти близнецы — одно самочувствие на двоих. Не хотел предавать отъезду напыщенность. Надеялся, атмосфера Стамбула разбушевалась не из-за моего отъезда. Но факт остается фактом: как сел в такси, погода со спокойной сменилась на агрессивную. «Огулум, Стамбул гневается, не уезжай. Останься…» — тетушка Нилюфер вытирала слезы клетчатым платком. Она стояла у подъезда, провожала меня. Рядом жалобно поскуливала Айдынлыг. Пора ехать… Когда послышался шум мотора такси, частичка моего стамбульского счастья вырвалась из рук тетушки Нилюфер. Лая, побежала за машиной. Мое сердце готово было разорваться на мелкие кусочки… «Арабаи дурдур!», [27]— крикнул таксисту. Резкий тормоз. Открываю дверь. Обнимаю Айдынлыг, прижимаю к себе мохнатую шею. Шерсть пахнет лавандой — вчера искупал новым шампунем. Плачу. Айдынлыг тоже. Собаки могут плакать… Тетушка Нилюфер, увидев собачью тоску, заплакала еще громче. Не хотел увозить Айдынлыг в другой город. Стамбул — ее ангел-хранитель. Без него никак нельзя… Обхватил ладонями мордочку Айдынлыг, слегка потискал, посмотрел в полные боли глаза. «Родная, вернусь. Обещаю. Очень скоро. Слышишь, обещаю!» Как только выговорил последнее слово, Айдынлыг, облизнув мой нос, развернулась, медленными шагами направилась к тетушке Нилюфер. Снежинки таяли на коричневой шерсти. Собачья душа горела от тоски. Моя душа горела еще сильнее… Сел обратно в теплый салон такси. Шофер, увидев меня, смутился. В черных глазах стояли слезы…
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.
Comments