Свинцовый дирижабль. Иерихон 86-89 - Вадим Ярмолинец Страница 6

Откинув занавеску, Миша вошел в свою комнату и, присев на корточки, включил аппаратуру.

– Димон, иди сюда.

Я прошел к нему и сел на краю незастеленного с ночи дивана.

– Мама, а можно взять справку, что у меня двойня? – не успокоилась Света.

– Светуня, я же тебе говорю, нам и одного хватит, – ответила тетя Ира.

– Нет, ну просто, чтобы уже наверняка. А врач вообще может установить на четвертом месяце, что у тебя двойня?

– Дадим врачихе четвертак, она тебе пятерых установит, – ответила свекровь.

– Правильно, а когда тебя спросят, где весь этот выводок, что ты им тогда сажешь? – подал голос Миша. – Цыгане украли? Или мы их в ведре утопили, чтобы не вякали по ночам?

Света, между тем, повернулась боком к зеркалу в двери шкафа и выкатила живот. Она была худая, как глиста. Глистоватость, видимо, была тем качеством, которое позволило тете Ире принять невестку на свою крохотную жилплощадь. С такой можно было жить в тесноте и не в обиде. Места она не занимала. Взяв висевшее на ручке холодильника кухонное полотенце, Света скрутила его и сунула под халат. Снова выкатила живот. Получилась беременная глиста.

– Миша, надо будет позвать дворничку, чтобы она там убрала, и сразу начнем ремонт. Дашь ей десяточку.

– Десяточку дворничке, четвертачок врачихе, – недовольно заметил Миша. – А сами вы хоть что-то можете сделать?

– Ты хочешь, чтобы я своими руками убирала этот гной, да? – спросила Света. – А потом бралась за тебя?

– Помоешь с мылом и возьмешься.

В этот момент мои друзья походили на кладбищенских вурдалаков, делящих богатый склеп. До его прежнего обитателя дела им не было.

– А чего он покончил с собой? – спросил я.

– А хрен его знает, – пожал плечами Миша. – Дегенерат он и в Африке дегенерат.

– Может, любовь несчастная, – предположила Света. – К нему тут ходила одна.

– Ага! Любовь! – подала голос тетя Ира. – Я ее знаю. Проститутка валютная.

– Откуда у него деньги на валютных? – усомнился Миша.

– Может она ему по любви давала, – предположила Света. – Меня лично одно возмущает. Ты хочешь покончить с собой, пойди и утопись в море! Чтобы потом никто не возился с твоим вонючим трупом!

– Так трупешник же потом все равно всплывет, – сказал Миша.

– Ну и что?

– А то, что все равно кому-то надо будет с ним возиться.

– Положи кирпич в трусы и не всплывешь! – нашлась Света. – А главное, напиши объяснительную записку, чтобы людям из-за тебя не морочили голову.

– Так, все, – сказал Миша. – Дай послушать музыку.

– Опять музыка, – недовольно сказала Света. – Как ребенок со своей музыкой. А что ты наменял?

Миша протянул ей обложку Sheffild Steel Джо Кокера, за который отдал Infatuation Рода Стюарта. С идеологической точки зрения это был очень хороший обмен. Стюарт был списочным эротоманом, а Кокер нет. Судя по фотографиям на дисках, он был алкашом, но наши культуртрегеры с этим готовы были смириться. У нас своих было хоть отбавляй. Света уселась рядом со мной на диван, сложила ноги по-турецки и стала рассматривать обложку.

– Последний?

Этот вопрос меня раньше сильно доставал, поскольку для большинства слово “последний” отражало качество диска. Прошлогодний альбом, альбом десятилетней давности в сравнении с последним всегда проигрывал. Потом до меня дошло, что в своей привязанности к року 70-х я сильно отстал от жизни. Музыка менялась, и это особенно остро ощущали те, кто не слушал ее, а танцевал под нее. Их не интересовало ничего кроме ритма, ну и еще характера звука. 80-е были веком электроники. Даже барабаны стали электронными. Чем и объяснялась популярность Modern Talking или C.C. Catch, которую Миша называл, с присущим ему стремлением к простоте жизни, “Соси квэч”.

– Ну! – с гордостью ответил добытчик Миша крохотной хозяйке маленького дома.

Звукосниматель опустился на черную массу, в динамиках послышался хруст выскользающей из-под иглы пластмассы, затем размеренно и звонко застучал барабан, начал вить упругое кружево бас. Кокер запел:

I don’t need no one to make my bed

I don’t need no one to rub my head

I don’t need no one to do me wrong

I don’t need no one to sing my song

– Ништяк, а? – сказал Миша, счастливо улыбаясь. – Там одна царапина была, если она сейчас стукнет, я его в следующий раз убью на хрен.

Угроза относилась к бывшему владельцу диска, который утверждал, что царапина – поверхностная.

When you left me it was for the first time

When you left me I was in a bad state of mind

I couldn’t think, I couldn’t drink, I couldn’t eat

It’s been four whole days, I haven’t had no sleep

Света отложила обложку и, прикрыв блаженно глаза, ударяла ладонями по бедрам в такт музыке.

Baby, baby look what you done – Тч!

Baby, baby look – Тч! – what you done – Тч!

– Убью гада, – сказал Миша темнея лицом. – Убью на хрен, я же знал! Я ему идеального Стюарта отдал, идеального, блин!

– Дай побольше давление на иглу, может она проскочит, – предложил я, но у Миши было такое лицо, словно он уже готов был бежать назад в парк, чтобы вернуть своего Стюарта.

Соседка Анна Николаевна, постучав в дверь, сказала из коридора:

– Митя, вас к телефону! – и, когда я вышел из комнаты, добавила доверительно:

– Какой-то мужчина.

– Здравствуйте, Дмитрий Михайлович, – сказал мужчина.

– Кто это?

– Вам должен был говорить обо мне Николай Карпович.

– Кто?

– Ну, напрягите память...

Я напряг. Николай Карпович стал замредом Колей.

– Ах, это... Вы должны были мне передать документы о...

– Я вас ни от чего не отрываю?

– Подождите буквально минуту, мне надо закрыть дверь, я только вошел.

Я пошел на кухню, чтобы перевести дух, взял стакан, налил воды из чайника, отпил глоток. Вернулся к телефону.

– Але? Я вас слушаю.

В трубке играла музыка.

– Але!

– Да-да, закрыли дверь? Ну, хорошо. Я думаю, что нам хорошо бы встретиться, познакомиться, составить план действий.

– Вы хотите, чтобы я зашел к вам, или вам удобней в редакции?

– Нет, ну зачем же так официально? Встретимся завтра в 11 часов утра возле Памятника жертвам революции на Куликовом поле. Буду ждать вас на скамейке. Знаете, где это?