Амариллис день и ночь - Рассел Хобан Страница 6

– Подходящее имя. Не каждая женщина смогла бы такое носить.

Она кивнула, точно я выдержал очередную проверку. Я почувствовал себя актером на пробах и вынужден был напомнить себе, что не я все это затеял.

– А фамилия? – спросил я.

Она отдернула руку, будто готова была выскочить из-за столика, но тут же успокоилась.

– Еще не время, – сказала она, смахивая несуществующие крошки со столешницы. – Вы верите в призраков?

– Только не в тех, которых вечно пытается сфотографировать эта паранормальная публика.

– В каких же?

– В тех, что обитают в сознании, незримо для прочих. И повторяют то, что они когда-то говорили и делали, снова и снова.

– Почему?

– Может, потому, что им не удалось сразу сделать это правильно.

– А что, вы многое не сумели сделать правильно сразу?

– Да. А вы? Верите в призраков?

– Я бы не верила, да вот они, похоже, верят в меня. – Она старалась не смотреть мне в лицо, как, впрочем, и на протяжении всей беседы. – Давайте о чем-нибудь другом поговорим.

– Давайте. Вам никогда не приходило в голову, что люди состоят по большей части из прошлого? Каждый новый миг мгновенно становится прошлым, и все мгновения будущего рано или поздно постигнет та же участь. Не так уж много остается на долю «сейчас».

– Хм-мм… – пробормотала она и покачала головой, то ли просто так, то ли с сочувствием.

– Куда вас повез вчера этот Финнис-Омисский автобус? – спросил я.

– Не знаю. Я поднималась по ступенькам, пока не проснулась.

– От страха?

– Нет, просто захотелось в туалет. Ну, я, пожалуй, пойду.

– Вы торопитесь?

– Мне нужно все обдумать. А то я вечно суюсь в воду, не зная броду. А потом жалею. – Она привстала и потянулась за сумкой.

– И сейчас жалеете?

– Пока нет, – ответила она уже на ходу. – Только не идите за мной.

– Я не знаю вашей фамилии. Вы не дали мне ни телефона, ни адреса. Как же я вас найду теперь?

– Может, на «Бальзамической»? – бросила она через плечо, исчезая в воротах станции.

«Может, на „Бальзамической“?» – сказала она. Что это означало? Она опять собиралась затащить меня в свой сон? Или проверяла, смогу ли я приснить ее себе? Точно! Я нутром чуял: это очередная задачка на экзамене. Ей надо было, чтобы я увидел ее во сне; видимо, она хотела взяться за дело не со своей стороны, а с моей. Но чего она все-таки добивалась? Ясно, что это имело отношение скорее к миру сонных грез, чем к тому, где мы живем и работаем въяве. Иначе все было бы слишком банально, по-моему. Может, она просто меня использовала? Ну так и что с того?

Амариллис во плоти была совсем другой, чем Амариллис во сне. В ее, кстати сказать, сновидении, – значит, вот какой она сама себе виделась: худой и бледной, с соломенными волосами, почти что призраком настоящей Амариллис, шедшей со мною под руку по Экзибишн-роуд. Перед глазами снова мелькнуло ее лицо вполоборота, округлость щеки. Сколько раз я твердил своим студентам, что идея – неотъемлемая принадлежность образа!

Завтра предстояли занятия, и следовало бы собраться с мыслями, но я не мог думать ни о чем, кроме Амариллис. Мне и самому не хотелось кататься в этом японском фонаре-переростке, но как иначе увидеться с ней еще раз, я не представлял. Так что я влил в себя большой виски и зарядил плеер «Затмением» Такемицу для сякухати и бивы. [22]Музыка жуткая, потусторонняя, но даже она казалась бескрылой и грузной в сравнении с этой фосфоресцирующей рисовой бумагой, этими желтыми, розовыми, оранжевыми листами, пронизанными светом. Маршрут этого автобуса пролегал в каком-то другом измерении – попасть туда наяву я не мог. Но чем усердней я вызывал в памяти остановку под вывеской «Бальзамическая», тем явственнее казалось, что она такая же всамделишная и прочная, как любая другая автобусная остановка, – просто находится в другом мире, проникнуть в который можно только во сне. Я раскинул руки, словно раздвигая отгораживающие ее от меня занавески, но ничего не вышло.

Часы, оставшиеся до отхода ко сну, протекли совершенно впустую – в смысле, для работы бесполезно. Я выпил еще, заказал пиццу на дом, посмотрел на видео «Двойную жизнь Вероники». [23]Потом начал бояться, что Амариллис чего доброго погибнет в мире снов или застрянет там навсегда. Наконец в два часа ночи как в тумане потащился в постель. Пробормотал: «Бальзамическая», – уронил голову на подушку и провалялся без сна где-то до полпятого. А потом мне приснилось, что я еду в лифте отеля «Медный». Само здание было медное, и лифт тоже, и все остальное. Со мной были и другие пассажиры – ничего особенного, люди как люди. Лифт шел вверх, так что я дождался, пока все выйдут, а потом нажал кнопку вестибюля. Из-за медной стойки на меня уставилась наглая рыжая девица:

– Чего явился?

– Не оставляли мне ключ?

– От каковских?

– Сама от себя. Амариллис. Такая, на нимфу Уотер-хауза смахивает.

– Тебе? – Она прикрыла рот рукой и затряслась от хохота. И тут я проснулся.

– Что смешного? – обиделся я. Но отель «Медный» уже исчез, и рыжая девка тоже. Значит, ничего не вышло. А что если я так и не увижу Амариллис во сне, да и вообще нигде больше? Не беда, одернул я себя. Как знать? Может, автобус на Финнис-Омис проходит и мимо отеля «Медный».

И вот наступило завтра – вторник, день занятий. В прошлый раз я попытался чуток расшевелить своих учеников. «Принесите мне такое, чего вы еще никогда не собирались рисовать», – велел им я. Они и принесли: кто воспоминания детства, по большей части скверные, кто чудищ в духе Босха и Гигера, [24]а одна девушка, до мозга костей христианка, выдала сцену распятия. В целом образы (не считая нескольких откровенно эротических) были неприятные, но ничуть не удивительные: обычный хлам из чуланов подсознания, обычные потайные предсказуемости. Я старался сказать что-нибудь интересное, но мысли мои блуждали слишком далеко и замечания получались еще скучнее всех этих картин и рисунков.