Свидание вслепую - Ежи Косински Страница 6

Вестон был разозлен:

— Кража почты противозаконна. Я могу упрятать вас за решетку.

— Конечно можете. Но разве то, что я сделал, хуже Монако?

Вестон ничего не ответил. Он отключил свое внимание от Левантера и начал внимательно просматривать бумаги.

— Все в порядке, — сказал он, вкладывая бумаги обратно в конверт. — Надеюсь, вы не стали снимать копии?

— Чего ради? Я лишь скромный инвестор, — сказал Левантер. — Тот, кем всегда был.

Вестон снова встал и некоторое время ходил по комнате взад и вперед.

— Подождите здесь, — приказал он наконец и вышел из комнаты вместе с конвертом из плотной коричневой бумаги. Через пару минут он вернулся и протянул Левантеру чек.

— Держите, — сказал он.

— Но вы совсем не обязаны, — сказал Левантер.

— Знаю, что не обязан, — ухмыльнулся Вестон.

Левантер взглянул на чек. Сумма вдвое превосходила ту, что была ранее написана на бумажке.

— Но почему? — спросил Левантер.

— Вы легко можете получить и вдвое большую сумму от любого из наших конкурентов, — ответил Вестон. — Кроме того, вы подсказали «Пасифик-энд-Сентрал» отличную идею. А в наше время отличные идеи на дороге не валяются.

Левантер стоял у окна вагончика фуникулера и притворялся, будто любуется горным видом, а на самом деле высматривал восхищение собой в глазах других лыжников. Далеко не всякий обращал внимание на его модный лыжный костюм, американские кроссовки и лыжи японского производства, и однако же он знал, что выглядит потрясающе. Он всегда выбирал ради этого эффекта костюм и снаряжение, как, впрочем, делали в Вальпине многие приезжающие лыжные модники. В конце концов, одежда была для него тоже частью спорта. Левантер почти не обращал внимания на болтовню на французском, итальянском, ретороманском, английском и немецком, как вдруг до него отчетливо донеслись звуки русской речи. Он тут же осмотрел вагончик и обнаружил мужчину и двух женщин, которые своей городской одеждой резко выделялись на фоне ярких костюмов лыжников. У них был серый, унылый облик и забитые манеры советских чиновников.

Левантер протиснулся в этот конец вагончика и встал напротив них. Из обрывков их разговора он понял, что это и впрямь советские чиновники, остановившиеся по пути из Женевы в Милан на один день в Вальпине, чтобы полюбоваться горным пейзажем. Их разговор представлял собой вереницу безапелляционных суждений обо всем, что попадалось им на глаза: лыжники катаются плохо, трасса плохо оборудована, пейзаж оставляет желать лучшего, западное лыжное снаряжение слишком безвкусно и экстравагантно. Левантер ждал, когда они начнут обсуждать его. Удивившись, что они не обращают внимания на его лыжи и костюм, он, как бы случайно потеряв из-за качки вагончика равновесие, угодил в мужчину локтем. Тот отшатнулся, но тут же восстановил равновесие и бросил на Левантера надменный взгляд.

Одна из женщин посмотрела на ботинки Левантера.

— Интересный дизайн, — сказала она своим спутникам.

Мужчина взглянул на ботинки и буркнул:

— Дешевое пластиковое барахло. Ни грамма кожи.

Левантер сделал вид, что смотрит в окно. Другая женщина уставилась на лыжи.

— Я-ма-ха, — громко прочитала она по слогам.

— Японский хлам, — отозвался мужчина.

— Да ладно вам, зато парка чудненькая, — сказала другая женщина.

— Слишком яркая, — прокомментировал мужчина.

Русский повернулся, чтобы лучше разглядеть Левантера, продолжавшего неотрывно смотреть в окошко.

— Я знаю этот тип людей, — сказал русский. — Судя по физиономии, испанец. Явно прислуживает кому-нибудь за комнатенку. На кухне, например. А может, привратник или официант. Точно! Испанский официант! Швейцарцы нанимают этих жалких ублюдков и заставляют их работать как собак. По четырнадцать-шестнадцать часов в день. А потом такой вот получает выходной, напяливает свое дешевое шмотье и выпендривается, строит из себя большого человека.

Левантер обернулся и оказался с ними лицом к лицу. Напустив на себя вид важного советского начальника, он обратился к русским на их языке.

— Простите, что вмешиваюсь, товарищи, — сказал он и замолчал на секунду, упиваясь произведенным эффектом. Русские обалдело, уставились на него. — Я — подполковник Советской Армии Ромаркин, нахожусь в загранкомандировке вместе с советской горнолыжной сборной, участвующей в розыгрыше Альпийского Кубка.

Он снова сделал паузу. Остальные лыжники в вагончике наблюдали эту странную сцену, ничего не понимая из происходящего, но заинтригованные официальным тоном говорившего и внезапной подобострастностью русских.

— Я не мог не расслышать ваши комментарии на свой счет, — продолжал Левантер, подчеркивая каждое слово. — И поскольку, позволю напомнить, я нахожусь здесь в качестве официального представителя нашей любимой Родины, Союза Советских Социалистических Республик…

— Но, товарищ, — заикаясь, произнес мужчина, — мы никоим образом не собирались…

— Не перебивать! — приказал Левантер. — Дело не в том, что вы не имели понятия о том, что мое снаряжение — как и экипировка всей нашей сборной на этих соревнованиях — лучшее из возможного. Гораздо хуже то, что вы…

— Но, товарищ, мы никоим образом не намеревались подрывать…

— Я еще не закончил! — Левантер сурово посмотрел на русского чиновника. Тот замолчал и побледнел, как полотно. — Гораздо хуже то, — продолжал Левантер, — что вы, товарищ, показали свои истинные чувства: для вас выражение «испанский официант» является уничижительным. Тогда как именно испанские трудящиеся отчаянно сражались с превосходящими силами фашизма!

Чиновник, с пересохшим от страха ртом, пробормотал что-то нечленораздельное. Левантер повернулся к женщинам:

— Что касается вас, товарищи…

Женщины, заметно озадаченные, вылупились на него.

— Я всего лишь сказала несколько слов о вашей парке, товарищ, — сказала одна из них, облизывая губы.

— А я только сказала «Я-ма-ха»! — оправдывалась другая; при этом на ее щеках выступили капельки пота.

— «Парка»! «Ямаха»! И это все, что вы сумели сказать? Ни одна из вас не сочла необходимым возразить на фашистские замечания вашего товарища, — Левантер отчеканивал каждое слово. — Довольно. Мы разберемся с этим вопросом в Москве. А теперь, будьте любезны: имя, занятие, должность?

Первым заговорил мужчина, а за ним поторопились ответить на этот вопрос и женщины. Как и предполагал Левантер, это была номенклатура низшего пошиба — сотрудники Министерства торговли. Мужчина дрожащей рукой протянул паспорт, его жест сочетал желание услужить и полностью признать свою вину. Левантер довольно долго разглядывал документ, чтобы создать впечатление, будто он запоминает фамилию, а затем, не сказав ни слова, отвернулся, всем своим видом показывая, насколько ему неприятно случившееся происшествие и как он желает поскорее с ним покончить.