Женатые холостяки - Эльмира Нетесова Страница 6

— Значит, про меня тоже расскажешь? — ахнула Нина.

— Непременно! — подтвердил парень.

Они стали встречаться каждую неделю. Потом Саша пошел в отпуск и встречи случались всякий вечер. Кто-то из деревенских приметил Нину с городским парнем, пустил слушок, он дошел до отца, тот осерчал, запретил дочке дружить с приезжим, но та уже полюбила.

Сашка, узнав, почему Нина не приходила на свидания, сам пришел к отцу девушки, поговорил с ним. А осенью сделал предложение. Девка теряла голову от счастья. Какими ласковыми словами называл ее любимый. Какие клятвы давал, даже сердце замирало. Обещал любить ее одну до самой смерти. И она поверила. Вскоре Нина переехала в город к мужу, быстро сдружилась с Динкой.

В двухкомнатной квартире всем хватало места. Но Сашка предложил разменять на две однокомнатные:

— Не хочу твою жизнь ломать и мешать твоей судьбе. Может, ты еще встретишь человека по себе. И Динка действительно скоро вышла замуж. Устав ждать, дала согласие человеку какого знала и уважала. Ее муж работал начальником женской зоны, он и взял к себе Нину, сказав, что особого ума от нее не потребуется, а вот о доброте и сострадании придется забыть. Что в тюрьме отбывают сроки преступницы, осужденные за разбой, грабежи и убийства. Им нельзя доверять, с ними нельзя расслабляться. Нина запомнила, и постепенно стала грубеть.

Сашка упрекал, потом стал поругивать жену. Она обещала взять себя в руки, но не получалось. Он уже хотел уйти от нее, но узнал, что жена беременна, и остался в надежде на ребенка, поверил, что дитя выправит характер матери. Но не тут-то было.

Нина ждала сына, а родилась дочь. Слабая, крикливая, ни на кого не похожая, она часто болела, орала все ночи напролет, никому не давая покоя. Она извела обоих родителей. Их по утрам шатало от недосыпаний.

Сашка, из сочувствия, не оставлял семью понимая, что одной Нине не справиться со Светкой. Баба сбивалась с ног. Ее характер окончательно испортился от усталости. Она стала раздражительной, злой и грубой. Врачи предупредили Сашку, что роды у Нины прошли с осложнениями и ему нужно запастись терпением.

Облегченье наступило лишь через три года, когда Светку взяли в садик. Характер дочки вскоре выровнялся, она спокойно спала ночами. Но прошедшие три года не прошли бесследно для Нины. У нее заболело сердце. Баба неузнаваемо изменилась. Еще недавно стройная, подвижная, веселая, она стала хмурой, грузной, двигалась с трудом.

— Боже мой! Что с тобою стало, Нина, ты хоть покажись врачам, обследуйся, это же ненормально так набрать вес! — уговаривал муж, но Нину раздражали его замечания. Она отвечала грубой бранью и во всех своих бедах винила его. Дочь она не любила. Та росла худою, низкорослой и серой. Сторонилась матери, предпочитала отца. Рано научилась читать и писать, развлекала саму себя. И если Нина забывалась, Светланка целыми днями играла с подружками во дворе, даже не вспомнив о матери.

Сколько раз просил Александр Нину сменить работу. Та ни о чем не хотела слышать:

— Я за спасибо и за лозунги вкалывать не стану. Уж мучиться, так хоть знать за что! Я чуть меньше тебя получаю, другие бабы, как послушаю, вовсе дарма пашут. Так что не уговаривай, дурных нет. А если тебе не нравится, где и кем я работаю, вспомни кто муж у твоей сестры! Если хочешь знать, без нас вам не продохнуть на этом свете. Мы не меньше милиции пашем. И нам достается каждый день по самое горло. Мы не просто охраняем, а перевоспитываем наш змеюшник, делаем из гадов людей. Хотя, честно говоря, уложить бы их всех из одной обоймы, никого не пожалела бы, ни одну.

— За что так ненавидишь их? — удивлялся муж.

— Чего мне их любить? Вон сколько убийц парятся в камерах. Одна мужа завалила, застала с любовницей. Зачем убила? Ну, если разлюбил ее, пусть бы уходил к той. Так ни себе, ни любовнице не оставила, во дура заполошная! Сама в тюрьме сгниет заживо. Вторая, того не легче, сестру отравила, тоже с мужем застала. Еще одна мать убила за деньги. Та машину выиграла и отдала брату, эта дура потребовала половину стоимости машины деньгами отдать. Ей брат по локоть показал. Она с матерью расправилась. Во, детки пошли! Таких под пулемет не жаль ставить. И главное, ни одна стерва не считает себя виноватой, никто не раскаялся. Так и звенят, будто ни за что их осудили. Послушал бы, как они нас полощут. Поневоле кулаки горят, никакие нервы не выдержат этого базара. Да им не сроки, а расстрел дать! Толку-то с них! Коли на мать руку подняла, что стоит убить чужого? Она же без стопоров. Выйдет от нас, если доживет, тем же и займется. У нас таких гадюшниц целый барак. Попробуй, слово скажи, такие зубы покажет. Вот так достала одна и меня, до самых печенок. Я как скрутила ее в три погибели, отмудохала классно. Она же, стерва, едва зенки продрала и лопочет.

— Погоди, падла, встретимся с тобой на скользкой дорожке. Не вырвешься из моих клещей…

— А там бабенка, плюнуть некуда…

— За что ж ее приловила, в чем провинилась она? — спросил Александр.

— Сидит за разбой! Магазин средь бела дня тряхнуть решили втроем. Три бабы! Ворвались, всех продавцов и покупателей на пол уложили. Сами к кассе. Какая-то продавщица успела нажать кнопку вызова милиции. Их на выходе затормозили, дали смешной срок, по семь лет лишения свободы.

— А теперь за что ты ей вломила?

— За наркоту. Застала с иглой. Она так и не раскололась где взяла. В три дуги ее гнула. Шею ломала, ноги, руки выворачивала, по почкам молотила, все равно не раскололась. Бросили ее в одиночку на месяц. Через пару недель, думаю, поумнеет. Нам главное узнать, откуда наркота в зону просочилась?

— Ну и работа у тебя, Нинулька, злому врагу не пожелаешь, — посочувствовал жене Александр.

— Ой, Сашок! А сколько раз в меня булыжники, ножи летели. Зэчки из гвоздей такие финачи делают, не поверишь, что бабами сработаны. Ни всяк мужик так сумеет. При шмонах — наших обысках, то под матрасом, иль в подушках находим. При себе почти каждая имеет. А вот, как и против кого применит, это вопрос.

— И на тебя кидались с финками?

— С ножами, финачами, кастетами, свинчатками, как и на всех других. Никого вниманием и заботой не обходят, — усмехнулась невесело.

— Но за что?

— Наивный ты, Сашок! За стремачество, как они говорят. По-нашему — за охрану! Не даем сбежать из зоны, держим в строгости, наказываем, коли кто провинится. Вот и бесятся, пытаются оторваться на нас, но не получается. Хотя случались у нас проколы. Иногда доставали наших ножами. Бывало, всерьез ранили. Находили, и тогда уже мы отрывались на виновной. Они не щадят и мы не жалеем.

— Уйди ты с этой работы? Лучше дома сиди. Послушаешь, не только волосы, шкура дыбом встает. Подумай о нас со Светкой. Неужели мы тебе не нужны? Ведь на мою зарплату, если постараться, можно прожить.

— Сашок, жить тоже приходится по-разному. Я не хочу, чтоб мы голодали, нуждались в чем-то. Да и не смогу сидеть дома без дела. Не умею жить без работы. И не хочу бегать с места на место. К тому ж уже льготы пошли. За выслугу недавно добавку к зарплате получила. Ты стерпись с моей должностью, она называется плохо. Зато работа нужная. Видел бы, кого охраняем, сам бы понял. Не злись, что порой срываюсь. Ни с добра такое. За день так нервы надергают, ничему не рад, — призналась тогда грустно. И рассмеялась, вспомнив: