А потом пошел снег... - Анатолий Малкин Страница 6

Крик возник сзади и в секунду охватил весь автобус, причем снесло голову и парням, особенно одному, который сидел рядом, через проход, и нацелился вышибить стекло ногами. Гелий кинулся к нему, но тот, плечистый и рослый, сопротивлялся отчаянно, пока не свалились оба в проход между креслами, и вдруг парень вывернулся, накрутил на голову Гелию куртку, и он начал сразу задыхаться и хрипеть, не в силах вырваться, потому что нахлынула знакомая болезненная слабость, и если бы не физкультурник, который вырубил парня, саданув тому ладонью по шее, лежать бы Гелию вместо того в проходе.

Двоих малолеток, которые начали высаживать двери, утихомирил Петя Тасазать – так прозвали за привычку после каждого слова вставлять эту присказку, высоченного, под два метра, сорокалетнего инженера из Магнитогорска, который случайно попал на турбазу, просто потому, что надо было куда-нибудь срочно удрать после измены жены. Он был единственным из их кобелячей спальни номер пять, кто обходил баб за километр, но товарищ был надежный. Продолжавшим визжать задним сиденьям рты заткнули ненадолго, обложив их чудовищным матом, Марченко и Карлуша, в котором никто не подозревал подобного знания.

Ольга, слава богу, сидела молча, бледная, как полотно, судорожно пытаясь натянуть мокрые тапочки.

Хилю наконец заткнули рот, и сквозь барабанящий по крыше ливень было слышно общее хриплое дыхание и тоненький скулеж лежащего в проходе побитого пацаненка.

Потом автобус вдруг остановился, упершись в какое-то препятствие, вода плескалась около окон и залила ступеньки у дверей, и мотор, почихав недолго, заглох. Он не знал, почему в такие моменты как осатанелый лез в самое пекло, что-то доказывая себе, видимо, боялся до чертиков, но никогда не останавливался, не понимал, почему вокруг все ему подчинялись и верили, что он выручит. Конь и есть конь – думал он, залезая на спинки кресел, чтобы открыть люк на крыше – безнадега какая-то с тобой, Лелик, – он вышиб крепления люка и, поддерживая крышку спиной, выглянул наружу. Машину занесло в балку между двумя холмами, заполненную доверху водой, над которой висели железные узкие мостки, которые дрожали под напором крыши автобуса, и если сорвет их – дальше путь один.

На голову ему каждую секунду опоражнивали по ведру воды, и он тоскливо понимал, что через один люк все сорок человек выскочить не успеют, а лобовое стекло выбивать смысла не было, потому что оно находилось аккурат под мостками.

Может, им повезло или наверху, наблюдая за событием, велели дать им шанс – подмытый край земли рухнул в воду, автобус развернуло потоком воды и прижало к мосту боком. Три люка – это не шанс, это выходило больше пятидесяти, и он, нырнув вниз, заорал, как оглашенный, ребятам, чтобы выбивали остальные люки, схватил Ольгу в охапку с рюкзаками и начал выталкивать наверх, не обращая внимания на то, что платье ее зацепилось за острый край и разодралось от пояса, обнажая все то, что он представлял себе именно таким прекрасным. На крыше закутал ее в свою ветровку, отправил по мосткам на берег и начал с Тасазать и физкультурником Михаилом вытягивать наверх остальных, которых снизу подсаживали Карлуша, высоченная рыжая Марго из Орла, которой не было в пару парня, кроме Тасазать, но тот боялся даже посмотреть в ее сторону, и осатаневший от восторга Марченко.

Володька был странным парнем – наглый, скользкий, ловкий в житейских вопросах, жестокий с бабами, который липли к нему, как мухи, а он легко брал их и так же легко отгонял от себя, а они все равно липли – такие уж они существа, бабы, – объяснял Володька лениво малолеткам, – когда забывают, что они – женщины. Так вот, в опасные моменты Володька становился наикрутейшим, видимо, очень хотел, чтобы его считали суперменом, и играл в эту игру всегда истово, до конца и без страха. Это как раз Гелия пугало в нем – кто не боится за себя, тому и на других плевать, считал он, но сейчас Марченко оказался незаменим. Борьба за жизнь развернулась нешуточная – перетрусивших было достаточно, впавших в истерику от ужаса тоже хватало, не говоря об ослабевших от страха, так что вправляли мозги кулаками, не разбирая, и успели вынести наверх всех.

Автобус опустел вовремя. Еще Володька и Марго бежали по мосту на берег, как, не выдержав давления автобуса, вывернулась вместе с огромной глыбой земли опорная балка мостков и рухнула в воду. Автобус качнулся, разворачиваясь, и нырнул носом, теперь уже не как ковчег, а как большая желтая субмарина, про которую пели «Битлз».

– Вместе мы жили на нашей желтой субмарине, много нас было на борту, – шептал он слова, которые помнил со школы, не обращая внимания на удивленные взгляды, которые на него бросали Йосик и Ольга. – Мы под небом в водной сини плыли, морские воды мы бороздили на нашей желтой субмарине.

А рядом крестил себя и воду водитель, за помин души своего автобуса, и тоже приговаривал, что утоп он ни в чем не виноватый и если бы он слушал собственную поясницу, то стоял бы бусик в гараже целый, а теперь с него за это взыщут. Автобус-ковчег-субмарина, прощаясь, с освещенными окнами и горящими фарами медленно тонул, погружаясь в мутную коричневую воду, под жалобный непрерывный гудок, который включился, видимо, из-за замкнувшегося в воде контакта. И вскоре над водой осталась торчать только крыша с открытыми люками, в которые хлестал дождь, заливая машину, как положено, доверху.

Потом они, кто в чем остался, спасаясь, без вещей, которые остались лежать под водой, двинулись под дождем от балки, куда показал сохранивший присутствие духа физкультурник, который, кроме сигнальной трубы, сохранил и компас на запястье.

Наверху, на небесах продолжалась игра, делали ставки, и выигрывал, видимо, тот, кто ставил на них, потому что темнота вдруг была разорвана пучком яркого света, который летел с моря, шаря по брюхам низких туч, из которых сыпал искрящийся под светом дождь – видимо, на кораблях в бухте сыграли боевую тревогу и включили прожектора, чтобы понять, что происходит на земле.

Появился свет, морок исчез вместе со страхом и паникой, и они увидели дома и деревья на пригорке. А когда они побежали к ним, боясь, что это тоже мираж и вдруг все снова исчезнет в темноте, тучи перевалили через город и берег и ушли в море. И дождь ушел с ними заливать Турцию.

Неважно, как они добрались до катера, пройдя пешком через весь город, ободранные, полуодетые и частично босые, но в ворота турбазы отряд входил строгой колонной по двое, под звуки дудки физкультурника вслед за знаменем, сделанным из коряги с привязанными к ней рукавами тельняшки, гордо несла которое маленькая, метр с кепкой, шебутная Наталья. Спорить с ней не стали – себе было дороже, – тем более что приехала она с родины дедушки Ленина, из Ульяновска. Рядом вышагивали Карлуша, голый по пояс и с алюминиевой ложкой, которая висела на веревочном гайтане на груди, и Гелий, который спас свои кроссовки и джинсы в потопе и, гордо перекрестив себя подтяжками, как пулеметными лентами, с повязкой на одном глазу, ощущал себя вполне как Джо из «Острова сокровищ».

Встречали их так, будто не ждали живыми, – сама комендантша Марья Алексеевна, дама с фиолетового цвета пышной прической и грудью, как положено, восьмого размера под белой гипюровой кофточкой, и вся бухгалтерия и кухня высыпали навстречу с охами и расцеловываниями, вытащили кастрюлю густого компота, который налили каждому по стакану, как символ наркомовских ста грамм.