Ласточка - Наталия Терентьева Страница 6

А как же она, Ника? Ей нужна мать. Ника ее любит, ей без Анны плохо, особенно плохо и непривычно было поначалу. Ведь мать есть, она жива, она здорова, она может общаться, говорить, может любить Нику, как прежде, но она не хочет. Ни общаться, ни любить. Она не хочет больше быть ее матерью. Ника виновата… Да, конечно, она виновата, что привела Артема вовремя, даже заранее. Она всегда везде приходит вовремя, не может опаздывать, мать же сама и приучила ее к дисциплине. Надо было дождаться, пока придут другие дети… Но тренер-то уже был! Переодевался в своей комнатке. Как только Артем пробежал весь большой класс, залез на подоконник, быстрый, ловкий, веселый Артем… День был прекрасный, солнечный, пели птицы, Ника отлично помнит, как она шла по улице и у нее было отличное настроение. Как это могло произойти, почему? Может быть, Артем хотел ее окликнуть, может быть, хотел посмотреть, как она идет по улице, зачем он так высунулся? Этот вопрос останется с ней на всю жизнь. Да, она виновата. И поэтому она потеряла не только брата, но и мать. Ника это знает. Но смириться невозможно.

Однажды прошлым летом они с отцом поехали в монастырь, когда мать разрешила наконец ее навестить. Телефоном она больше не пользовалась, отец узнавал о ее здоровье, звонил раз в месяц настоятельнице, чаще та просила не беспокоить. Ника очень хотела увидеть мать, и когда отец вдруг сказал: «Едем в воскресенье», Ника обрадовалась, стала думать, что привезти матери, решила испечь что-то и отвезти ей цветок, который раньше та больше всего любила, он всегда стоял у нее рядом с рабочим столом на подоконнике.

Она часто представляла себе монастырь. Видела по телевизору другие монастыри, ездила пару раз с родителями и Артемом на экскурсии в Подмосковье, в Псков. И совершенно растерялась, когда они с отцом подъехали к старой кирпичной стене, похожей на стену заброшенного завода. Часть кладки осыпалась, когда-то красивая башня на резко заворачивающем углу стены неровно потемнела, как будто ее облил, балуясь, бурой краской какой-то великан. Они оставили машину невдалеке и обошли монастырь. Ника смотрела на отца и понимала, что он волнуется. Антон начинал что-то говорить, замолкал, ерошил короткие волосы, беспрестанно поправлял очки, снимал их, надевал снова, то смеялся, то хмурился, взглядывая на часы. Они договорились приехать к трем, а приехали раньше.

– Ника, дочка, я, наверно, не пойду, – неожиданно сказал отец. – Иди одна.

– Пап…

– Сразу не пойду. Ты иди, там… поговори с мамой, а я… потом. – Отец растерянно пожал плечами и отвернулся, пряча глаза. – Ну вот так. Прости меня.

– Пап, я одна боюсь… – Ника держала цветок и в нерешительности смотрела на отца. – Я не знаю…

Антон погладил Нику по спине и протянул ей пакет с пирогом, который Ника пекла накануне вечером.

– Мама рада будет тебя видеть, я знаю. Только… Я никак не скажу тебе… Надо было раньше сказать, но я не знал, как ты отреагируешь…

Ника вопросительно взглянула на отца.

– Обещаешь, что… – Антон замолчал.

– Что, пап? Что такое? – Ника встревожено заглянула ему в глаза.

– Я не говорил тебе… Понимаешь… В монастыре нельзя жить, если у тебя есть семья, муж и ребенок… Поэтому я вроде как брат ее…

– А я кто?

– Племянница.

– Ничего себе… Папа… Ты мог мне дома сказать… А ты давно это узнал?

Антон не сразу ответил, виновато крутя головой.

– Ну прости. Сразу знал, конечно. Я же мог позвонить в монастырь и сказать случайно что-то не то… Поэтому Анна меня предупредила. Я сам не знал о таких правилах.

– А как же она… Ничего себе… Как же она – всех обманула, да?

– Я… Если честно, я не знаю, дочка. Раз ее взяли… Разрешили, наверно. Не знаю. Но когда я звоню узнать о ее здоровье и передать привет, то говорю, что звонил брат.

– А они не удивляются, что брат так часто звонит? – усмехнулась Ника. – Что? Или ты мне привет от нее передаешь, а сам… – Ника ахнула от своей догадки. – Пап, я права? Никаких приветов мне мама не передавала, так?

– Не совсем… Не время сейчас говорить… Это я виноват, все не знал, как сказать.

– Молодец! – Ника похлопала отца по руке ниже плеча. – Офицерский поступок! Мужественный, честный.

– Не мучай меня, Ника, пожалуйста.

Ника прижалась к отцу.

– Да, прости. Все хорошо. Я все поняла. Мамой не называть, да?

– Ну… тихо только если. И не плакать.

– Я не буду плакать, – сказала Ника. – Не волнуйся.

Анна молча взглянула на Нику, когда та, увидев мать на лавочке, узнавая и не узнавая ее в черном облачении, робко подошла к ней.

– Привет… – Ника, не зная, как быть, подсела к Анне. – Мам… – как можно тише сказала девочка и постаралась заглянуть Анне в глаза.

Мать сидела с плотно сжатыми губами, глядя перед собой. Руки ее, обветренные, с коротко обрезанными ногтями на загрубевших загорелых руках, тоже были сжаты.

– Мамочка… – Ника от растерянности не знала, что делать с цветком, так и держала его в руках.

– Здравствуй, Ника. Как ты живешь? – Мать говорила глухо и, как показалось Нике, с упреком. Цветок в горшке она даже как будто не замечала.

– Я – хорошо. Учусь.

Анна кивнула, не глядя. Ника, растерявшись, добавила:

– Занимаюсь спортом… мам… катаюсь на лыжах… у меня…

– Катайся, – ответила Анна, встала и ушла, не оборачиваясь.

Ника тоже встала, но идти за ней не решилась. Она посмотрела, как Анна ровным шагом, с каменной спиной, опущенными плечами, дошла до поворота к небольшой пристройке, всей закрытой строительными лесами, чуть замедлила шаг, как будто хотела все же обернуться, но не стала оборачиваться, ушла.

Отец стоял уже в каменной арке на входе в монастырь, читая историю монастыря на темной выщербленной стене.

– Ника? – Антон глянул в лицо дочери, обнял ее за плечи. – Давай выйдем наружу, поговорим, потом, может быть, вернемся.

Ника покачала головой, стаскивая большой платок, который она накидывала перед входом:

– Нет, пап. Я больше туда не пойду.

– Плохо маме, да, дочка?

– Наверно, плохо. Не знаю. Она не захотела со мной говорить. На, возьми, – Ника протянула отцу пакет с пирогом и цветок.

Антон взял у нее все и с грустью посмотрел на дочь. Откуда ей взять столько сил, чтобы еще и пожалеть мать, которая вот так оставила ее. Да, Анне трудно. Но есть же Ника, ей ведь она нужна. Антон не может заменить ей мать, хотя очень старается, чтобы Ника не чувствовала себя одинокой. Но о каких-то вещах он не может с ней говорить. Да и не в разговорах дело. Самому лучшему отцу матерью не стать, что тут объяснять.

– Пойдем. – Не отпуская плечо дочери, Антон вышел вместе с ней на улицу. – Хороший день какой. Да?