Резонансы мужества - Федор Колпаков Страница 6

– Какой-то ты, командир, другой вернулся из госпиталя. Рана? Ногу тянет? – участливо осведомился друг.

– В другом месте рана, Сергей, – ответил он.

Наступление началось 18 января. С тяжелыми боями медленно фронт отодвигался от Ленинграда. Полк Пименова был все это время в первой линии. Михаил окончательно освоился после ранения, втянулся в ритм фронтовых будней. «Мстить, мстить», – стало теперь смыслом каждого дня, что проводил на передовой Пименов.

21 января началось для всей роты командой о воздушной тревоге. Отступающий враг всеми средствами цеплялся за ускользающую инициативу.

Смотря в небо из полуразрушенного немецкого окопа, где его отделение провело ночь, солдаты поняли, что это не штурмовка. В небе над их позицией разворачивался воздушный бой. Пара наших истребителей смело начала бой с парой немецких самолетов. Самолеты, энергично отстреливаясь, кружились над заснеженным полем, стараясь поразить друг друга. Взгляды всех солдат были обращены в небо.

Под занавес боя, когда наши «ястребки», видимо, истратив боекомплект, решили отрываться, в бой вмешались с земли. Выскочив из окопа, Пименов упал спиной на обвалившийся бруствер. Передернув затвор, Михаил на мгновение замер, не в силах остановить ритм сердца, отбивавшего уже ставших привычным: «М-стить, м-стить, м-стить». Один за другим прозвучали несколько выстрелов. Ближний из немецких самолетов, сделав разворот, вдруг стремительно стал терять высоту. Машина с крестами на крыльях врезалась в землю на опушке леса, в нескольких сотнях метров от позиций полка.

Через несколько минут в расположение роты прибыл командир полка майор Осадчий. Он служил в полку уже более полугода, до этого откомандовав батальоном в одном из соседних полков дивизии.

Командир роты доложил ему об обстоятельствах произошедшего. К этому времени в роту вернулась группа под командой одного из командиров взводов, молоденького младшего лейтенант.

Спрыгнув в блиндаж, он, растерявшись, решил было доложить пославшему его командиру роты. Тот подтолкнул его в сторону Осадчего, буркнув:

– Командир полка здесь, ему докладывай.

– Товарищ майор, сбитый «Мессершмит-109» упал метрах в шестистах в направлении тыла полка. Самолет лег на брюхо, летчик убит огнем с земли.

– Как это? – спросил его командир.

– Точно так, товарищ майор. На теле фрица ни одной царапины. Все лицо и шлем залиты кровью, прямое попадание в голову, – продолжил младший лейтенант.

– Вот это да! – удивленно выкрикнул майор, – раньше слышал, чтобы сбивали «фрицев» ружейным огнем, но самому видеть не доводилось. Кто отличился? – спросил он, наконец, у командира роты.

– Командир отделения старший сержант Пименов, – доложил ротный.

– Пименова, ко мне, – дал команду Осадчий.

Тут же появился Пименов, доложил по форме.

В блиндаже собрались еще несколько офицеров соседних рот, сгрудившись за спиной комполка.

– Молодец, старший сержант! – пожимая Михаилу руку, произнес Осадчий, – из чего ты «Мессера» завалил?

– Вот, товарищ командир, из винтовки Токарева, только что получили, – немного волнуясь, такому вниманию, ответил он.

– Вот, а я что говорил. Попробуйте подбить самолет из однозарядной «мосинки», – апеллируя к кому-то незримому выпалил Осадчий, – сколько раз выстрелил?

– Раз пять-шесть.

– Дай взглянуть на винтовку, – приказал довольный такому успеху своего подчиненного офицер.

Пименов снял винтовку с плеча, передал ее майору. Тот отсоединил магазин, глазами поискал, куда бы высыпать из него патроны. Кто-то из офицеров подставил свою шапку.

– Раз, два, три, … семь, – закончил стремительно выбрасывать из магазина патроны Осадчий, – тремя выстрелами! Молодца!

Командир продолжал вертеть винтовку, осматривая оружие, как будто видел его в первый раз:

– Вот так-так! Ага, номер МК 4452, 1942 год, молодца, – не унимался он.

Осмотрев и прочитав все это, он передал оружие Пименову. Михаилу в ладонь высыпали оставшиеся семь патронов.

– Начальник штаба, подготовить представление старшего сержанта Пименова к ордену, – отдал он приказ бывшему с ним начальнику штаба полка, – ах, молодца! – произнес он напоследок.

– Есть! – ответил тот, уводя в сторонку командира пименовской роты.

Офицеры и солдаты разошлись. Михаил отошел в сторонку, накал чувств и волнение потихоньку начали отступать. Окончательно успокоившись, он постарался вспомнить обстоятельства всего произошедшего утром.

Воспоминания складывались в какую-то более-менее ясную картинку. Привычное дело – идти в атаку, но тут какая-то неведомая сила подтолкнула его тогда к брустверу окопа. Капризный, в общем-то, механизм винтовки, тем более новой, с которой был в бою от силы два раза, действовал как часы. Времени прицелиться толком не было. На невероятную долю мгновения он схватил крестовину немецкой машины в прицел винтовки. Но какое-то чувство внутренней силы, уверенности и тот, ставший неотделимым ритм неожиданно будто удвоили, утроили его силы, сноровку и умение.

* * *

Григорий по приезде в Москву, заехал в свою квартиру, что снимал в Выхино. В редакцию добрался к часу дня. Поделился с Радиком итогами поездки.

– Да, жидковато, брат. «Главный», так-то, рассчитывал на твой материал. Как всегда, впрочем, – поддержал его опасения Овчаренко.

– Да я и сам понимаю.

Разговор об итогах он продолжил с выпускающим редактором. Тот обещал поддержать Гришу на планерке и, как смог, выполнил свое обещание. Совещание у главного редактора прошло для Григория ожидаемо непросто.

– Плохо, плохо, – твердил тот, выслушав Григория, – нет изюминки, нет сюжета!

– Я понимаю, Василий Петрович! – оправдывался Сомов, – но там, правда…

– Мало понимать, надо делать, надо хотеть, – начал он свою привычную песню.

Сидевший напротив Григория, Овчаренко, строя гримасы, старался, успокоить друга и просил помолчать. Совещание так и закончилось ничем. «Главный» посоветовал не терять связи с участковым, полистать подшивку, подумать.

– А главное хотеть, – передразнил Радик главного редактора, когда они с Григорием уходили из его кабинета.

Прошло несколько дней, новые задания, сообщения и события как-то незаметно, но очень кстати отодвинули на задний план его неудачную поездку.

Через пару-тройку недель напомнил о себе участковый Ткаченко. В своем письме он писал, что недавно, видимо, день или два назад выписали из больницы Сергея Судьина. Там он провел почти месяц, пока окончательно успокоился.

Далее в письме Ткаченко сообщал, что случайно нашелся, приехал в гости к знакомым, один бывший житель города, который в 1968 году участвовал в установке того самого памятника ЗИС-5, вокруг которого: «рванула шаровуха», – невольно улыбнулся Сомов простоте слога полицейского.