Тревожная осень - Андрей Дымов Страница 6

«Ну его на фиг, – подумал Андрей Семенович около пяти. – Поеду пораньше, так будет легче».

Он попросил секретаря вызвать машину и через 30 минут входил в «Вирайл».

Жизнев стоял у регистратуры, словно поджидая его.

– Здравствуйте, Александр Владимирович. Как поживаете? – Дымов говорил спокойным веселым голосом, а сам лихорадочно подыскивал тему для продолжения разговора, не связанную с причиной своего визита.

Жизнев выглядел усталым. Он был явно не настроен поддерживать светскую беседу.

– У вас что-то не так, Андрей Семенович? – в лоб спросил он.

– Видите ли, – игриво начал Дымов. – Сделал я PSA, а мне говорят «5,64». Вот я и думаю, не многовато ли?

– Нужно делать биопсию, – резко, словно выстрелом, прервал его Жизнев.

Андрей Семенович рассказал ему историю двухлетней давности – о переделанном анализе, своем тридцатипятилетнем опыте работы с лаборантками, которые только и делают, что ошибаются, поэтому их надо контролировать, а анализы переделывать.

Желая перевести разговор в другую тональность, он хотел сказать что-нибудь двусмысленное о хорошеньких лаборантках, но не успел – Жизнев снова его прервал:

– Андрей Семенович, нужно делать биопсию.

Дымов немного растерялся, что бывало редко, а в последние годы, когда он стал заниматься коммерцией, такого почти не случалось. Он взялся разрабатывать новую тему – бессмысленно что-то делать, так как он уезжает на месяц.

– Ведь так, Александр Владимирович?

Но Александру Владимировичу, видимо, надоели препирательства. Да что там – бессмысленность вялотекущего спора была очевидна для обеих сторон.

Жизнев повернулся к регистратору:

– Танечка, дай, пожалуйста, журнал биопсий.

Взглянул на Дымова:

– Есть время на завтра, 10 часов утра. Вас устраивает?

Андрею Семеновичу стало ясно: нужно соглашаться либо уходить – входная дверь из-за страшной жары была широко распахнута. Как же она манила.

Удерживать в клинике силой или уговорами его никто не будет. Всем своим видом Жизнев показывал, что в его деньгах он не нуждается. Но главное, как человек, всю жизнь занимавшийся точными науками, Андрей Семенович понимал: доктор прав, на его месте он повел бы себя точно так же или даже более резко. В конце концов, речь идет о его здоровье. Тем противнее и глупее выглядело его поведение.

Надо было кончать балаган.

– В десять? Вполне. Спасибо, Александр Владимирович. Всего хорошего, извините за сомнения. До завтра, доктор.

Он повернулся и вышел из клиники. В конце концов, сегодня пятница. Нелегкий рабочий день закончился, и надо ехать домой – реализовать конституционное право на отдых.

Андрей Семенович не успел сесть в машину, как раздался звонок на мобильный.

– Папусик, миленький, ты, наверное, забыл, что твоей младшей доченьке послезавтра исполняется восемнадцать лет, и не подумал, что ей надо купить хороший подарочек? – щебетал в трубке голосок дочери. – И вообще, куда ты пропал? Мы ждем тебя, не садимся ужинать.

– Ну что ты, доченька, разве я могу забыть про твой день рождения? – пересилив себя, ответил Дымов. – Я сейчас приеду, и мы все обсудим.

– Но сначала поужинаем, папусик. Мы с мамочкой приготовили тебе что-то очень вкусное, а вот что, я не скажу – это секрет. Приедешь и попробуешь.

– Хорошо-хорошо, конечно. Я буду минут через сорок.

От одной мысли о еде становилось не по себе. Андрей Семенович не представлял, как будет запихивать в себя это вкусное. Но делать нечего. Он должен не только оценить кулинарные способности своих женщин, но и похвалить их.

Когда умер отец, и на плечи Андрея легла забота о больной матери и сестре, ему было пятнадцать лет. Это закалило юношу. Он уже в девятом классе знал, что свои проблемы должен решать сам, а близких необходимо ограждать от неурядиц, которыми в молодые годы его щедро «баловала» жизнь. Такое поведение по отношению к близким стало частью его натуры. Вот почему со всеми неприятностями и тревожными вопросами, какие можно скрыть от жены, Андрей Семенович разбирался сам. Зачем грузить супругу и подрастающих дочерей проблемами, решать которые он будет сам? События сегодняшнего дня тоже должны остаться тайной для семьи. Будет ли ему тяжело это скрывать? Конечно. Но на то он и мужик – глава семьи. Такова доля, определенная Всевышним, который создал его мужчиной.

За ужином они обсуждали, что купить дочке на день рождения и где его отмечать. Ни по выражению лица, ни по интонациям Андрея Семеновича никто из домашних не догадался, что его мысли были очень далеки от семейного торжества и вкусной творожной запеканки. Пока семья в полном составе сидела за столом, Дымов мечтал об одном: посоветоваться с кем-нибудь, делать ли завтра биопсию.

Если бы Андрея Семеновича спросили, зачем ему нужен совет, он, наверное, не смог бы ответить. После встречи с Жизневым он прекрасно понимал, что биопсию делать надо и тянуть с этим до окончания отпуска бессмысленно. Ведь после почти месячного отсутствия на работе появится гора неотложных дел и пара срочных командировок, которые не отложить. И что в результате? Двухмесячное затягивание с ответом на вопрос. Глупо.

За тридцать пять лет работы в НИИ, где все важные вопросы официально разбирали на ученом совете, то есть коллегиально, Андрей Семенович привык, принимая решение, для проформы с кем-нибудь советоваться. Сейчас он поступит так же.

Под предлогом необходимости срочно написать статью Андрей Семенович закрылся в комнате и набрал номер Эдмонда Протасовича:

– Помните, как познакомили меня с доктором Жизневым? Сегодня я был у него. Меня направила к нему Анна Ивановна. Он (Дымов соврал для вежливости) просил привет вам передать. Мой последний PSA равен 5,64. Но вы же помните, как я его переделывал?

И Андрей Семенович в третий раз за день затянул песню про ошибающихся лаборанток и месяц грядущего отсутствия, от которой его самого уже тошнило.

Добрейший Эдмонд Протасович молча слушал, и Андрей Семенович представлял себе, как доктор покачивает своей большой лысоватой головой в такт его словам, а может, еще и ногой в уютной домашней тапке. Покачивает и думает, как бы повежливее послать разговорчивого пациента, причем, с точки зрения самого Андрея Семеновича, вполне заслуженно.

– Вам, конечно, виднее, – наконец вклинился в монолог Андрея Семеновича Эдмонд Протасович. – Делайте как вам удобнее. Может, действительно есть смысл подождать начала сентября. Месяц в этой ситуации ничего не решает. Можно и анализ на всякий случай пересдать.

Дымов решил, что благословение получено, но вдруг, прощаясь, Эдмонд Протасович достаточно жестко для своего мягкого характера сказал:

– Но лучше не тяните. Знаете, всякое бывает. Я стучу по деревяшке.

Закончив разговор, Дымов с минуту слушал короткие гудки в трубке, пока не сообразил, что ее надо положить. Такие слова в переводе с языка Эдмонда Протасовича могли значить одно: «Беги срочно».