На нарах с Дядей Сэмом - Лев Трахтенберг Страница 6

На столе лежала какая-то книжка, распечатанная на ксероксе.

– Возьмите это и внимательно изучите. Здесь правила поведения в тюрьме и ответы на все возможные вопросы. Очень рекомендую полностью придерживаться наших правил игры, – ведущий, или по-английски «кейс воркер», хитро улыбнулся и протянул мне брошюрку.

– Да, кстати, у меня к вам есть несколько вопросов, – продолжал управляющий моей тюремной жизнью. Он вытащил из ящика еще одну анкету.

– Сотрудничали ли вы с правоохранительными органами и ФБР в ходе следствия? Есть ли у вас причины бояться кого-либо из заключенных? Давали ли вы показания против кого-либо? Нет ли у вас желания покончить жизнь самоубийством? Не хотите ли вы кого-нибудь убить в настоящее время?

Поскольку на все вопросы я ответил: «Нет, нет, и еще раз нет», мистер Кэрпман удовлетворенно хмыкнул и протянул мне листок:

– Распишитесь внизу, заключенный Трахтенберг. Вы поступаете в корпус 3638 на Южной стороне тюрьмы. С вами мы увидимся через месяц-полтора. Пока что вашим канцлером [11] будет мистер Смит, но это временно. Сейчас вы пройдете в госпиталь, а потом – в карантин для новых заключенных. Ну что ж, удачи вам и с наступающим Днем независимости.

Наверное, Кэрпман не понял, что последняя фраза прозвучала двусмысленно, ведь я окончательно потерял свою собственную независимость в канун американского праздника свободы.

Размышляя о превратностях судьбы, я попал в какое-то другое помещение.

Новый веснушчатый охранник пересчитал мои триста долларов, выдал расписку и бросил конверт в щель в стене.

– Слушай, парень, – достаточно дружелюбно произнес он. – К сожалению, воспользоваться своими зелеными ты сможешь только через неделю. Это все из-за долгого уик-энда и праздников. Не переживай, найдешь своих земляков – «хоум бойз» [12], и они тебе помогут на первых порах. Пойдем, а то до проверки остается совсем мало времени.

Он достал из кладовки куль с тоненьким хлопчатобумажным одеялом и застиранным постельным бельишком, передал его мне, и мы вышли на зону.

Я шел впереди, охранник сзади. Из окон выглядывали чернокожие физиономии, редкие встречные зэки рассматривали меня в упор и не отводили глаз.

Белых лиц пока я не видел.

Кто-то показывал на меня пальцем, кто-кто посмеивался. Я чувствовал себя в совершенно враждебном окружении. «Ну вот, сейчас все только и начнется», – жалел я себя.

В то же самое время я старался идти как можно увереннее и наглее. Такую походку я выработал три года назад в своей первой тюрьме. Она напоминала поступь самцов человекообразных приматов, которых я видел на канале «Discovery».

Я немного пружинил, свел плечи вперед и слегка согнулся. От осознания нелепости и абсурдности всей сегодняшней ситуации я слегка улыбнулся.

Еще через десять минут мы оказались в больничке – «медицинском департаменте» Форта-Фикс. Приемную эстафету подхватила не менее заторможенная тюремная эскулапша.

Несмотря на ее медлительность, медицинское освидетельствование заняло не более пяти минут.

Дежурная чернокожая санитарка засунула мне в рот термометр и измерила давление. На столе лежала очередная анкета: «Этим болел? А этим? А вот этим? На что жалуешься? Какие лекарства принимаешь? Употреблял ли наркотики?» – бормотала она с сильным ямайским акцентом.

Я что-то отвечал, она что-то помечала в своем списке.

– У меня кое-какие проблемы со спиной», – осмелел я перед Человеком в Белом Халате и достал одну из справок, выданных моим многолетним семейным врачом.

«Докторица» быстро и явно машинально выписала мне пропуск на нижнюю койку.

– Все, тебя вызовут к нам через пару недель. Смотри свое имя в списке. Добро пожаловать в Форт-Фикс!

Напоследок она улыбнулась большим зубастым ртом, вывела меня из больничного блока и объяснила, куда идти.

Я зашагал в свой корпус «временного проживания», который назывался достаточно просто: «Прием и ориентация». Под мышкой был зажат мешок с бельем, в левой руке – конверт с документами.

Начинался легкий дождь. Из-за угла показалась трехэтажная казарма из красного кирпича.

У входа стояла толпа моих новых друзей и соседей.

Было начало пятого. Я медленно пробивался через толпу зэков, теснившихся у входа в корпус 3638. Они явно нервничали в предвкушении раннего тюремного ужина.

По-прежнему ни одного белого лица.

Я волновался и проклинал себя вместе со всеми заинтересованными лицами, из-за которых оказался в тюрьме. Что-то похожее испытывал герой Леонова из «Джентльменов удачи» перед входом в свою камеру.

Тем не менее разрывать на себе майку с истерическими криками «скольких я порезал», мне не хотелось – я рассчитывал на спокойный и беспроблемный прием. Хотя план «Б» с участием активных боевых действий в голове существовал.

Вдруг откуда-то слева и сверху раздался чей-то хриплый молодой голос. Кто-то громко и заинтересованно спросил меня на великом и могучем: «Ты русский?»

Я удивленно поднял голову: совершенно не рассчитывая, что меня раскусят так быстро.

Из окна второго этажа свесилась крайне деловая и коротко остриженная пацанья голова.

У меня перед глазами сразу же всплыл образ какого-то лихого беспризорника из «Педагогической поэмы» великого воспитателя А.С. Макаренко. Эта книга мне нравилась, и я ее даже пару раз перечитывал. Последний – лет пятнадцать назад.

И в книжке, и здесь на первое место выступал плохо управляемый мужской коллектив.

– Да! – обрадованно ответил я, разглядывая моего нового знакомого.

Сказать, что я возликовал, встретив русского в самом начале моего заточения, – не сказать ничего! Мой увядший было боевой дух начинал опять приходить в норму.

В тот момент он скорее играл марш Преображенского полка и громко дул в фанфары: «Ура, я не один!»

– Ты в какой камере? – по-деловому спросила голова. Мимолетом я успел рассмотреть, что ее хозяину лет 25–28.

– Не помню, кажется, в двести пятнадцатой. Ты не знаешь, где это? – ответил я, глядя вверх и продолжая сжимать свои пожитки в правой руке.

– Это здесь, недалеко от меня. Поднимайся, я тебя сейчас встречу, – любезно закончил черноголовый беспризорник, ловко выбрасывая сигаретку из окна.

За нашим иноязычным диалогом заинтересованно наблюдало как минимум человек тридцать черных и латиноамериканских зэков. Кто-то из них не удержался и спросил: