Самая прекрасная земля на свете - Грейс Макклин Страница 60

Начались занятия. Завод заработал. Когда в первый понедельник после каникул я спустилась к завтраку, папа жарил сосиски.

— Сосиски! — сказала я.

Папа сказал:

— Это в честь возвращения.

Я поставила на стол две тарелки. В кухонное окно просачивалось жидковатое солнце, падало нам на руки. Папа съел три сосиски, а я две.

В классе миссис Пирс ставила в вазу подснежники. Она сказала:

— Джудит! Ну, как жизнь?

— Хорошо, миссис Пирс, — ответила я.

Она сказала:

— А выглядишь ты получше!

— Да, — сказала я. — А как вы, хорошо отдохнули?

— Прекрасно. И забастовка закончилась! Представляю, как твоему папе полегчало. Да и всем тоже; как-то здесь было неуютно, пока бастовали.

Следующую минуту мы обе молчали и слушали, как стучат капли в ведре. Миссис Пирс рассмеялась:

— Вот еще заделали бы эту крышу!

И тут я сказала:

— А вы не знаете, Нил придет в школу?

— Уже пришел, — сказала миссис Пирс. — Ему гораздо лучше.

— Здорово! — сказала я.

Через некоторое время вошли остальные. Когда я увидела Нила, внутри у меня екнуло. Он шел на костылях. Был он очень бледным, даже бледнее, чем раньше, и все время смотрел себе под ноги, так что я не смогла разглядеть его лицо. А потом разглядела. Лицо и шрам, который длинной полоской тянулся от глаза.

Он увидел, что я на него смотрю, вот только лицо у него теперь было не такое, как раньше. Оно было пустым; не грустным, а — никаким. Я даже не поняла, узнал ли он меня. Мне показалось, он смотрит сквозь.

Миссис Пирс сказала:

— Класс номер восемь, а у меня для вас новость. Мистер Дэвис прислал письмо, в котором спрашивает, хорошо ли вы себя ведете. У его дочери только что родился малыш, и он помогает за ним ухаживать.

Джемма сказала:

— А он вернется?

Миссис Пирс сказала:

— Нет, он решил досрочно выйти на пенсию.

Я ужасно обрадовалась — ведь это значило, что миссис Пирс останется у нас насовсем.

Вечером, вернувшись домой, я расстелила скатерть и поставила в середину стола бутылку. Потом пошла в сад. Там было темно, и капало, и воздух кусался. Сквозь голые ветки вишни было видно гору и остатки дневного света, которые мерцали, точно угли. Я набрала подснежников, как и миссис Пирс, вернулась в дом и поставила их в бутылку в середине стола.

В тот вечер свет никак не хотел гаснуть. Я слышала, как в переулках играют малыши, катаются на велосипедах, будто уже весна. Вернулся папа, он был очень бледным, но улыбался, причем настоящей улыбкой. Я спросила, как там на работе, он ответил — все нормально. Сказал, что очень рад больше не ездить на этом автобусе.

Когда мы ужинали, я спросила:

— А Дуг Льюис пришел на работу?

Папа ответил:

— Нет. Я понятия не имею, где он.

Целую минуту мы молчали. А потом я сказала:

— Как тебе картошка?

— Замечательно, — ответил папа.

После ужина папа сказал:

— Подойди-ка сюда.

Он вытащил из кармана рекламное объявление. Оно было красно-бело-синим, на нем была фотография воздушного шара и надпись: «Полет, который вы запомните на всю жизнь! Вы увидите мир таким, каким еще никогда не видели!»

Папа сказал:

— Хочешь полетать?

— Да!

— Ну и хорошо, — сказал он. — Значит, решено.

Он зажег камин в передней комнате, и я села у его ног — он потягивал пиво, а языки пламени озаряли все вокруг. Я подумала, что давно уже все в жизни не было так хорошо: папа никогда не предлагал мне полетать на воздушном шаре, и если только он снова начнет ходить на собрания, тогда все совсем наладится.

Дальше все тоже шло хорошо: на следующий вечер я приготовила макароны с сыром, и папе они очень понравились, хотя они были из пакетика, а потом он снова зажег камин в передней комнате. А на следующий день погода была солнечной. Джемма, Рианна и Кери прыгали на школьной площадке через скакалку, и когда к ним подошел Нил, Джемма сделала вид, что не видит его, а вот мне они тоже разрешили попрыгать.

А вечером мы с папой обошли сад, и папа сказал, что через некоторое время тот будет выглядеть гораздо лучше, вишня снова отрастет, и дипсис тоже, и зимние розы. Он сказал, что на самом деле пожар даже пошел на пользу, удобрил почву.

В четверг я заставила себя подойти к Нилу и заговорить с ним, хотя сердце билось так медленно, что я испугалась — сейчас и вообще остановится (только зря я волновалась, потому что после разговора оно забилось в два раза быстрее обычного). Я подошла к его парте и стояла там, пока он не поднял голову, а потом сказала: «Я рада, что ты поправился», — не особо ловко вышло, но ничего лучше я не придумала.

По правде говоря, я не уверена, что он меня слышал. Он посмотрел сквозь меня, потом снова уставился в учебник. Я постояла еще минутку, потом пошла на свое место.

В этот вечер папа сделал еще одну вещь, которую давно откладывал: он начал разбирать забор. Он действовал ломом, раскачивая его взад-вперед, а Майк ему помогал. Доски визжали и лопались, и в палисаднике скоро образовалась целая куча битого стекла, цемента и ломаных досок. Латунную ручку папа забрал в дом и поставил на каминную полку — там она мрачно посверкивала. Будто бы знала, что больше никому не понадобится.

Я приготовила на ужин спагетти-болоньезе: пожарила лук и фарш и сварила макароны, папе осталось только перемешать. Я попросила; а давайте сделаем вид, что соус не из банки, и мы сделали вид, и пока мы ели, Майк сказал папе:

— Дашь мне повара напрокат?

А папа сказал, что еще подумает, и я уже и не помнила, когда мне было так хорошо.

А потом, когда Майк ушел и мы мыли посуду, я сказала:

— А давай пригласим в гости Мэй, Элси и Гордона.

— Не сейчас, — сказал папа.

Я подождала минутку, потом спросила:

— А ты будешь опять ходить на собрания?

А папа сказал:

— Джудит, я не хочу об этом говорить.

Так что мы не стали.

Но потом, уже у себя в комнате, я сказала Богу:

— Пожалуйста, помоги папе.

Бог сказал:

«Я не могу ему помочь. Разве что он сам себе поможет».

— Он же пытается.

«Скажи ему, чтобы пытался получше».

Я забрала дневник с собой в кровать, перевернула три страницы и написала: «Как, папе лучше?» Потом перевернула еще три и написала: «А теперь?» Все переворачивала и все писала, так и уснула с дневником под боком.