Семья Мускат - Исаак Башевис Зингер Страница 60

Он хотел, чтобы уже на следующее утро мы пошли к раввину прямо здесь, в Берне, однако я отказалась наотрез. Он же от нетерпения чуть с ума не сошел, и тогда я подумала: что ж, чему быть, того не миновать. Однажды, матушка, ты сказала мне одну вещь, которую я запомнила на всю жизнь: „Женитьба и смерть — это то, чего при всем желании нельзя избежать“. Подумать только, молодой человек, который еще совсем недавно взялся готовить к печати папину рукопись, занял в моей жизни папино место — он ведь и говорит точно так же! Теперь-то я понимаю, что и я люблю его, он очень близок и дорог мне. Я влюбилась в него после свадьбы — у вас с папой было ведь то же самое!

Свадьба, естественно, была скромной. Аса-Гешл познакомился с несколькими молодыми людьми из России. Встретился он с ними в ресторане, где они обычно обедали, и они, все вместе, пришли на церемонию. Мы купили кольца, коврижку с медом, вина — и больше ничего. Служка записал наши имена и выдал брачное свидетельство. Оказалось, что, по еврейскому Закону, если мы, не дай Бог, когда-нибудь разведемся, ему придется заплатить мне двести гульденов. Забавно! В комнате раввина зажгли две свечи и надели на Асу-Гешла белые одежды. Я так расчувствовалась, что чуть не разрыдалась. На мне были мое черное шелковое платье и шляпка, которую я купила перед отъездом из Варшавы. Жена раввина подвела меня под хупу. Нет нужды говорить тебе, дорогая матушка, что я и представить себе не могла, что тебя не будет на моей свадьбе. Я все время думала про тебя и про папу. Помню, как я смеялась, когда видела рыдающую невесту в вуали, а теперь, признаюсь тебе, всплакнула и сама. Пришлось закрывать глаза носовым платком. Раввин произнес молитву и протянул нам бокал вина, из которого полагалось отпить по очереди. Ну а потом Аса-Гешл надел мне на палец кольцо. Четыре человека держали над нами свадебную хупу. На том дело и кончилось. После этого мы все отправились в гостиницу и заказали прекрасный обед с вином. Один из гостей принес бутылку шампанского.

Ночь мы провели в моей гостинице и были так счастливы, что передать тебе не могу. А утром отправились в свадебное путешествие. Сначала — в Лозанну. Поезд шел вдоль горной цепи. Ты и вообразить не можешь, как красивы горы ранним летом. Казалось, сама природа радуется нашему счастью. Потом поезд идет вдоль Женевского озера. В Лозанне мы прожили два дня в еврейском пансионе, где познакомились с несколькими очень интересными людьми. Пища в пансионе была строго кошерной. Все, по-видимому, знали, что мы только что поженились, и в наш адрес отпускались соответствующие шуточки. Как-то Аса-Гешл чуть не подрался с одним из постояльцев, большим болваном. Он застенчив, как ребенок, и стремится все от всех скрыть. В то же время вещи он говорит совершенно невероятные, и приходится поэтому все время следить за тем, чтобы его не поняли превратно. Надо тебе сказать, что за последние два месяца занимался он крайне мало. Ему предстоит квалификационный экзамен, однако вместо того, чтобы к нему готовиться, он тратит время на чтение совершенно бесполезных книг. Самодисциплина у него напрочь отсутствует, однако можешь быть спокойна: теперь я за него возьмусь. Человек он очень способный и, не сомневаюсь, пойдет далеко. Он не сознает, как ему повезло, что он выбрал такую жену, как я. Без меня он бы здесь пропал.

Из Лозанны мы переехали в Монтре. Городок находится внизу, а вверх террасами поднимаются виноградники и пастбища. Иногда кажется, что в любой момент все — и виноградники, и пастбища — рухнет вниз. Когда мы приехали, в Монтре был праздник. Мальчики и девочки щеголяли в национальных костюмах. Швейцарцы беспечны, как дети. Мы, иностранцы, для них не существуем. Переночевав в Монтре, мы отправились в деревню под названием Висп, откуда доехали поездом до Церматта. Из этой деревни хорошо видны покрытые снегом, точно зимой, горные вершины Маттерхорна. Асе-Гешлу все ужасно нравилось. В Церматте мы провели два дня и от восторга буквально лишились рассудка. Не могу передать тебе и тысячной доли тех впечатлений, что выпали на нашу долю. Оттуда мы должны были ехать в Италию, она ведь совсем близко, однако Аса-Гешл не хотел, чтобы я тратила столько денег. В каких-то отношениях он и в самом деле ужасно смешной. Он, например, носит с собой книжечку, куда записывает каждую потраченную нами копейку. Эти расходы он записывает в графе „Долги“ и трясется над каждым сантимом. Да, он ведь дает уроки, которые приносят ему несколько франков.

Дорогая матушка, сейчас мы опять в Берне. Мы по-прежнему живем в гостинице, но ищем квартиру. Посылаю тебе с этим письмом свидетельство от раввина, подтверждающее законность нашего брака. Надеюсь, что теперь Мускаты пришлют мне обещанные две тысячи. Конечно, я могла бы отложить свадьбу и месяцами откладывать по десять рублей в неделю; ты же помнишь, что, согласно достигнутой договоренности, я должна была выйти замуж в течение полутора лет. Но я решила, что этой договоренностью не воспользуюсь. Уверена, если у них есть хоть капля семейной гордости, они не захотят, чтобы я потерпела финансовый крах, и передадут мне эту сумму в качестве свадебного подарка. Будь твой муж жив, он бы не стал экономить на подарках. Не забывайте, мы оба студенты и зарабатывать возможности не имеем. Многократно тебя целую и желаю и тебе и нам искреннего мазлтов, ибо знаю, что ты счастлива за нас не меньше, чем мы сами. Аса-Гешл послал телеграмму матери, но ответа пока не получил. Судя по его рассказам, члены его семьи — люди набожные и примитивные. Живут они точно так же, как жили в Средние века. Да и у Асы-Гешла, человека современного и образованного, предрассудков тоже хватает — понять его бывает иногда очень сложно.

Пожалуйста, напиши мне, как у тебя дела. Получила ли ты наконец дом, который оставил тебе мой покойный отчим? Хочу знать об этом во всех подробностях. Адаса уже вышла замуж? Вы ходили на свадьбу? Что говорят в семье о моем браке? Прошу, напиши обо всем. Аса-Гешл обещает, что напишет тебе отдельно, пока же шлет самые теплые пожелания. Целую тебя тысячу раз.

Твоя дочь, которая надеется скоро повидать тебя в добром здравии

Аделе Баннет».

2

Из дневника Адасы

3 июля. Он женился на Аделе. В Швейцарии.

4 июля. Бессонная ночь. Меня преследует страшная мысль: он мне пишет, а мама его письма от меня прячет. Лежу без сна до рассвета. Мне мерещится, как я вырываю его письма из маминых рук.

Вечером. Почему наша религия не позволяет еврейской девушке пойти в синагогу и помолиться? Читала псалмы в польском переводе. Помню, как-то раз увидела, что бабушка рыдает, читая молитвенник, и стала над ней смеяться. Да простит меня Бог! Теперь же я сама увлажняю страницы слезами. Господи, пожалуйста, верни мне мою веру. Я хочу умереть — но не раньше мамы. Мне становится страшно, когда я представляю себе, как она идет за бездыханным телом собственной дочери. Я и так доставила ей столько неприятностей.

Середина ночи. Бог создал все — небеса, землю и звезды. И все — по воле Своей. Какое же это огромное утешение! Если Бог хочет, чтобы мы страдали, мы должны страдать, и страдать с благодарностью. Этого нельзя забывать!!!

5 июля. Пришло объявление о свадьбе на иврите и немецком. Мне его принесла Шифра. Думаю, Аделе специально отдала его напечатать, чтобы прислать сюда, в Варшаву. Чтобы нам нами над всеми позлорадствовать. Как это по-детски и как отвратительно. Они в Берне. Уверена, он несчастлив — но не так, как я.