Гадальщик на камешках - Мирча Элиаде Страница 61

— А может быть, мы все-таки потанцуем? — отважился на новую попытку Владимир. — Сейчас около пяти. Поедем мы не раньше половины восьмого. Танцы — лучшее средство всем поближе познакомиться…

— Да вы, кажется, наговориться никак не можете, — сказала доамна Соломон. — Тощища…

Оба опять замолчали. Владимир считал, что танцы — достаточно серьезный повод, чтобы ему вернуться в сад.

— А приятель кто у него? — вновь начала разговор доамна Соломон.

— Я только сегодня с ним познакомился. Отрекомендовался инженером по сельскохозяйственной технике. Стере его напугал, заставляя нам петь в саду.

— Стере и есть Стере, — уронил доамна Соломон.

Владимир чувствовал — ему пора ретироваться: Аглая в любую минуту могла заговорить о своих семейных делах и он должен будет ее слушать, без особого желания встать на чью-либо сторону.

— А что, если предложить нашей компании прогуляться по деревне? — неожиданно спросил он.

Аглая недоуменно на него взглянула. И чуть было не сказала: «Второй Жорж, точь-в-точь», но не сказала, потому что открылась дверь и вошел домнул Соломон.

— Тебя ищет Лиза, — сообщил он жене, обмахиваясь носовым платком. И обратился к Владимиру: — Жаль, что ты ушел! Как он красиво говорил! Имейте в виду, господа, этот молодой человек необыкновенно учен и его ждет большое будущее… — И опять повернулся к жене: — В монастырь мы с тобой едем, я молодежи пообещал. И забыл тебе сказать, — прибавил он минуту спустя, — там будут Замфиреску. Они приехали прямо из Бухареста. Устраивают что-то вроде пикника.

Доамна Соломон неожиданно проявила интерес:

— А откуда ты знаешь?

— Видел слугу господина судьи. Он пришел в деревню за сифоном.

Владимир, воспользовавшись тем, что доамна Соломон занялась разговором, выскользнул в сад. Все стояли кружком возле вишни. Капитан Мануилэ уже не дичился, дружески беседуя с Дориной и Лизой. Рири и Стере болтали со Стамате.

— Скажите мне, о чем вы тут толкуете, — вступил в разговор Владимир, силясь скрыть досаду.

Еще только подходя к этим сблизившимся, дружески беседующим людям, он чувствовал, что о нем все забыли, что никто и не вспоминает тех оригинальных идей, тех тонких замечаний, которые высказывал он, усадив на травку обоих гостей. Самолюбие его страдало: кто, как не он, повел разговор всерьез, пожертвовав собой, взяв на себя обоих незнакомцев, и от низменной обыденной болтовни перешел к проблемам бытия и серьезным книгам. Без него капитан никогда бы не решился заговорить о том, о чем он заговорил…

— Я говорил о ересях, молодой человек, и… — начал капитан Мануилэ.

Владимир благодарно улыбнулся ему, подходя.

Но Дорина не дала договорить.

— Все-таки скажите, о чем вам думается, когда глаза у вас смотрят словно бы в пустоту? — вернулась она к прерванному разговору.

— Понятия не имею, о чем думаю я, когда гляжу в пустоту, — отозвалась Лиза.

И она была оживлена, ей была любопытна затронутая тема.

— Обычно настолько устаешь, что ничего и вспомнить не можешь, — подхватил разговор Владимир.

— А бывало так, что вам вдруг казалось, будто все уже было когда-то? — с живостью спросила Дорина. — Ну, например, вы уже стояли здесь же в саду с теми же людьми и даже говорили те же самые слова?!.

Проблема, видно, занимала ее до крайности, потому что, не дожидаясь ответа капитана, она принялась говорить сама, пытаясь передать оттенки своих ощущений:

— Знаете, когда я вдруг чувствую, что все-все уже было мной прожито, мне становится по-настоящему страшно…

И тут ей показалось, что даже это с ней когда-то было. Да нет, не может быть. «Капитана Мануилэ я еще не встречала», — подумала она, успокаиваясь. И все-таки почувствовала что-то вроде головокружения.

— Иногда мне жаль, что я не записался и на философию, — проговорил Владимир. — Вопросы, связанные с душой человека, ни филологией, ни историей не разрешишь…

На веранду вышел домну л Соломон.

— Кому чаю, кому кофе, кому патефон?! — весело выкрикнул он.

Стамате засмеялся — так уместно показалось ему внезапное вторжение. Стере рассказывал о сыпняке в Яссах во время войны, и его громкий голос заглушал разговор по соседству. Но время от времени Стамате все же совершенно отчетливо слышал то, что говорила Лиза. И ему очень хотелось ей ответить. Столько хочется всего сказать, добавить. И с Рири тоже хочется поговорить, она производит такое милое, приятное впечатление.

— Решайтесь как можно скорее, — вновь раздался голос домнула Соломона.

— Я бы немного потанцевала, — прошептала Рири.

Все потянулись к веранде. Стамате немного поотстал.

— У меня аналитический ум, — различил он Лизин голос.

Из Фьербинць выехали с закатом. Жары уже не было в помине. Небо понемногу прояснялось и казалось выше.

— Вечер обещает быть чудесным, — сказала Дорина, повернувшись лицом к капитану Мануилэ.

— Жаль, что дорога у нас не заасфальтирована, — посожалел Владимир.

Автомобилю и впрямь доводилось туго. Дождей давно не было, толстой белой подушкой лежала пыль.

— Как только выедем на опушку, дорога выровняется, — пообещал шофер.

Откинувшись на мягкую спинку, Лиза с жадностью вдыхала сладкий полевой воздух. Как хорошо, что Стере поедет потом, позади, в другом автомобиле, они отправятся, наверное, через полчаса, не раньше…

— Это что за звезда? — спросила Дорина, вдруг неожиданно резко вскинув руку.

— Венера! — воскликнул Владимир. — Ты что, совсем не знаешь астрономии?

Капитан Мануилэ улыбнулся и, не поднимая глаз, любезно сказал:

— Барышня никогда не была влюблена… О Венере узнают и без астрономии…

— Узнают, — согласилась Лиза. — А Эминеску писал…

Дорина попыталась припомнить, что писал Эминеску, но припомнила едва лишь несколько строчек.

— Как хорошо, должно быть, жить за городом, в маленьком деревенском домике!.. — снова заговорила Лиза.

Сейчас она верила, что была бы по-настоящему счастлива в маленьком домике в лесу, на берегу озера, неподалеку от Бухареста. Недавно она смотрела американский фильм, и там как раз были эти прелестные домики на окраине — белоснежные, с просторными верандами, затененные большими деревьями. В Снагове тоже белоснежные роскошные виллы, и глядятся они прямо в озеро, и моторка ждет у причала прямо возле ступенек веранды и слегка-слегка покачивается. Как в заграничном кино…

— Сбежать от толпы, шума, телефонных звонков, — добавила она, мечтательно глядя в небо.

Теплый деревенский вечер дышал тишиной и покоем, и Лизе так захотелось почувствовать себя смертельно усталой, выпитой городской суетой, и тогда уже сладострастно наслаждаться непривычной окружающей красотой. Она вообразила себя светской львицей, утомленной безумствами ночных оргий, пересыщенной дипломатическими приемами и балами, разочарованной в любовных играх, — словом, героиней фильма, которую жизнь лелеет и балует, а она в глубине души таит горечь, ожидая чего-то другого, всегда чего-то другого…