Путешествие хорошего пса - Брюс Кэмерон Страница 61

Сиджей поднялась, я тоже вскочил на ноги, но она всего лишь запрыгнула на стул к Тренту, прижавшись лицом к его лицу. Они начали клониться, падая в сторону.

— Ладно, а теперь держись, — сказала Сиджей, и они соскользнули со стула на пол. Какое-то время они там боролись, а я следил за Сникерс, которую, казалось, вообще ничто не трогало. Зато от моей девочки и Трента исходила любовь, большая и сильная.

Постепенно Сникерс стала более ласковой. Бывало, проходя по комнате, она без предупреждения меняла маршрут, подходила ко мне и начинала тереться головой о мою морду или лизать мои уши. Но она больше не хотела со мной бороться, как раньше. Я не мог избавиться от чувства, что время, которое она провела без собаки, было для нее нелегким.

Прохладными вечерами Сиджей и Трент сидели на балконе, обернувшись в одеяло, а холодными ночами они лежали вместе на диване. Иногда Сиджей надевала туфли с вкусным запахом, и они куда-то уходили вечером, а когда возвращались, были всегда счастливы. Впрочем, даже если бы она приходила печальной, вряд ли бы я стал что-то делать с этими туфлями.

Мы гуляли по улицам и в парке. Иногда Сиджей засыпала на одеяле в траве, а Трент ложился рядом с ней и смотрел на нее, улыбаясь.

После проведенного дня в парке я всегда чувствовал ужасный голод, и когда мы приходили домой, мои мысли были только о еде. В один прекрасный день я нетерпеливо пританцовывал вокруг Трента на кухне, ожидая, пока он приготовит мне ужин, и тут произошло небольшое изменение привычного хода вещей.

— Мое обучение затянулось. Когда я получу степень магистра, мне будет уже за тридцать. В пятнадцать я думала, что в этом возрасте уже буду старушкой. — Сиджей подняла мою миску в воздух. — Ладно, Макс. Молись.

Я напрягся. Я хотел получить свой ужин, но эта команда имела смысл только при запахе, который я иногда ощущал у дыхания Трента.

— А со мной он всегда так делает, — отметил Трент. — Макс? Молись!

Я подошел к Тренту, и, когда он наклонился, я почуял запах и подал сигнал.

— Хороший пес! — похвалил меня Трент.

Сиджей поставила мою миску на пол, и я побежал есть. Я чувствовал, что она стоит надо мной, прижав руку к губам.

— Что случилось? — спросил Трент.

— Макс никогда не молится мне. Только тебе.

— И что с того?

Я уплетал свою еду.

— Хочу попробовать кое-что, когда он закончит, — сказала Сиджей. Я был полностью сосредоточен на еде. А закончив, вылизал миску. — Хорошо, зови его.

— Макс! Ко мне! — позвал Трент. Я послушно подошел и сел. Были времена, когда он подзывал меня и каждый раз давал угощение… Увы, эти времена почему-то прошли.

— А теперь нагнись к нему, будто ставишь миску с едой на пол, — сказала Сиджей.

— Что мы делаем?

— Просто послушай меня. Пожалуйста.

Трент наклонился ко мне. Сегодня этот запах был особенно сильным.

— Молись! — скомандовала Сиджей.

Я послушно подал сигнал.

— Сиджей, что? Почему ты так смотришь?

— Я хочу, чтобы ты кое-что сделал для меня, — ответила Сиджей.

— Ты о чем?

— Сходи к врачу.

Весь следующий год Трент был очень болен. Когда его рвало в ванной, Сиджей расстраивалась точно так же, как раньше, когда это происходило с ней, а я всегда переживал за них обоих и скулил.

С головы Трента исчезли все волосы, и я смешил его, облизывая ему череп, когда он лежал в постели. Сиджей тоже смеялась, но за ее смехом скрывалось постоянное тревожное беспокойство.

— Я не хочу, чтобы это Рождество было последним с моим мужем, — сказала она той зимой.

— И не будет, дорогая, обещаю, — ответил Трент.

Наблюдая за буйным поведением Графа рядом с Сиджей, я понял, как нужно вести себя с больным человеком, поэтому старался быть спокойным и ласковым. Раньше моей работой было защищать Сиджей и Трента от угроз, и я справлялся, а сейчас моя работа заключалась в том, чтобы защитить их от печали, и это требовало совершенно другого набора навыков.

Несколько раз в неделю мы с Сиджей ходили полежать на кушетке. Люди, которые суетились вокруг моей девочки, меня знали и любили, и гладили, и говорили, что я хороший пес. Они ко мне так относились, потому что я тихо лежал, а не скакал по комнате. Теперь каждый раз, когда мы выходили из заведения с кушеткой, мне казалось, что моя девочка уже не так больна, как в самом начале наших визитов сюда. Впрочем, я всего лишь собака и могу ошибаться.

Однажды вечером Сиджей и Трент сидели обнявшись на диване, а я зарылся в укромное местечко между ними. Сникерс наблюдала за нами немигающими глазами из другого конца комнаты. Вот интересно, о чем думают кошки, и думают ли они вообще.

— Я хочу, чтобы ты знала: у меня солидная страховка и много инвестиций. С тобой все будет в порядке, — сказал Трент.

— Мы не будем это обсуждать. Ты поправишься. Ты уже поправляешься, — ответила Сиджей. Она разозлилась.

— Просто на всякий случай.

— Неважно. Это не понадобится, — настаивала Сиджей.

Бывало, Трент не приходил домой по нескольку дней, и Сиджей в эти дни тоже отсутствовала большую часть времени, хотя она всегда возвращалась, чтобы вывести меня на прогулку и покормить, и от нее пахло Трентом, поэтому я знал, что они где-то вместе.

Однажды теплым летним днем мы вдвоем с Сиджей сидели на травке. Я уже от души набегался и теперь спокойно сидел на коленях у моей девочки. Она гладила меня по голове.

— Ты такой хороший пес, — сказала она мне. Ее пальцы чесали зудящий участок вдоль моего позвоночника, и я стонал от удовольствия. — Макс, я знаю, что ты делал. Ты ведь не читал молитву, правда? Ты пытался сказать нам про Трента, пытался сказать, что чуешь его болезнь. Мы просто сначала не поняли. Это тебя Молли научила? Макс, она говорит с тобой? Ты так об этом узнал? Она — собака-ангел, который охраняет нас? Ты тоже собака-ангел?

Мне было приятно слышать от Сиджей имя Молли. Я завилял хвостом.

— Мы вовремя пошли к врачу. Благодаря тебе им удалось остановить болезнь. Ты спас моего мужа. Я не знаю как, но если ты говоришь с Молли, передай ей от меня спасибо.

Я был сильно разочарован, когда у Трента снова выросли волосы на голове, потому что когда я лизал его череп, он всегда смеялся. Однако вещи меняются: волосы Сиджей, например, никогда не были такими длинными, как сейчас. Они опускались вокруг меня восхитительным шатром, когда она наклонялась. А когда наклонялся Трент, я уже не чуял того металлического запаха. И если он мне говорил: «Молись!» — я смотрел на него в недоумении, чувствуя себя неудачником. Чего он хочет? Еще больше меня озадачил случай, когда, услышав команду молиться, я остался сидеть и долго смотрел на него в недоумении, а они оба рассмеялись и захлопали в ладоши, назвали меня хорошим псом и дали мне угощение, хотя я не сделал ровным счетом ничего.