Операция "Выход" - Скарлетт Томас Страница 62

– У меня были ручки из букмекерской конторы. Мне их дедушка приносил, – улыбается Дэвид. – Он считал себя большим оригиналом. Фактически, я помню, что когда был очень маленьким, то рисовал карандашами на букмекерских карточках, [46]потому что их можно было достать за бесплатно, а простую бумагу – нет, и я постоянно расстраивался из-за того, что в мои рисунки вплетается чья-то писанина.

Шантель смеется.

– О боже, а я помню время, когда «Топ Шоп» и «Мисс Селфридж» казались невероятным шиком и мне не разрешалось туда ходить. Я всегда покупала шмотки и школьную форму в «Джексонз Уэрхаус», где можно было найти школьный джемпер фунта за два и юбку за полтора.

– Я помню «Джексонз Уэрхаус», – кивает Дэвид. – Школьную форму я тоже там покупал. – Он смеется. – А первые часы мне купили на рынке – это был подарок от дедушки, – и стоили они фунта три. Однако я очень любил эти часы. У нас в семье все было точно так же – денег вообще не было, вот только мой старикан постоянно копил и раз в несколько месяцев брал нас в магазин излишков военного имущества, так как считал, что все мы станем солдатами – все, даже моя сестра. У каждого из нас была маленькая военная форма, огромные сапоги, маскировочный грим, перочинный нож, карманный фонарик и камуфляжная сеть, и в субботу вечером мы съедали по «Уимпи», [47]смотрели «Команду «А», а потом разбивали в гостиной палатку и играли в Северную Ирландию.

– В Северную Ирландию? – удивляется Шарлотта.

Дэвид смеется.

– Да. У нас были две кошки. Они были Ирландской республиканской армией. Мама считала, что это Сред. А папаша все выходные напролет обучал нас приемам боя с применением оружия – всяким штукам, которым его самого научили во флоте. Ну, как эффективнее всего перерезать кому-нибудь горло, как правильно ползти через подлесок, как разжечь костер без спичек и открыть банку фасоли без открывашки; учил распознаванию радиосигналов, командной иерархии и как покончить с собой, если попал в плен, – чтобы у тебя не выпытали информацию…

– И теперь ты учишься на юриста, – замечает Шарлотта.

– Его это бесит, – говорит Дэвид. – Мама мной гордится, а папаша никак не может понять, почему я не захотел идти в армию, как он.

– А разве он не был в армии, когда ты был ребенком? – спрашивает Шарлотта. – Я имею в виду, как он мог быть дома, разбивать с тобой палатки и все такое? Или это происходило, когда он был в увольнении?

– К тому времени его уже парализовало, – объясняет Дэвид. – Ну, ниже пояса. Ранение в позвоночник. Мы жили на его пенсию.

– Значит, он вообще не мог ходить?

– Да. Но все равно каждый вечер ездил в паб, с корешами встречался. – Дэвид смеется. – У него была электрическая инвалидная коляска. Он ездил куда хотел.

– Значит, он был парализован и, несмотря на это, одержим армией? – Судя по голосу, Шарлотта в недоумении.

– Абсолютно, – говорит Дэвид. – Маме приходилось его одевать и купать, но он все равно без умолку болтал о рукопашном бое, точно по-прежнему был экспертом. Жаль, вы его не видели, когда началась война в Заливе. Он был ею буквально одержим, все время комментировал, прямо военный Джимми Хилл. [48]

Шантель и Шарлотта смеются.

– А что у тебя бывало на день рожденья, ну, в детстве? – спрашивает Шантель у Дэвида.

– Мы всегда покупали в местном «Кооперативе» сладкий пирог «Черный лес», и папаша дарил мне «Экшн-мена», [49]а дедушка – «книжный жетон». [50]За пару недель до праздника мама разрешала мне выбрать что-нибудь из каталога. И накануне делала вид, что игрушку не прислали, но на следующее утро та всегда чудесным образом появлялась в нарядной обертке на кухонном столе. А у тебя?

– Поход в «Макдоналдс» и какая-нибудь видяшка. Мы не могли себе позволить домашний торт из-за маминой диеты.

– Поход в «Макдоналдс»? – переспрашивает Шарлотта.

– Мы туда только на мой день рожденья и ходили. Это был, типа, крутой пикник. То есть, конечно, до появления Роба – с ним начались трехдневные набеги на «Макдоналдс», после которых денег на выходные не оставалось совсем, и мы были вынуждены есть лежалый хлеб и всякую фигню, которую Роб тырил из контейнера на задворках «Сейнсбериз». [51]Порой мы даже не могли купить тампоны, и нам приходилось делать их самим. Прикиньте? – Шантель смеется. – Вот какая я была бомжиха. Самодельные ебучие тампоны. Господи.

– Ненавижу слово «бомжиха», – тихо говорит Дэвид.

– Да, я тоже, на самом-то деле, – говорит Шантель. – Я просто пытаюсь его… э-э… дезактивировать. А ты, Шарлотта, где выросла?

– В Кембридже. Ну, в деревне неподалеку от Кембриджа.

– Деревня, – выдыхает Шантель. Это слово звучит у нее волнующе и экзотично, как будто она сказала «частный миллионерский остров» или «замок». – Наверное, это ужасно клево – жить в деревне.

– Нет, – говорит Шарлотта. – Полный отстой.

– Почему? – спрашивает Шантель. – Она ж, поди, была красивая?

– Да, красивая, но маленькая, все сплетничали, и никто не смел отличаться от других, и в город приходилось ездить автобусом… Не знаю. Это было просто дерьмо.

– У вас был симпатичный домик?

– Да.

– Ну, тогда не такое уж это было и дерьмо.

– Возможно, – говорит Шарлотта.

Впереди по курсу перекресток. Джули не знает, куда ехать дальше.

– Куда мне на этой развязке сворачивать? – спрашивает она.

– Езжай прямо, – говорит Дэвид, вглядываясь в карту. – Потом… о черт.

– Что?

– После следующей развязки «желтых» дорог не будет.

Джули в панике.

– Ну и куда мне ехать?

– Придется тебе минуты две проехать по «красной» дороге.

– Какого типа «красной» дороге?

– Это просто магистраль. Не двухполосное шоссе, ничего такого.

– О черт.

– Все будет пучком, детка, – говорит Шарлотта.

Все замолкают, пока Джули огибает первую развязку и ведет фургон вниз по узкой дороге (кругом мокрые деревья, их поливает дождь), ведущей к следующей развязке с большими зелеными дорожными знаками и белыми фонарями.