Большая охота на акул - Хантер С. Томпсон Страница 62

Что до меня… Ну, физически перемена пока на мне не сказалась. Благодаря журналистской аккредитации мне обычно удавалось избежать ареста, хотя, подозреваю, в новую эпоху и этому тоже придет конец. Бэджик прессы или даже блокнот станут помехой во все более поляризованной атмосфере гражданских конфликтов. Нейтральность устарела. Даже для журналиста вопрос теперь в том, на чьей ты стороне. В Чикаго меня побили дубинками полицейские, в Вашингтоне угроза исходила от демонстрантов.

Уик-энд инаугурации во всех отношениях обернулся дрянным. То, как Никсон принимал присягу, обреченность и озлобленность протеста, непрекращающийся ливень, реки грязи и армия богатых свинопасов, заполонивших бары гостиниц, старушенции с голубыми перманентами, обсидевшие рестораны, – вот уж точно шоу ужасов. Однажды очень поздно ночью, включив у себя в номере радио, я услышал песню «Birds» с припевом: «Никто не знает, в какой он беде… Никто не думает, что это случится снова». Припев всю неделю крутился у меня в голове, как музыкальная тема к плохому кинофильму… никсоновскому фильму.

Первой моей мыслью было загрузиться ЛСД и так освещать инаугурацию, но перспективы казались зловещими: мощный стимулятор способен превратить атмосферу просто дурную, в ад мегаужасов. Нет, придется писать на трезвую голову, но с парой-тройкой косяков в затишье… Быстрая пробежка через Молл к Смитсоновскому институту, пока обезумевшая толпа выкрикивала непристойности в адрес Спиро Эгню. Конные полицейские орали: «Назад, назад!». А тип рядом со мной, аккредитованный журналист из Нью-Йорка, передал мне самокрутку со словами: «Почему нет? Так и так, все уже кончилось…»

Вот именно. Он был прав. С моей точки зрения (и надо думать, с его), все кончилось. Ричард Никсон стал президентом. А вокруг нас восемнадцати- и девятнадцатилетние фрики бросали в конных полицейских шутихи. В фойе Смитсоновского столпились у стекол люди Эгню посмотреть, как толпа издевается над запоздавшими гостями. Потеряв терпение, один коп бросился в толпу, чтобы схватить агитатора… и на целых три минуты совершенно скрылся из виду. Когда еще десяток ринулись его спасать, он «всплыл» снова, но толпа успела сорвать с него почти все. На нем остались только штаны, один ботинок и обрывок мундира. Его шлем, пистолет, портупея, его бляха и знаки отличия исчезли. Он был избитым и униженным, и звали его Леннокс. Это я знаю потому, что стоял рядом с крупной полицейской шишкой в штатском, который кричал: «Грузите Леннокса в фургон!».

Леннокс себя не контролировал: он орал, как рябчик, над которым потрудилась стая диких собак. Начальник на него набросился, ругая спектакль: полуголый коп мечется из стороны в сторону на виду у толпы и прессы, лишь ухудшая положение. Леннокса погрузили в фургон, и больше мы его не видели.

Как такое могло произойти? На глазах у Спиро Эгню и его гостей, выглядывающих из элегантного музея накануне его инаугурации в должности вице-президента США, толпа диссиденствующих «пацифистов» побила одного из копов, откомандированных охранять VIP-персон. Этот Леннокс начитался старых газет, отчетов о «трусливых, не склонных к насилию демонстрантах». Поэтому кинулся хватать одного такого, водворять Закон, а его едва не прикончили. Один очевидец сказал: «Его по очереди били ногами по голове». Демонстранты все с него сорвали, еще полминуты, и его совершенно раздели бы.

Слов нет, поведение отвратительное. Несколько часов спустя в такси в другой части Вашингтона я рассказал про случившееся чернокожему водителю.

– Отлично, замечательно, – ответил он. – Я когда-то служил в полиции и уже собирался вернуться. Но не теперь. Черт, не хочу быть врагом общества.

* * *

На инаугурацию я поехал по нескольким причинам, в основном, чтобы убедиться, что она не трюк телевизионщиков. Трудно было поверить, что такое происходит взаправду: президент Никсон. По пути в Вашингтон в самолете со стаканом в руке над Скалистыми горами я записал в блокноте: «Год спустя, снова лечу на восток освещать Никсона… в прошлый раз это был Нью-Йорк, а потом на «Йеллоу берд спешл» в Манчестер, Нью-Гэмпшир… в штаб-квартире Никсона в «Холлидей-Инн» меня встретил составитель речей Пат Бьюкенен, не одобривший мой внешний вид… Миста Никсон, он лыжных курток не жалует, малый… и где твой галстук? Бьюкенен, грубый и подозрительный жучок, типчик из «Лобби свободы »… А теперь он в Вашингтоне, и «босс * тоже».

Все подчиненные звали его «боссом». Речи и выступления во время кампании назывались «маневрами». Не знаю, как они называли меня, наверное, подобрали что-то нелестное. Вот отрывок из статьи, которую я написал, поездив десять дней за Никсоном по Нью-Гэмпширу:

.«Ричард Никсон никогда не числился среди моих любимцев. Он был… человеком без души, без внутренних убеждений. „Старый Никсон“ не прокапал. Равно как и первые модели „нового Никсона“. Теперь у нас „Никсон, модель IV“, и как журналист полагаю, будет только честным сказать, что эта последняя версия кое в чем отличается и, возможно, даже будет в чем-то лучше предыдущей. Но как потребитель я бы и близко к ней не подошел, разве только вооружившись шокером для скота на длинной палке».

А теперь, год спустя, я летел в Вашингтон, чтобы посмотреть, как будет вступать в должность мой президент. «Сведи нас вместе вновь». Ну, удачи, старик. Позвони, когда соберешь остальных… Я приеду и сделаю групповой снимок камерой для подводной съемки.

* * *

В балтиморском аэропорту я столкнулся с Бобом Гувером, прибывшим из Нового Орлеана с молодой женой и большой кинокамерой. Гувер – писатель («Недоразумение на сотню долларов» среди прочего), но сейчас занят кино, снимает фильм про надвигающуюся революцию, которая, на его взгляд, вспыхнет еще до начала 1970-го. Не все участники «Движения» так оптимистичны: прогнозы варьируются от шести месяцев до четырех лет, но налицо почти единодушное мнение, что еще до 1972-го произойдет какой-то сокрушительный переворот, не просто беспорядки или закрытие университетов, а настоящая революция.

От этой зловещей перспективы уже дала трещину хрупкая солидарность «новых левых». До сих пор война во Вьетнаме была своего рода «зонтиком», дававшим видимость единения мешанине антивоенных группировок, у которых больше ничего общего не было. «Контринаугурационный» в Вашингтоне очень ясно показал, что этот альянс распадается.

И верно, само движение поляризуется. Когда справа Никсон и Джон Митчелл бубнят про Закон и Порядок, а «черные» и студенческие «левые» готовятся к революции, центр остается неприкрытым – хватай, кто пожелает. Единственный тяжеловес центристского толка сегодня – сенатор Тед Кеннеди, который как будто играет в ту же игру в «строительство и консолидацию», которую довел до совершенства в 1966-м Ричард Никсон.

Кеннеди начал преследовать Никсона еще до принесения последним присяги. В субботу, за два дня до инаугурации, Тедди затмил всех в местных новостях, торжественно открыв бюст своего убитого брата Роберта во дворе департамента юстиции. Потом, через два дня после инаугурации, Тедди стал звездой митинга по сбору средств в вашингтонском «Хилтоне». Идея была заплатить долги по кампании Роберта, но ведущий колонки одной местной газеты сказал, что митинг больше «походил на старт кампании Тедди». Washington Post процитировала вечно осторожного сенатора, мол, он пока еще не выбрал вице-президента для 1972-го. Реакцию Никсона на эту хохму пресса не зафиксировала. Единственный комментарий для прессы исходил от Рауля Дьюка, почетного гостя, который сказал: «Ну, никто не смеялся, когда на вечеринку пришел призрак Банко… и не забудьте про „Балтимор Колтс“».