Американский пирог - Майкл Ли Уэст Страница 62

Элинор и Минерва вошли в кухню с большой коробкой банок фирмы «Мейзон», обсуждая «этот собачий холод». Они принялись выгружать на стол банки: пол- и четвертьлитровые, с узором в виде ромбика на боках и Минервиным коронным соусом чатни внутри. Бабуля заготавливает его каждую осень, а затем прячет в кладовку, где соус густеет, настаивается и превращается в нечто по-истине божественное.

— Ненавижу январь, — бубнила Элинор, вынимая банки из коробки. — Раз уж стоит такой холод, так пусть бы хоть снег выпал.

— Вот уж не надо, — возразила Минерва, — если выпадет снег, я могу поскользнуться и сломать себе ногу.

— Тьфу-тьфу, — сказала я, — только этого нам не хватало.

Они обернулись и с удивлением заметили, что я сижу на столе.

— Ах вот ты где! — радостно воскликнула Минерва.

— Помоги-ка нам, — буркнула Элинор.

Я с облегчением вздохнула: они и не заметили моего расстройства. Джо-Нелл тут же увидела бы, что я не в духе, но Элинор была совершенно невинна в вопросах любви. Что до Минервы, то ее мысли, слава богу, занимало только одно: она раскладывала по банкам кружочки красного ситца, надевала поверх них крышки и фиксировала их резинкой. Я уже дала ей слово, что помогу доставить эти банки в клуб пенсионеров. Соскользнув со стола, я уселась по-турецки на одном из стульев и принялась надписывать ярлыки.

Когда зазвонил телефон, я даже не тронулась с места. Сидя на стуле, я старательно выводила: «Чатни. Рецепт Минервы Прэй», но про себя думала: «Это Сэм. Он уже в „Мирабель“ и звонит рассказать, что Нина разревелась как дитя, узнав, что я буду в Лос-Кабосе через три дня». Затем мне подумалось, что это Джексон, который зовет меня на выходные в Новый Орлеан. Протянув свою ручищу, Элинор подняла трубку.

— Алло? — сказала она, подозрительно сощурившись, а затем передала трубку мне. — Тебя. Какой-то мужчина.

Я взяла трубку, решив, что Нина сообщила Сэму о звонке. Я почувствовала облегчение, но и очень удивилась, ибо ожидала большего коварства. Хотя это все равно не объясняло, почему она болталась в нашем номере.

— Привет, Фредди, — сказал голос Джексона. — Надеюсь, я не слишком поздно?

— Да нет. — Я облокотилась на стол. Элинор метала в меня ядовитые взгляды, Минерва же углубилась в свои записи и выводила на ярлычках какие-то закорючки.

— Замечательно. — Он издал какой-то странный звук, нечто среднее между бормотанием и смешком; казалось, он попробовал что-то очень вкусное. — Послушай, а ты не хочешь покататься?

— Сейчас? — изумилась я. Тут уже на меня уставились и Элинор, и Минерва.

— Земля на Каф-Киллер-роуд по-прежнему принадлежит моему отцу. Зимой эти места сильно смахивают на Калифорнию, по крайней мере на Калифорнию из кино. Прямо панорама Лос-Анджелеса. Вот я и подумал, что тебе там понравится. Но можно съездить и в другой раз. Или не ездить вовсе. Как скажешь.

— Значит, панорама Лос-Анджелеса? — Я зажала трубку между щекой и плечом и улыбнулась. Сейчас он был так похож на того, прежнего Джексона — искреннего, жаждущего обрадовать меня мальчишку, — что я была тронута. Язык просто не поворачивался сказать ему, что в Лос-Анджелесе я была всего пять или шесть раз, причем все знаменитые панорамы скрывал смог. А дважды начинались пожары, поднятые Санта-Аной. «Не повезло, — твердили наши друзья, — так не вовремя».

— Туда и обратно, — говорил он, — обещаю, что привезу тебя к шоу Леттермана, а то и раньше.

— Хорошо, — сказала я и вздрогнула. Я повесила трубку и поглядела на Минерву. — Поеду погулять. Может, что-нибудь надо купить: хлеба или молока?

Минерва промолчала. Она лишь нагнулась вперед и уставилась на что-то во мраке за окном.

— И ты поедешь куда-то в такой час? — пробормотала Элинор, бледнея.

— Еще нет и девяти, — пожала я плечами.

— Да, — еле выговорила она, — но Таллула теперь не та, что раньше. Тут орудует какой-то вор.

— Успокойся, я же не еду в «Кей-Март».

— Но в такое время работают лишь «Гит-энд-Гоу» и «Кей-Март». Вы же не едете в «Гит»?

— Нет.

— Тогда куда же? — Элинор ошарашенно моргала, а ее глаза напоминали огромные темно-желтые лепешки.

— Джексон хочет мне что-то показать.

— И это не подождет до утра? Останься-ка лучше дома: сегодня обещали дожди.

— Послушай, ты мне не мать.

— Разумеется, нет, — фыркнула Элинор, — но ты поступаешь дурно.

— Это не так, — сказала Минерва.

— Это так.

Я вышла в коридор и задумалась, нужны ли мне духи, румяна и губная помада. Но все это лежало наверху, в комнате Джо-Нелл. Я подняла синюю джинсовую куртку нашла в ее кармане гигиеническую помаду и намазала губы. Ее восковой привкус сразу напомнил мне маму и как мы, все три, строились на кухне в очередь, а она мазала нас этой помадой. Я выглянула из окна, высматривая грузовик Джексона. Минут через десять он подкатил к нашему дому. Я выбежала навстречу, поскользнувшись на гравии, и открыла дверцу. Когда я захлопнула ее за собой, дверца тут же отскочила. Я снова рванула ее на себя, но дверь и не думала закрываться. Джексон перегнулся через сиденье, задевая мои ноги, взялся за замок и со всей силы дернул. Я затаила дыхание, ожидая, что теперь-то дверь закроется, но она снова отворилась. Тут мне в голову пришел вопрос: «Интересно, а в этой машине и все остальное в таком состоянии?»

— Старые машины требуют огромного терпения, — сказал Джексон, словно читая мои мысли. И снова дернул дверцу. На это раз послышался щелчок.

— Она не откроется? — спросила я в воздух у него над головой. Он выпрямился, и ремни безопасности заскрипели.

— Главное, не опирайся на нее. И знаешь, тебе стоит подвинуться поближе к центру. — Он рассмеялся и легонько ущипнул меня за куртку.

— Я не выпаду, — сказала я, но при этом уцепилась за приборную панель. Мы ехали молча, двигаясь в глубь округа, где дома казались совсем деревенскими, а на дороге было всего три полосы. Стояла безлунная ночь — холодная и ясная. Свет наших фар прорезал темноту и высвечивал на дороге две круглые плошки неровного асфальта. Позади нас постепенно таяли огни Таллулы, отбрасывавшие на небо розоватый отсвет. Вокруг же раскинулась непроглядная и зловещая тьма.

— Мы почти приехали, — сказал Джексон.

Я обозревала его профиль, надеясь, что наши взгляды встретятся, но он упорно смотрел на дорогу. На миг я закрыла глаза. В медицинском колледже я как-то слышала, что оптические образы остаются на сетчатке не дольше секунды. Однако он до сих пор стоял у меня перед глазами. Его лицо словно отпечаталось на внутренней стороне моих век — крыло его носа, мальчишеская, беззащитная линия шеи. Он свернул на посыпанную гравием дорожку, и автомобиль, подрагивая, стал взбираться на холм, а заросли сорняков хлестали по колесам. На вершине холма он выключил фары. Сквозь ветровое стекло было видно, как зимняя луна отражается в замерзшем пруду. Земля вокруг нас словно вздымалась вверх и рассыпалась черными волнами холмов. Где-то совсем вдали маячили огоньки Таллулы.