Обет молчания - Марселла Бернштейн Страница 62

Монахини по очереди вошли в комнату и поприветствовали ее почтительным поклоном, положенным по уставу. Поводом для экстренного собрания послужило одно весьма прискорбное событие: накануне вечером сестра Гидеон лишилась чувств прямо на лестнице, и сестрам пришлось отнести ее в комнату для больных. Снова ее постиг страшный приступ боли и снова без видимой причины. Доктор Бивен в растерянности, за тридцать лет обширнейшей практики он не встречал подобного случая.

Матушка Эммануэль замолчала, напряженно вглядываясь в обеспокоенные лица. Она сказала о том, что ее неоднократные мольбы к Господу с просьбой наставить ее на правильный путь были услышаны, и вкратце описала, каким образом отцу Майклу удалось узнать о существовании сестры-близнеца. Дождавшись, когда поулягутся изумленные возгласы, она сообщила, что местонахождение ее пока неизвестно, деликатно умолчав и о совершенном преступлении, и о суде, и о приговоре: если сестра Гидеон сочтет нужным об этом рассказать — что ж, это ее личное дело.

Сам факт того, что сестра оказалась близнецом, говорила она, являлся основанием для серьезного беспокойства, и объяснила почему. Наблюдалась зловещая закономерность: периоды тяжелых обострений неизлечимой болезни чередовались с периодами абсолютного здоровья. Она отметила, что в некоторых случаях ослабление боли отнюдь не означает улучшения. Так, например, в случае перфорирующей язвы или аппендицита облегчение считается дурным симптомом.

Настоятельница предположила, что, вероятно, нечто подобное происходит с одной из сестер или с обеими сразу. Закончив свою речь, она самым решительным тоном попросила монахинь высказать свое мнение о положении сестры Гидеон, каким бы абсурдным оно ни казалось на первый взгляд.

Она ждала, монахини молчали. В задумчивости она смотрела на таинственное сияние аметистового перстня на среднем пальце, который являлся символом власти и ношение его полагалось ей по должности.

— В таком случае нам остается молиться за спасение души сестры Гидеон и сестры ее, Катарины. Один Всевышний знает, сколько им обеим отмерено.

Отец Майкл не был в Бристоле двенадцать лет: после смерти матери его ничто не связывало с этим городом. За окном такси проносились здания, знакомые ему с детства, и совершенно незнакомые фасады современных рынков и супермаркетов, отелей и театров, элегантных ресторанов и кафе с национальной кухней, магазин «Селло», шляпная, «Бристольское голубое стекло».

Номер двадцать два на улице Дюрант оказалось мрачным городским строением с пустыми цветочными ящиками и выцветшей краской. У входа — шесть звонков с неразборчиво нацарапанными именами напротив каждого. Майкл нажал самый нижний, спустя несколько минут дверь открыла неприветливого вида бритоголовая девица лет восемнадцати с семью серьгами в ухе. Майкл опешил.

Футболка с надписью «Куколка для тебя» обтягивала беременный живот. Придя в себя, он спросил Кейт Дин, ему ответили, что девушка с таким именем здесь проживает, но в настоящий момент ее нет дома и никто не знает, когда она вернется. Он с любопытством заглянул внутрь темного коридора, из его глубин тянуло запахом еды, было слышно, как наверху в туалете зашумела вода. Вернется ли она к ужину? Девица выразила сомнение. На всякий случай отец Майкл оставил записку и сказал, что зайдет через пару часов. Девушка равнодушно пожала плечами и захлопнула дверь раньше, чем он успел повернуться, чтобы уйти.

Как бы то ни было, ему придется искать ночлег. Он снял комнату с завтраком через квартал и оставил свою дорожную сумку в аккуратной чистенькой спальне с розовым одеялом из гагачьего пуха, в точности таким же, какое было у его бабушки.

Встреча с сотрудником пробации, курирующим Кейт, была запланирована заранее, ее офис находился рядом со зданием суда. При встрече они не произвели друг на друга впечатления. Небольшое, по-домашнему уютное пространство кабинета Фрэн Дьюзбери было заполнено множеством папок с личными делами и комнатными растениями. Она предложила ему кофе в пластиковой чашке и выслушала его рассказ с той степенью заинтересованности, какой требовала вежливость. Сфера профессиональной деятельности этой женщины и ее очевидная прагматичность придавали рассуждениям священника о передаче болевых ощущений внутри пары близнецов надуманность и неопределенность.

Да, история Кейт ей известна; ознакомившись с личным делом Кейт Доуни, она готова утверждать, что с момента вынесения приговора сестры не виделись. Кейт никогда не упоминала о своей сестре. Трудно поверить, что жизнь ее подопечной в такой серьезной опасности: во время их последней встречи она выглядела совершенно здоровой. Откровенно говоря, все это несколько — она бросила на него быстрый уклончивый взгляд — смахивает на фантастический вымысел.

Фрэн Дьюзбери не планировала встретиться с Кейт раньше следующего четверга. Он должен понимать, что отныне она сама решает, как и где проводить время и несет ответственность за свои поступки. Слежка за каждым ее шагом не входит в обязанности службы пробации. Майкл предложил обратиться в полицию, но Фрэн возмущенно отвергла эту идею: девушка не совершила ничего противозаконного и выполняет все условия досрочного освобождения. С явной неохотой она выписала ему пропуск в дом на улице Дюрант и пообещала договориться о встрече, если Кейт позвонит ей раньше условленной даты. Записала свой телефонный номер и попросила позвонить на следующий день. Затем встала и направилась к двери: «А сейчас, с вашего позволения, у меня много дел».

Кейт и не подозревала, что является объектом всеобщего внимания, и отнюдь не горела желанием поскорей возвратиться в свою комнатку на улице Дюрант. Ее серовато-коричневые стены, казалось, скрадывали пространство, сдавливали его, сжимая воздух, и превращали ее в каменный мешок. Ни в одной камере Кейт не ощущала такого дискомфорта. Внутри этой комнаты Кейт в последнее время все чаще улавливала таинственные вибрации, посылаемые ее сестрой. Она злилась, пыталась заблокировать, заглушить их, но они беспрепятственно проникали всюду — сквозь шум воды в ванной, грохот музыки, голоса по радио, оставаясь неподвластными другим звукам. Пугающее — Бунуку! Бунуку! Лучше держаться подальше от этого места.

Она поужинала в тайском ресторанчике, который случайно обнаружила на второй день пребывания в Бристоле — проходила мимо, владелец ресторанчика улыбнулся и слегка поклонился ей. Она заказала кусочки рыбы в ореховом соусе и воду. Вряд ли мистер Лум мог быть более обходителен и любезен, даже если бы на месте Кейт была компания из четырех человек, а их обед — из шести блюд.

В городе она чувствовала себя в меньшей изоляции, вокруг были люди, но вместе с тем усилилось чувство внутреннего одиночества. Сгущались сумерки, но она продолжала бесцельно бродить по узким улочкам, тускло освещенным маленькими уличными фонарями. Ей и в голову не приходило, что здесь ее может подстерегать опасность. Слово «опасность» ассоциировалось у нее с тюрьмой, где находились преступники.

Она и подумать не могла, что кто-то может, к примеру, вырвать у нее сумочку. Воровство она считала явлением, присущим исключительно тюрьме: девочки тащили из кухни все, что плохо лежало.