Однажды на берегу океана - Крис Клив Страница 63

Солнце было такое теплое. Я зажмурилась и позволила легкому ветерку унести прочь следы последних лет. Один телефонный звонок: как же все просто. Люди подолгу размышляют, как можно изменить свою жизнь, а на самом деле это потрясающе легко.

Я уже представляла, как буду работать над книгой Эндрю. Главная сложность, конечно, заключалась в том, как сделать ее безличной. «Интересно, — подумала я, — а было ли это проблемой для Эндрю?» Первое, чему учат на факультете журналистики, — не включать себя в свою историю.

Но что, если суть истории в том, что мы в ней присутствуем? Я начинала догадываться, насколько тяжело могло быть Эндрю. Не поэтому ли он скрывал от меня эту свою работу?

«Дорогой мой Эндрю, — думала я. — Как это может быть, что теперь ты мне ближе, чем в день нашей свадьбы? Я только что сказала Пчелке, что не хочу ее слушать, потому что знаю: я должна остаться с Лоренсом, — но при этом я все время мысленно разговариваю с тобой. Опять этот раздвоенный язык тоски, Эндрю. Он шепчет в одно ухо: вернись к тому, что ты любила больше всего на свете, а в другое шепчет: живи дальше.»

Зазвонил мобильник. Я разжала веки. Звонок был от Клариссы.

— Сара? Мне сказали, что ты увольняешься. Ты с ума сошла?

— Я же тебе говорила, что подумываю об этом.

— Сара, знаешь, я то и дело подумываю о том, как бы переспать с кем-нибудь из футболистов премьер-лиги.

— Может быть, тебе стоит попытаться это сделать.

— А может быть, тебе стоит приехать в офис прямо сейчас и сказать издателям, что тебе очень жаль, что ты сейчас не в себе, у тебя тяжелые личные обстоятельства, так что не могли бы они взять тебя обратно на эту работу. Не забудь при этом несколько раз сказать «пожалуйста».

— Но я не хочу заниматься этой работой. Я хочу снова заняться журналистикой. Я хочу делать что-то значительное.

— Каждый хочет делать что-то значительное, Сара, но есть такие понятия, как время и место. Ты соображаешь, что ты делаешь, выбрасывая игрушки из коляски? У тебя просто-напросто кризис среднего возраста. Ты ничем не отличаешься от пожилого мужика, покупающего красную машину и заводящего роман с нянькой своих внуков.

Я задумалась. Ветер стал прохладнее. Мои руки покрылись мурашками.

— Сара?

— О, Кларисса, ты права. У меня голова кругом. Ты думаешь, я только что испоганила себе жизнь?

— Я просто хочу, чтобы ты об этом подумала. Подумаешь, Сара?

— Хорошо.

— И позвонишь мне?

— Позвоню. Кларисса?

— Да, моя дорогая?

— Спасибо тебе.

Я нажала клавишу завершения соединения и медленно пошла по тропинке. За моей спиной до дубовой рощи тянулось поле дикой травы. Дубы были старые, некоторые из них треснули от удара молнии. А передо мной простиралась «Плантация Изабеллы» с чугунными палисадами, смирная, роскошная, огороженная. Когда дело доходит до момента выбора, очень трудно понять, чего ты на самом деле хочешь от жизни.

Прогулка показалась мне долгой. Увидев Лоренса и Пчелку, я поспешила к ним. Они показались мне такими одинокими, брошенными. Стояли, смотрели в разные стороны и молчали. Я подумала: «О, черт, какая же я дура. Считаю себя самой практичной женщиной на свете, способной приспосабливаться». А еще я подумала: «Если я сейчас же вернусь на холм, где хорошо работает мобильник, я могу позвонить издателю и сказать ему, что совершила ошибку». И не просто ошибку, а огромную, роковую ошибку, ошибку всей моей жизни. Я могла бы сказать издателю, что за последнюю неделю совершенно забыла о том, что я — благоразумная девочка из Суррея. Что-то было такое в улыбке Пчелки, в ее энергии, что я в нее, можно сказать, влюбилась. Вот так любовь всех нас превращает в глупцов. Целую неделю я думала, что я лучше, чем есть на самом деле, что я человек, способный на что-то большое, важное. У меня совсем вылетело из головы, что я спокойная, прагматичная женщина, сосредоточенная на своей работе. Я безотчетно забыла о том, что никто не герой, что все люди чертовски порочны. Разве не странно? И что же теперь? Нельзя ли мне вернуть обратно свою прежнюю жизнь, пожалуйста?

С дальнего края лужайки ветерок донес лай собак. Пчелка обернулась и увидела меня. Я поспешила к ней и Лоренсу.

Я протянула к ним руки, но тут заметила, что рядом с ними нет Чарли.

— А где Чарли?

Даже теперь мне больно об этом вспоминать. Конечно же я огляделась по сторонам. Я начала бегать из стороны в сторону. Я выкрикивала имя Чарли. Я носилась по всей лужайке, я заглядывала в полумрак под кустами рододендронов, я тщательно осматривала заросли осоки у берега озера. Я так кричала, что вскоре охрипла. Моего сына нигде не было. Мной овладела жуткая паника. Я перестала мыслить связно. Наверное, какие-то участки мозга лишились кровоснабжения и вся кровь прихлынула к глазам, ногам и легким. Я смотрела, я бегала, я кричала. И с каждой секундой я все острее, все отчетливее чувствовала сердцем: кто-то забрал Чарли.

Я побежала по одной из тропинок и поравнялась с семейством, устроившимся на пикник на полянке. Мать — женщина с длинными рыжими, немного растрепанными волосами — сидела, скрестив босые ноги, на тартановом коврике, на котором рядом с ней лежали дольки недоеденных мандаринов и кожура цитрусовых плодов. Она читала ВВС Music Magazine. Журнал она положила на коврик и придерживала его ступней, чтобы страницы не перелистывались. На четвертом пальце ее левой ноги я заметила тонкое серебряное колечко. Ее супруг, светловолосый крепкий мужчина, стоял в нескольких футах от коврика и говорил кому-то по мобильному телефону: «Лансароте сейчас просто туристическая ловушка. Вам лучше бы поехать куда-то в проверенное место типа Хорватии или Марракеша. Деньги целее будут». Я выбежала на середину поляны и огляделась по сторонам. Женщина посмотрела на меня.

— Что-то случилось? — крикнула она.

— Я потеряла сына, — ответила я.

Женщина смотрела на меня непонимающе. Я совершенно по-идиотски улыбнулась. Я не знала, что делать с лицом. Мой разум и мое тело были настроены на бой с педофилами и волками. А этим обычным людям, расположившимся на пикник в столь абсурдно красивом месте, мое несчастье, наверное, показалось несимпатичным и вульгарным. Воспитание взяло верх над паникой. Мне стало стыдно. Я инстинктивно догадалась, что с этой женщиной мне нужно говорить спокойно и четко, чтобы, не теряя времени, получить нужную информацию. Я с трудом пыталась найти точку равновесия между хорошими манерами и истерикой.

— Простите, пожалуйста, — проговорила я. — Я потеряла сына.

Женщина встала и обвела взглядом поляну. Я не могла понять, почему она двигается так медленно. Казалось, я нахожусь в воздухе, а она — в какой-то неподатливой, вязкой среде.

— Он примерно такого роста. — Я показала рукой и добавила: — В костюме Бэтмена.

— Мне очень жаль, — медленно проговорила рыжеволосая женщина, — я никого не видела.