Семья Машбер - Дер Нистер Страница 64

Одним словом, жилище Лузи стало притягательным местом, и город этим серьезно встревожился. Ведь для многих Лузи был костью в горле. Наконец уважаемые в городе люди решили, что Лузи следует поставить на место. Начали они с того, что обратились за помощью к его брату, почтенному Мойше Машберу. Несколько именитых горожан явились к Мойше и долго обсуждали поведение его брата, но никакого толка этот визит не дал. Мойше слушал их рассеянно — было видно, что его голова занята чем-то другим…

Плохо обстояли дела Мойше Машбера. Коммерция летела под гору, а беды и несчастья множились. Ко всему прочему заболела младшая дочь Нехамка. С каждым днем ей становилось все хуже: щеки бледнели, ее знобило, и она с утра до вечера не расставалась со своей шалью. А с наступлением осени и сырой погоды она слегла в постель: у нее распухли ноги и она не могла ходить. Врачи говорили, что ей нужно тепло, лето, но где было его взять?

Болезнь Нехамки еще больше подкосила Мойше. Он почувствовал: тяжелая рука опускается на него, и кто знает, до какого предела заставит она его согнуться…

Нохум Ленчер, зять Мойше, зверем расхаживал по спальне, где лежала его жена, и курил папиросы. Он был раздражен и, возможно, имел для этого основание, но, казалось, больше всего его раздражало то, что ему теперь не перед кем разглагольствовать, душу излить. Он понимал, что сейчас не время тревожить Нехамку своими разговорами и претензиями.

Вдобавок ко всему в это время произошло событие, которое обескуражило всех, даже Нохума. Однажды вечером в дом явился Шмулик-драчун — субъект, хорошо известный в городе. Он был среднего роста, квадратного телосложения, с чуть приподнятыми плечами, с длинными, сухими, как палки, ручищами. Его лицо с бельмом на одном глазу было бледновато, зато борода была густая, крепкая, темно-рыжая. Всем своим видом Шмулик наводил страх. В молодости Шмулик принадлежал к отпетой компании «королей-галантонов», проще — бандитов, которые не работали, гоняли голубей, затевали драки, жили на денежки обманутых ими девушек и на «налоги», коими они облагали папенькиных сынков. Нынче его специальностью было — бить людей. Шмулика нанимали, когда хотели проучить кого-нибудь, наломать бока противнику. Достаточно было одного удара Шмулика, чтобы лицо превратилось в сплошной кровавый блин. Когда-то он служил помощником у меламеда, но эта работа его не устроила: теперь кулаками он зарабатывал больше.

На этот раз его нанял процентщик по прозвищу Котик — плюгавенький человечишко с личиком, затерявшимся в зарослях бороды. С незапамятных времен он носил потертое демисезонное пальтишко без пуговиц. Невероятно скупой, он имел собственный дом с большим фруктовым садом, но сдавал его жильцам, а сам у своих же квартирантов снимал крохотную комнатушку. Жены у него не было, детей тоже, а может быть, где-то они и были, но он их покинул, чтобы не кормить. Сам он кормился тем, что удавалось выклянчить у соседки, иногда он добавлял ей «на свою долю» к будничному обеду три гроша, а к субботнему — чуть больше. Других расходов у него не было, все остальное — дрова, керосин и тому подобное — он воровал у своих квартирантов, когда их не было дома.

Его собственные капиталы оценивали не менее чем в полтораста тысяч, не считая серебряной утвари и золотых вещей, взятых им в заклад и не выкупленных своевременно. Хранил он все это в грязном белье, рассчитывая, что никто никогда не решится туда руку сунуть, потому что от его грязного белья за версту тошнило. Через годы он кончил тем, что его задушили люди, арендовавшие его сад. Тщедушный, истощенный от постоянного недоедания, он только разок встрепенулся и сразу отдал душонку с процентами — со слабым писком, вырвавшимся из глотки, и более громким из другого места. С тем душители и остались, поскольку до драгоценностей, спрятанных в грязном белье, они не добрались. Никому в голову не пришло, что в такой мерзости спрятано что-то ценное. Денег наличных у него тоже не нашли, было только несколько векселей от почтенных лиц, у которых он хранил свои капиталы.

Мойше Машбер был одним из его должников. Услышав, что в городе и округе носятся странные слухи, Котик сначала не поверил. Он сам довольно часто в своем оборванном пальто наведывался в контору и видел, что ничего особенного там не происходит: контора как контора. Но слухи все не прекращались, и Котик забеспокоился и утратил сон. Он стал ломать голову над тем, каким образом приблизить срок векселей и благополучно забрать деньги. Но ничего не смог придумать, кроме того, что он всегда делал со своими должниками, но более мелкими и не такими почтенными, как Мойше. И он решил подослать к Мойше Шмулика-драчуна.

Впрочем, когда Котик договаривался со Шмуликом о Мойше Машбере, он так сказал ему:

— Помни же, Шмулик, куда ты идешь! Помни, с кем имеешь дело. Не тронуть, руку не поднимать, разве только ударить по столу. Денег мне еще не следует, срок не вышел, но нужно лишь пугнуть, пусть не думает, что это так просто, пусть заранее видит, кто будет на моей стороне, когда наступит срок и когда это понадобится.

Это поручение Шмулику было весьма не по душе. Ему еще никогда не приходилось ходить на «работу» в такие почтенные дома. Красноречив он не был, говорить не умел. Вся его сила заключалась, собственно, только в кулаке, который он, имея дело с мелкой сошкой, сразу пускал в ход и тут же добивался своего. Но как поднять руку на Мойше Машбера?

Поэтому он явился к Машберу слегка растерянный. Это произошло вечером, когда, по его расчетам, Мойше Машбер уже должен был прийти из конторы. Если бы в доме, как это часто бывает в другие дни, находились Элиокум и Катеруха или кто-либо другой из служащих конторы, появление Шмулика, возможно, не произвело бы такого ошеломляющего впечатления. Но именно сегодня никого из служащих не было, и можно себе представить, что испытали домочадцы, оказавшись с глазу на глаз с этим субъектом. Достаточно было лишь взглянуть на его физиономию, чтобы понять, что этот человек не остановится ни перед чем.

Его тут же спросили, что ему нужно, и попросили сесть. Шмулик послушно сел и сразу же выпалил:

— Я пришел от Котика… От Котика пришел я… Деньги!

— Какие деньги? — сказал Мойше. — Вам кто-нибудь, упаси Бог, должен?

— Не, не мне… Котику.

— Какое же отношение вы имеете к Котику? Тот разве немой и сам не может сказать, что ему должны?

— Я!.. — закричал он в ответ. — Меня зовут Шмулик, имя мое Шмулик… Весь город знает меня, и вы тоже должны меня знать. Я заступаюсь за других, я иду… — Он начал входить в роль.

Уже один вид Шмулика, который принес в дом мерзкий запах своей давно не мытой одежды, одна его фигура, плохо вымытые руки с затверделыми рубцами могли подействовать так, что кое у кого перевернулось все внутри. Некоторых, особенно деликатных, начало тошнить при одном взгляде на него. Немудрено поэтому, что уже при первых его словах у всех присутствующих побледнели лица.

— Так будьте добры, передайте вашему Котику, — сказал Мойше, — передайте ему, что он низкая тварь и что денег ему еще не следует, а когда будут причитаться, пусть приходит сам, без посредников. Скажите ему…