Кома - Эргали Гер Страница 64

До Комарова были публикации в «Знамени» и в последнем номере «Нового очевидца» – опубликовав три стихотворения Волченко, журнал спекся. Так думать надо, что публикуете, вот что я вам скажу. Зато Вике от русского клона «Нью-Йоркера» перепал самый большой в ее литературной карьере гонорар: хватило на новый диван, железную входную дверь и небольшой праздник жизни. (А говорили, что проект себя не оправдал, – это я про журнал. Еще как оправдал. Железная дверь с глазком от «Нового очевидца» – это круто.)

Сидим. Обмываем третью книжку. В квартире текут все краны. В конце концов Андрей – опытный ремонтник – просто-напросто перекрывает воду. Нет воды – нет проблем. «Разве это жизнь?» – жалуется Вика.

– Главное, чтоб крыша не текла, – многозначительно говорю я.

Вика смеется.

«За оглядку – оглаской? Согласна! Так и быть. Огласите меня», – писала она в первой книге стихов. Ну, вот. Огласили. Теперь можно расслабиться, выпить за тех, кто не вернулся, даже пожаловаться на жизнь. Виктории можно.

Вот так же, поди, возвращались с Куликова поля: посеченные, спешенные, об одном глазу. Калеки калеками.

– Зачем все это? – вопрошает она, склоняясь над домашним мирозданием, как над разбитым корытом.

– Вяжи свои рубашки из крапивы, женщина, – отвечаю я с кавказским акцентом. – Не задавай глупых вопросов…

– Так это же я написала! – разгоняется Вика.

– Тем более…

Уходя, целую ей на прощание руку и обнаруживаю, что рука действительно обожжена.

Наука умеет много гитик.

Это, если кто не знает, словесный код старинного карточного фокуса. В принципе поэты занимаются тем же – подбирают словесные коды. Только не к картам, а к жизни. Поэты уровня Волченко подобны гениальным хакерам. Без сна и еды, сутки напролет они подбирают словесные коды к действительности – не просто так, не богатства ради, а только затем, чтобы в умопомрачительном уравнении поправить один-единственный знак минус на плюс. И точно так же, как банки и корпорации преследуют хакеров, – действительность мстит поэтам. Хаос мстит детям гармонии. Мстит грубо и зримо, а иногда изощренно.

Но Вика колдует в своей убогой квартирке с вечнотекущими кранами, шьет голыми руками свои волшебные рубашки, возвращающие братьям и сестрам человеческий облик. И выпадает в Кабуле снег. И в гробу лежит не Есенин, а Блюмкин. И чья-то обожженная рука протянет раненому бойцу морошки.

Храни тебя Господь, Виктория Юрьевна.

2007

По не зависящим от автора обстоятельствам эта книжка разошлась без изданий, притом не на шутку. В Белорусcии ее раздербанили на цитаты прямо из интернета – и цитируют до сих пор, хотя срок давности, он же срок годности продуктов современной публицистической мысли, такой живучести не предусматривает. Впрочем, бывают исключения. Смею надеяться, что перед вами одно из них.

В России подобного ажиотажа не наблюдалось, хотя, к примеру, один довольно авторитетный товарищ утверждал, что в Кремле «Белорусское зеркало» прочитали внимательно и чуть ли не с карандашом в руке. Да что там в Кремле – на днях мне доставили районную газету из славного города Воскресенска, публикующую книгу главками в пятничных номерах, то есть в качестве выходного чтива. Вот до чего дошла в российской глубинке тяга к изящной словесности. Не детектив, не фантастику – старинный жанр путевых заметок понесли с интернет-базара. Для кого-то, возможно, это еще один повод отметить рост читательского интереса к non-fiction – а по мне, далеко не каждый читатель знает, что такое non-fiction, зато каждый желает знать, что происходит в Белоруссии на самом деле. Осмелюсь предположить, что правда о Белоруссии нам интереснее и важнее правды о Соломоновых островах. Потому как, если по большому счету, это правда о нас самих. Мы вглядываемся в Белоруссию, как в живое зеркало, отчетливо понимая, что видим себя – другими. Там живем мы. Живем по-другому. В другом времени. В другой, если хотите, реальности. И точно так же Белоруссия всматривается в Россию. Мы таращимся друг на друга с искренним любопытством давно не брившихся джентльменов. Телевизор такого эффекта почему-то не дает. Перед телевизором не побреешься, это факт.

И последнее. Шустрая интернет-молодежь, пеняя автору на возрастную и прочую старорежимность, даже в традиционном написании страны увидела некий шишковский консерватизм, род старческого маразма. Для особо одаренных повторюсь: я пишу «Белоруссия», а также Башкирия, Молдавия, Якутия отнюдь не в пику самоназваниям, а просто потому, что так это пишется по-русски. Было бы глупо выступать против самоназвания. Пишем Белоруссия, подразумеваем Беларусь, прозреваем Русь Белую, изначальную… А как это получается – об этом лучше прочитать в книжке. Так что в добрый путь, уважаемый читатель. Пожалуйте в Зазеркалье.

Кто бы знал, как я ненавижу границы, в особенности белорусско-литовскую… Тридцать лет мотаюсь между Москвой и Вильнюсом, из них последние лет пятнадцать – уже при новом миропорядке. Свобода и демократия понастроили на моем маршруте пропускных пунктов, разделили колючей проволокой самые грибные места между Тургелями и Гудогаем – границы по грибницам – и обратили меня, если без протокола, в матерого рецидивиста со стажем. В злостного нарушителя визовых и пограничных режимов обратился я под влиянием перемен, в невольного нарушителя таможенных и уголовных кодексов. Понимаю, что жить стало веселее (точнее сказать – забористее), однако собственное мое отношение к основным демократическим ценностям сильно переменилось за последние годы. Я даже на городском транспорте перестал ездить зайцем – а ведь когда-то колесил по всему Союзу без рубля в кармане. И это вы называете демократией?..

Еще хуже я отношусь к священному праву наций на самоопределение. Современники меня поймут и простят, поскольку все это происходило на наших с вами глазах. Первым делом нации самоопределяются в злобных таможенников, жадных погранцов и бледных поганок, именуемых консульскими работниками. Все это только затрудняет движение, то есть жизнь, и выглядит с точки зрения человека подвижного как вброшенный извне коллективный проект по созданию новых доходных мест для недотеп, не приспособленных к реальному делу. О том, что данный проект морально устарел еще в прошлом тысячелетии, недотепы узнают последними – на то они и недотепы, – после чего без мыла лезут в Евросоюз, НАТО, срезают субсидии на культуру, а собственных отпрысков отправляют учиться на Запад. Так самоопределяются нации в XXI веке. Не понимаю, почему об этом надо говорить с придыханием.

А как хорошо, как лихо мы путешествовали по Союзу во времена застоя! Помню, ввалилась ко мне развеселая компания москвичей, один из которых оказался в домашних тапочках – как зашел к соседу в Новогиреево похмелиться, так и похмелялся аж до самого Вильнюса. В тех же тапочках и укатил – словно прошелся по коммуналке.