Несущие кони - Юкио Мисима Страница 65

— Если хотите уйти, я вас не держу. — Исао заставил себя произнести это с легкостью, без запинки.

— Нет… — проглотив слюну, поспешно сказал Сэяма. — Нет, я хотел сказать только, что если наше предложение не примут, нам придется уйти.

— Ваше предложение не принято, — Исао показалось, что его собственный голос донесся откуда-то издалека.

Они стали собираться каждый день.

На следующий день никто не заявил о своем отступничестве. Еще через день разгорелся яростный спор между двумя партиями, и четыре человека, настаивавшие на том, чтобы отказаться от нападения на Японский банк, покинули их ряды. На следующий день ушли еще двое. Таким образом, вместе с Исао их осталось одиннадцать. До решающего дня оставалось почти три недели.

12 ноября, на пятый день после того, как от них отказался лейтенант Хори, Исао на полчаса опоздал на шестое по счету собрание. Когда он поднялся на второй этаж, десять человек уже были в сборе. Кроме них был еще и непрошеный гость. Он сидел в углу, в некотором отдалении от остальных, поэтому Исао его сразу не заметил. Это был Сава.

Было понятно, что Сава пришел, принимая в расчет возможное изумление и гнев Исао, поэтому не следовало реагировать на это по-детски. Исао подумал: «Всё, уж если даже Саве известно про наше убежище, это конец. Никто не поверит, что один из них, десятерых, втайне просил Исао привлечь в помощь Саву. Но это уж совсем ненормально», — мысленно поправил он себя. Более логичным было бы думать, что кто-то из отступников, желая облегчить муки совести, просил Саву помочь делу вместо себя.

— Я думал, вы голодные, вот принес вам суси, — сказал Сава. Он оделся официально — в старый пиджак, на белую в пятнах пота рубашку он, который так заботился о чистоте белья, повязал заляпанный галстук. Сава сидел, скрестив ноги, на единственной в этом доме подушке и своим видом напоминал диск деревянного гонга.

— Спасибо, — Исао старался говорить сдержанно.

— Мне ведь можно было прийти сюда. Я, так сказать, благовестник… Ну, налетайте. Все держались твердо, до твоего прихода никто не начал есть. Хорошие у тебя товарищи. Грех жаловаться на жизнь, когда рядом такие верные друзья.

Исао пришлось сделать широкий жест, и со словами: «Ну что ж, поедим» — он первый взял суси.

Исао рассчитывал за едой подумать, как теперь ему быть с Савой, но процесс жевания отвлекал от мыслей. Его спасало молчание, которое стояло в комнате, пока все поглощали суси. Еще три недели. Сколько раз до смерти повторится это неряшливое удовольствие — поглощение пищи. Исао вспомнил эпизод из истории «Союза возмездия» — Дзюнъо Нарасаки, который перед тем, как сделать харакири, как следует выпил и поел. Он огляделся — все молча ели.

— Может, познакомишь меня со своими товарищами. Тут есть знакомые лица — я помню их по школе, — улыбаясь, произнес Сава.

— Это Идзуцу. Это Сагара. Потом Сэрикава, Хасэгава. Миякэ, Миябара, Кимура. Фудзита, Такасэ, Иноу, — по порядку представил Исао.

Из отряда, который должен был атаковать подстанции, осталось всего трое — Хасэ, Сагара и Сэрикава; Иноуэ из отряда нападения на банк преданно остался вместе с Такасэ, размышляя, как теперь изменится его задача, из членов отряда, который должен был уничтожить воротил экономики и политики, остались все. Исао не ошибся в них: во втором и третьем отрядах были самые храбрые ребята.

Живой, чуть легкомысленный Идзуцу, тщедушный, в очках, но находчивый Сагара, сын синтоистского священника из Тохоку, похожий на подростка Сэрикава; молчаливый, но при том, когда разойдется, весельчак и балагур Хасэгава; честный, умный Миякэ, Миябара с темным, как у жука, сухим твердым лицом; любитель литературы, боготворящий императора Кимура; всегда возбужденный, но скрывающий свои чувства Фудзита; Такасэ с больными легкими, но широкими плечами; настоящий мужчина Иноуэ, даже со своим вторым даном по дзюдо производивший впечатление мягкого, спокойного человека… Это были избранные, подлинные единомышленники. Остались только те, кто понимал смысл того, что такое избрать смерть.

Исао, сидя на пахнущем плесенью соломенном мате под тускло светящей лампой, видел отблески своего пламени. Лепестки засохшего цветка сморщились и облетели, и только тычинки, собравшись в пучок, излучали свет. Они могли поразить небесное око. Мечты приблизились вплотную, так что стали плохо различимы, ум застыл и стал, словно халцедон, убийственно твердым, без щелочки, куда можно было бы проникнуть.

— Хорошие ребята, мне стыдно за молодежь из школы Сэйкэн. — Сава говорил, будто читал по журналу один из рассказов, затем без перерыва принялся угрожать и задабривать:

Наступил критический момент — либо вы меня с этой ночи принимаете к себе, либо убиваете. Отпускать меня опасно. Вы же не знаете, что я могу рассказать. Во всяком случае, я не давал еще никаких клятв. Так что вы должны выбрать: или вы мне до конца верите, или во всем сомневаетесь. Разве не умнее было бы поверить, что я на что-то сгожусь. Если не поверите, я определенно наврежу вам. Ну как?

Исао замешкался с ответом, и тут, к его удивлению, Сава один стал громко произносить слова клятвы:

«Учиться чистоте у Союза возмездия и самоотверженно бороться против зла.

Быть верным дружбе, поддерживая друг друга, всегда быть готовыми ответить на призыв родины».

Исао слушал Саву, произносящего слова клятвы, и это «быть верным дружбе» буквально пронзило его сердце.

«Не искать власти и личной славы, идти на верную смерть ради отчизны»

— Откуда ты знаешь слова клятвы? — голос Исао неожиданно зазвучал по-детски жалобно. Сава с неожиданной для его толстого, неуклюжего тела ловкостью охотника мгновенно уловил эти детские нотки.

— Я просто почувствовал их. Ну вот, клятву я дал. Если нужно скрепить ее кровью, я готов.

Исао взглянул на лица товарищей, и по губам, над которыми пробивались усики, скользнула горькая усмешка.

— Как это похоже на Саву. Ну ладно, будь одним из нас.

— Спасибо.

Вид у Савы действительно был радостным. Он источал чистоту, которая свидетельствовала о полном отсутствии здравого смысла. Исао сейчас впервые заметил, что у Савы белые зубы, совсем как то белье, которое он постоянно стирал.

В этот вечер собрание было плодотворным. Сава всячески убеждал их отказаться от сверхзадач, например от указа о введении чрезвычайного положения, и отдать все силы делу уничтожения ключевых фигур.

Мечу справедливости достаточно лишь однажды сверкнуть во мраке. По его блеску люди поймут, что рассвет близок, узнают, что блеск стали похож на бледно-синий рассвет над резкой линией гор.

Сава настаивал на том, что при покушении все должны действовать в одиночку. Здесь двенадцать человек, и они должны обладать решимостью и небывалым мужеством, чтобы убить двенадцать человек. Дату — 3 декабря менять не стоит, но следует отказаться от плана атаки на подстанции и перенести время действий с вечера на утро. Нужно, чтобы это был час, когда враги просыпаются в постели, когда прерывается чуткий стариковский сон, час, когда в слабом свете можно различить их лица, час, когда под первое чириканье утренних воробьев, устроившись головой на подушке, их враги будут строить планы на сегодняшний день — еще день отравлять страну своим тяжелым дыханием, — нужно выбрать именно такой час. Необходимо немедленно изучить планы их домов и осуществить задуманное так, чтобы пламя взметнулось в небо.