Золотое сечение Иуды - Валерий Ламзов Страница 65

– Не может быть! – удивился Ванин.

– Может, – возразил Шубин. – Всей организационной работой в Центральном Комитете занималось оргбюро. Его решения были обязательны для всех в промежутках между Пленумами. Так вот, 24 января 1919 года была подписана директива, в которой говорилось: «Провести массовый террор против всех белых казаков и истребить их поголовно. Провести вообще без пощады массовый террор по отношению ко всем казакам, принимавшим прямое или косвенное участие в борьбе с Советской властью» и т. д. и т. п. Согласитесь, друзья мои, – обратился Шубин к слушателям, – хочется добавить после слов «с Советской властью» «с моей властью». – А какой стиль! Робьеспьер и только!

– Господи, неужели это правда? – почти простонал Огурцов.

– Самая настоящая правда жизни, – заключил Борис Михайлович. – Как вы понимаете, Пленум ЦК не мог выносить такие решения. Это была личная инициатива Свердлова. Уже 16 марта 1919 года, в день его смерти, Пленум Центрального Комитета отменил эту директиву, но уже было поздно. Маховик террора заработал, начались поголовные истребления казачества.

– А как же Ленин? Почему молчал он? – спросил Ванин.

Борис Михайлович помолчал и затем сказал:

– В день похорон Свердлова открылась VIII партийная конференция, на которой Ильич сказал буквально следующее: «Я не в состоянии даже на сотую долю заменить его, потому что в этой работе мы вынуждены были всецело полагаться, и имели полное основание полагаться, на товарища Свердлова, который сплошь и рядом выносил единоличные решения».

– Да, – вздохнул Огурцов, – «моя хата с краю, ничего не знаю». Так выходит?

– А как он умер? Что с ним случилось? – спросил Ванин. – Он же молодой был?

– Да, молодой. Но нечеловеческой силы духа личность. Дьявольской силы, – заключил свою мысль Шубин и продолжил: – Одни говорят, умер он от испанки, то есть от острой формы гриппа. Другие утверждают, что его избили рабочие в Орле. Тайна за семью замками. Знаю лишь одно, когда он лежал в больнице, у его постели дежурил сам Ленин и ждал, когда тот придет в сознание: что-то хотел спросить. А на связи с ним постоянно находился Сталин. И когда Свердлов испустил дух, Ленин тут же позвонил Сталину и сказал буквально следующее: «Коба, он ушел, не приходя в сознание».

– Странно, – сказал Ванин. – Если он болел испанкой, если это острая форма гриппа, как врачи допустили к нему Ленина? Да еще разрешили сидеть около постели больного?

– Делайте выводы, господа, – хитро улыбнувшись, сказал им Шубин. – Так что жизнь в партии, партийное строительство – это тяжелый и нередко грязный труд. И опасный, если есть хоть немного власти.

– Да, несладко жилось Ильичу со своими соратниками.

– Но самое интересное не это, – продолжал Шубин.

– А что? Может, Свердлов еще золотой эшелон украл, который до сих пор ищут, прибрал к рукам? И все тут, – с иронией в голосе спросил Огурцов.

Шубин не обратил внимание на реплику и продолжил:

– После смерти Свердлова его квартира была опечатана, и личные вещи, сейф, часть мебели сдали на склад в Кремле и поместили в отдельное место. В суматохе текущих дел про все это быстро забыли. И вот в 1936 году Ягода, тогдашний Народный комиссар НКВД, проводил ревизию хранящегося на складах изъятого имущества, в ходе которого и был обнаружен сейф дорогого Якова Михайловича.

– И что там было? – спросил снова Ванин. – Скорее всего досье на членов ЦК?

– Проще надо быть, дорогой Сергей Арнольдович, – ответил Шубин. – В сейфе оказалось 750 тыс. рублей золотом, 600 тыс. в швейцарских франках и английских фунтах, 6 загранпаспортов с его фотографией на вымышленные имена, а также девять чистых бланков. И кроме того, в сейфе оказались драгоценности и именные украшения, снятые с убиенных тел членов царской семьи: нательные крестики, кольца, серьги и т. д. Это добро ему привезли екатеринбургские товарищи, его ближайшие соратники. Вот такие вот дела, други мои, – закончил Борис Михайлович.

Затем посыпались вопросы про Сталина, Хрущева, Горбачева, про современность. Заканчивая, Шубин сказал:

– У каждого большого политика всегда найдется свой Иуда, готовый наградить смертельным поцелуем своего учителя. Но кто есть кто – вот вопрос.

Вошла Анна.

– Великолепна, как само обаяние! – воскликнул Шубин. Встал и поцеловал ей руку.

– Ну что Вы, Борис Михайлович. Сколько можно? Вы меня смущаете.

– Я буду говорить Вам столько комплиментов, сколько раз буду Вас видеть. Вы удивительно красивая женщина. Не побоюсь ревности вашего мужа, скажу – ему несказанно повезло иметь такую умную и очаровательную жену.

Анна покраснела.

– Я приглашаю всех к столу. Пообедаем вместе.

Обед закончили ближе к вечеру. Разгоряченный вином Шубин постоянно шутил и балагурил, чего нельзя было сказать об Огурцове. Он смущался, почти не пил, боялся расслабиться, и Ванин знал, почему. Выпивший «Огурец» был дурак дураком. Он боялся потерять лицо.

Когда гости разошлись, Ванин вернулся в свой кабинет поработать с бумагами.

– Я смотрю, ты серьезно работаешь над своей идеей, – прозвучало в ушах, как раскаты грома.

Ванин обернулся и вскрикнул от ужаса:

– О, боже!

Перед ним стоял невысокого роста худощавый брюнет в черной блестящей кожаной одежде, в пенсне, на ногах хромовые мягкие сапоги, пиджак со стойкой был расстегнут, обнажив белую сорочку с черным галстуком.

– Иуда, ты? – узнал он приятеля. – Ну и напугал, зараза. Чего это ты сегодня вырядился? Побрился! Бородку аккуратную завел.

– Может поздороваешься для начала? – заявил Иуда серьезно. – Я не привык к таким фамильярностям граждан.

– Ну, ладно. Здравствуй, дорогой. Только не переигрывай. Тут дел невпроворот, а ты со своими шуточками.

– Что? – заорал Иуда каким-то громовым голосом. – Ты как разговариваешь с Председателем Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета рабочих и крестьянских депутатов? Ты что, недобиток буржуйский, не знаешь «черного демона революции»? Так я тебе сейчас…

Иуда наклонился над Сергеем Арнольдовичем и поднял руку, чтобы ударить его по голове кулаком. И тут Ванин с ужасом увидел, что кулак-то весь в крови, не в чужой, нет, в его, Ванина, крови.

– Господи, Яков Михайлович, – залепетал он, – простите, ради Бога. Я ошибся, думал, это друг мой Иуда!

– У буржуазных элементов не может быть друзей. У них есть только интерес к наживе. Вы не люди. Вы антинародный элемент. Ишь чего захотел. Правду ему подавай. Что тебе легче будет, если я скажу, что мной организовано было покушение на Ильича. Что это мои люди подобрали революционную фанатичку Фани Каплан, люто ненавидившую Ленина. И что мои ребята сожгли ее быстренько в бочке из под смолы в Александровском саду? Да! Заметали следы. Но сегодня кому нужна эта правда? Правда это не всегда хорошо или правильно. Надо действовать в строгом соответствии с железной логикой бытия. Понял дурак?