Путник, зашедший переночевать - Шмуэль Агнон Страница 65

Глава тридцать шестая Письмо

С того дня, как рабби Хаим взял на себя все заботы о Доме учения и снял с меня это бремя, я чаще задерживаюсь за столом и беседую с гостями.

Гости, которые встречаются мне в гостинице, — люди дела и не расположены к пустой болтовне, но они уделяют внимание приезжему человеку, потому что человек этот — из Страны Израиля, а всякий еврей хочет знать, что там происходит. Страна Израиля уже перестала быть темой речей и банкетов и превратилась в реальность, о которой хочет знать большинство народа. Кто — на случай беды, кто — заранее, до прихода беды. И, беседуя со мной о Стране Израиля, гости из тех, кто знает счет деньгам, — то и дело достают ручку и бумагу и прикидывают, какой доход приносит дом в Тель-Авиве или небольшое хозяйство в деревне. Иногда результат оказывается вроде бы вполне соразмерным со стоимостью его дома и лавки, так что если бы он их продал, то мог бы взойти в Страну Израиля и открыть там собственное дело. Но, между нами говоря, и дом его, и лавка давно отданы под залог другим людям, а его товар немногого стоит. И вот он закрывает свою записную книжку, сидит и недоумевает: что же делать человеку, у которого нет денег? Неужто из-за того, что он беден, ему суждено умереть здесь, как собаке? Я спрашиваю его: «Почему же господин не поехал, когда у него были деньги?» Расчетливый господин усмехается и отвечает: «Когда у меня были деньги, у меня был надежный заработок, зачем же мне было волочить свои кости с места на место?»

Молчит приезжий, не говорит ничего, а расчетливый господин вопрошает: «Так что же нам делать?»

Я говорю: «Не знаю».

Он сердится и кричит: «Что значит „не знаю“? Разве из-за того, что человек беден, перед ним можно закрывать ворота Страны Израиля? Ты смеешься надо мной?»

Я говорю ему: «Я никогда не смеюсь над евреем. Если уж смеяться, так давай посмеемся над теми, кто считает этот безумный мир лучшим из миров, и не будем смеяться над евреем, который во все времена помнит, что есть и другой мир».

Он спрашивает: «Скажи, пожалуйста, а чем лучше меня те парни, у которых нет денег и вообще ничего, а их все равно впускают в Страну Израиля и так радушно там принимают?»

Я отвечаю: «Они заслужили это своей работой».

«Что значит „работой“, что, господин полагает, что я бездельник? С того дня, что я себя помню, я всегда, как бык под ярмом, как осел под грузом, ни одного часа отдыха у меня никогда не было». И его усталое лицо подтверждает эти слова.

Я говорю ему: «А тот человек, которому отданы под залог дом и лавка господина, он тоже хотел бы уехать в Страну Израиля?»

Он смотрит на меня удивленно, как на человека, который не может сложить два с двумя. Ведь он же сказал, что человек не меняет своего места, когда у него есть заработок.

«Ну что ж, — говорит он, — видно, придется ждать прихода Мессии».

Тут в наш разговор вмешивается Долек: «Пожалуйста, когда придет Мессия, порекомендуйте ему сделать меня ответственным за сертификаты».

Ко мне часто приходят с этой претензией — мол, сионисты забрали кучу денег из кассы Еврейского национального фонда и понастроили себе домов в Стране Израиля, а когда мы хотим взойти в Страну, нам не дают сертификата. Мы тут каждому агитатору, или лектору, или даже просто человеку из Страны Израиля, который случайно оказался в нашем городе, устраивали пышную встречу, а когда потом писали им с просьбой прислать сертификат, не получали никакого ответа.

Есть и такие, которые вообще отчаялись взойти в Страну Израиля, потому что страна эта маленькая, коммерции в ней немного и не всякий человек может там найти себе заработок. Но поскольку попался им человек оттуда, они хотят узнать, что правда, а что неправда. Они знают, что правда не такова, какой ее рисуют лекторы или описывают газеты, но и не такова, как клевещут вернувшиеся оттуда, так что же правда и что неправда?

Я говорю им: «И то правда, и то правда». А они удивляются: «Как это может быть, ведь эти говорят ей во хвалу, а те — в осуждение? Эти говорят: „Страна, в которой нет ни в чем недостатка“, а те говорят: „Страна, пожирающая своих жителей“. Одни говорят, что все там ангелы, а другие говорят, что они хуже чертей».

Я отвечаю им: «Это как с солнцем — праведники под ним исцеляются, а грешников оно сжигает. Страна Израиля — солнце для всех, но для праведных она лечебный свет, а для злодеев адское пламя. Такова эта страна: каков человек, то он в ней и находит».

Один из гостей, который стоял сбоку и слушал, поздоровался со мной потом и сказал: «Я не должен был с тобой здороваться, но я слышал, что ты из хорошей семьи, и потому все же поздоровался».

Откуда же в нем такая злость на меня? Оказывается, два его сына — благочестивые, благонравные сыновья — взошли в Страну Израиля и вернулись оттуда и без веры, и без благонравия.

И вот я думаю: у этого старика было еще двое сыновей, и пришла к нему весть, что пролилась кровь обоих в один и тот же день. И двое сыновей были у Фрейды-Кейсарихи, и их кровь тоже пролилась в один и тот же день. Щедро отмеряет Святой и Благословенный, что в хорошем, что в еще лучшем. Когда дает, дает вдвое, а когда забирает, забирает тоже вдвое.

И я спрашиваю этого сердитого человека, отца двоих сыновей: «Почему они вернулись?»

А он отвечает: «А почему взошли? Чтобы научиться вольнодумству, вот почему».

«И что, научились вволю?»

Он сердится: «Ну и вопросы задает господин! Так научились, что даже свои тфилин и цицит оставили там. Если бы не старуха иноверка, что живет там в коммуне и собирает брошенные парнями тфилин и талиты, чтобы отнести их в город, так бы они и валялись там в нечистом месте!»

Я говорю: «У всякого иноверца свой обычай. Здесь, в Шибуше, они подобрали бы эти тфилин и талиты и сделали из них такое, что даже говорить не хочется, да и в городе господина, сдается мне, иноверцы поступили бы точно так же».

Отец двоих сыновей опять отвечает сердито: «Какая бы беда ни пришла, сионисты всегда первыми спешат нажиться на ней, делают из нее приманку, чтобы соблазнить евреев взойти в Страну Израиля».

А я говорю ему: «А что, те, кто против сионизма, не торопятся нажиться на наших бедах?»

Но вернусь к своим делам. Так вот, с того дня, как рабби Хаим взял на себя все заботы по Дому учения, я свободен для других занятий. Иногда, как я уже сказал, беседую со случайно встреченным гостем, а иногда проверяю свои пожитки и белье — что выбросить, а что отдать бедному.

Моя хозяйка, госпожа Зоммер, — женщина добросердечная и бережливая. К примеру, недавно я выбросил пару рваных носков, а через два дня нашел их у себя в комнате заштопанными и аккуратно сложенными. То же самое произошло с рубашкой и с другим бельем. Еще и Крулька ей помогает — она жалеет человека, который зашел переночевать, а задержался на много ночей, один, вдали от жены и детей, и вот — не может отличить то, что уже нельзя починить, от того, что еще починить можно.