Семья Машбер - Дер Нистер Страница 68

Мойше Машбер теперь поступал почти так же.

И вот после долгой ходьбы и расспросов у запоздалых прохожих он наконец нашел то, что искал. Ни на кухне, ни в передней комнате никого не было. Сроли, который почти всегда находился там, на этот раз — с умыслом или случайно — куда-то исчез.

Пройдя переднюю комнату, Мойше направился в другую, и здесь было такое, чему бы никогда не поверил, если бы не увидел своими глазами. За столом сидел Шмулик-драчун, к тому же еще и явно пьяный, глаз с бельмом был бледнее обычного, зато зрачок здорового глаза словно плавал в масле. Шмулик был в том блаженном состоянии, когда даже пьяный человек уже не способен на буйные выходки и скандалы, пусть даже по натуре он склонен к ним. Сейчас ему хотелось улыбаться. Самое большое, что он мог, это ударить раз-другой кулаком по столу, растратив таким образом остатки хмельного пыла. Еще более удивительным было для Мойше то, что за этим же столом сидел сам Лузи. Брат выглядел совершенно спокойно, словно Шмулик его так же мало волновал, как кто-либо из домашних.

Увидев Мойше Машбера, Шмулик, хоть и был пьян, попытался подняться с места и пойти навстречу. Можно было подумать, что он желает извиниться перед ним за свой непрошеный визит или — кто его знает? — может быть, снова затеять неприятный разговор.

Чего угодно, но такой встречи Мойше, явившийся с сердцем, преисполненным горя и, может быть, раскаяния, ожидать не мог. Ошеломленный, он остановился, в то время как Шмулик, широко улыбаясь, протягивал ему руку в знак того, что дурных намерений у него нет.

— Здесь я не Шмулик-драчун, здесь я никого не бью, — вдруг сказал он, затем опустился на свое место, уронил голову на грудь и тут же уснул.

Неизвестно, делом чьих рук это было. То ли Сроли постарался, отослав пораньше всех по домам, оставил одного Шмулика, или случайно так вышло, что, когда Сроли вышел из дому, Шмулик вошел и его никто за дверь не выставил. Ясно было одно — Шмулик не впервые в этом доме. Что он здесь делал, что ему здесь было нужно — неизвестно, но слова, сказанные им в минуту пьяного откровения, говорили о том, что в этот дом он приходит с добрыми помыслами и намерениями. Во всяком случае, не для того, чтобы драться.

Лузи был изумлен — он не ожидал визита Мойше. Самолюбие его было уязвлено, но Мойше был гостем и — братом! Лузи пошел к нему навстречу:

— Мойше! Заходи, заходи скорее! Как поживаешь?

— Шолом… — сказал Мойше, подавая ему руку. И, кивнув на спящего Шмулика, с удивлением спросил: — Что это у тебя здесь? С таким вот с глазу на глаз?.. Как он попал к тебе? Знаешь ли ты, на какие заработки живет этот человек и чем он промышляет?

— Знаю, и что же? А если я его не буду пускать к себе, это будет лучше для него? Как ты полагаешь?

— Для него я не знаю, но для тебя, несомненно, лучше… Это же разбойник, бандит, которого посылают с отвратительными поручениями — избивать людей. Он живет этим…

В этот момент Шмулик поднял голову и оглянулся вокруг.

— Наши деньги! — прокричал он, словно ему что-то приснилось.

— Вот видишь! — не успокаивался Мойше. — Вот он, как на ладони. Как же он все-таки попал сюда, что он здесь делает?

— А где же ему еще быть? — ответил Лузи и добавил не без иронии: — Ведь ты его, наверное, не впустил бы к себе?..

— Нет, отчего же? — в том же тоне возразил Мойше. — Не так давно я имел честь видеть его у себя. Правда, с боевым поручением. Его послал некий Котик, который требовал деньги, хотя срок векселя еще не вышел. Он колотил кулаком по столу, всех в доме перепугал…

И лишь теперь он последовал приглашению Лузи присесть и рассказать о том, что произошло в его доме в последние дни.

— Я в безвыходном положении. По-видимому, в скором времени я буду вынужден переписать на родственников дом, магазины и все, что имею. Временно, конечно, пока все уладится. Так посоветовал поступить доверенный человек, адвокат Ицик Зильбург. Я и сам так думал. Это и привело меня к тебе, — продолжал Мойше, — во-первых, чтобы еще раз посоветоваться перед тем, как предпринять такой ответственный шаг, во-вторых, я хочу помириться с тобой и восстановить наши прежние братские отношения, ибо кто же еще мне так близок, как ты? И в-третьих, я хочу просить твоего разрешения переписать, если это возможно, дом на твое имя. Остальное я перепишу на имена зятьев. Все целиком им передать невозможно: должникам это сразу бросится в глаза. Продать дом сейчас я не могу, так как сразу на него охотников я не найду. Кроме того, если узнают, что я собираюсь продать дом, это станет последним признаком того, что слухи, которые носятся в городе относительно моего положения, и все, что обо мне говорят, — правда. А что это означает для меня в такое время, трудно объяснить и выразить словами. Заложить же дом у чужого человека, что в другое время было бы вполне возможно, сейчас нельзя: это сразу станет известно и доверие ко мне будет подорвано. Так что я вижу одну только возможность, один выход — без шума переписать дом на брата так же, как я это сделаю с остальным — с магазином, конторой и прочим.

— Ну… — поморщился Лузи, но Мойше не дал ему сказать:

— Я хорошо знаю, что ты не деловой человек и никогда такими делами не занимался. Но в данном случае тебе решительно ничего не надо будет делать. Все, что нужно, сделается без тебя, ты только должен дать разрешение, а остальное выполнит мой адвокат Ицик Зильбург.

— Нет! — резко ответил Лузи. — Я прошу меня от этого освободить.

— Почему? — спросил Мойше.

— Потому что я никогда своим именем не торговал и впредь отказываюсь прикрывать им чью бы то ни было неправду и несправедливость.

— Какую неправду? — не понял Мойше. — Ведь это так заведено, так поступают все в затруднительном положении, когда нужно пережить трудное время. Так поступают все купцы.

— Купцы — да, а я нет, и я прошу меня уволить от этого.

— Значит, ты отказываешься в такое время и в таком деле мне помочь?

— Да, — ответил Лузи, — потому что, во-первых, как я вижу, твоя нужда вовсе не так велика. Есть люди, которые гораздо больше стеснены, даже никогда в этом смысле свободны не были, и все же они не стенают. Они не считают, что несчастья, посланные им судьбой на определенное время, будут длиться вечно….

— Что это значит? — спросил Мойше, как бы отказываясь понимать.

— Это значит, что ничего особенного с тобой не случилось, — ответил Лузи. — С чего ты взял, что данное тебе отдано тебе навсегда? Кто это тебе сказал и кто уверил тебя в этом?

— Что же, я свое добро украл? Почему мне нельзя считать его своим? Почему мне запрещено сберечь его навсегда, сохранить для себя? Разве оно, упаси Бог, краденое? Разве я на него права не имею?

— Пусть не краденое, но рядом с краденым. И доказательство этому то, что ты хочешь его всеми неправдами и обманом спрятать… Ты даже готов меня втянуть в это дело, лишь бы не допустить, чтобы те, кому ты должен, могли получить то, что им принадлежит по праву. Ты хочешь лишить их этой возможности.