Похождения проклятых - Александр Трапезников Страница 68

— А если ты причастишься без веры, без покаяния? — спросил я, подумав почему-то о Якове: а ну как и он заявится на службу?

— У таких сам Господь уста замыкает, — ответил Алексей. — Сказано Христом: не давайте святыни псам. Они и не могут взять, потому что это для них как огненный уголь. Бывает, что даже нечестивый покойник, которому перед смертью священник по просьбе родственников вложил в рот Святые Дары, встает ночью и выплевывает их на землю. Жжет и после кончины. Зато от праведного христианина, чья причастившаяся душа переходит в загробный мир, бесы бегут, как от молнии, а сами ангелы открывают небесные врата и провожают до престола Пресвятой Троицы… Мария Египетская начала свой великий покаянный подвиг и многолетнюю борьбу со страстями именно с причащения Тела и Крови Христовых. А мы забыли о том, что нужно было сделать в первую очередь! Это я виноват. Глазами видел, а душой нет. И умом ослеп. Думал, что мы отыщем святые мощи благоверного Даниила Московского по человеческому наитию, без приобщения Святых Даров. Слепец!

Я еще никогда не видел его столь расстроенным. Маша тоже заволновалась, а Алексей продолжил себя корить:

— Последнему дураку ясно, что без Бога — не до порога. А Тело и Кровь Господа придают человеческому разуму, всему организму самые чудесные свойства. Непостижимые и таинственные. Вот был такой случай во времена константинопольского патриарха Мины, в шестом веке. Один еврейский мальчик, сын стекольщика, вместе со своими сверстниками-христианами пришел в православный храм и причастился Христовых Тайн. Вернувшись домой, он рассказал об этом своему отцу-иудею. Тот так разгневался, что в неистовстве бросил отрока в плавильную печь. Супруга стекольщика три дня искала сына по всему городу. Пока не пришла в мастерскую мужа. Здесь она сквозь собственные рыдания вдруг услышала голос сына. И с ужасом обнаружила мальчика в плавильне, среди раскаленных углей. Он был невредим, и она вытащила его из печи. Каким же образом это произошло? Мальчик сказал, что некая женщина в светлой одежде часто приносила ему воду для погашения горящего угля, а когда он просил есть, давала пищу. Об этом писали церковные историки Евагрий и Никифор. Тело и Кровь Христова спасли его и очистили. Потому что на голгофском кресте Господь сам принес Себя в жертву для спасения всего человечества и каждого из нас. Своей Кровью Он омыл наши грехи, Своими страданиями избавил нас от вечных мук, Своей смертью даровал нам жизнь вечную. И за каждой литургией искупительный подвиг Христа не просто вспоминается, всякий раз при ее совершении вновь и вновь приносится жертва, спасающая род человеческий. Любовь Христа к нам настолько велика, что Он постоянно отдает Себя на заклание, чтобы Своими Пречистыми Телом и Кровью освящать нас и возрождать… У новомученика Вениамина, митрополита Петроградского, расстрелянного большевиками, даже Божественный огонь во время литургии — огромный пучок огня — вращался и сходил в чашу! А какую благодатную силу испытывали в храме люди в эти минуты! А к какой великой и страшной Тайне приобщается сам священник, который невидимо соприкасается с огненной Божией благодатью, его служение в эти мгновения даже выше ангельского, потому что он несет Самого Христа и преподает его молящимся. А я-то, старый дуралей…

— А отец? — перебил его я, поскольку он был готов вновь заняться самобичеванием и даже теребил бороду. Пойдет еще рвать в клочки — не остановишь!

— Что — отец? — настороженно переспросил он. — Ну, отец мальчика, стекольщик. С ним-то что?

— А-а… Его самого по приказу императора бросили в плавильную печь. Как неисправимого злодея. А был еще случай. К преподобному Макарию Египетскому пришел в пустыню мужчина, который вел за собой лошадь. И говорит монахам, ученикам старца, что это его жена. Что за дикость такая? Он отвечает: она была нечестивой, а один распутный чародей и обратил ее в лошадь. Монахи подивились, но поверили. Надо заметить, что Древний Египет — это вообще колыбель всякой магии и чернокнижества. Так что вполне возможно. Монахи и человек с лошадью пришли к старцу Макарию. Он-то тоже был прославлен чудесами, только христианскими, получив дар от Господа, а не от сатаны. И авва, лишь взглянув на них, говорит: я не вижу в ней ничего скотского, ведь это не в теле ее, а в глазах смотрящих на нее — это обольщение демонов, а не истина вещей. Несчастье случилось оттого, что они оба уклонялись от приобщения Христовых Тайн, от Святых Даров, не приступали к причастию. И едва он, помолившись, окропил женщину святой водой, чары исчезли. Все вновь увидели вместо лошади человека. Это известный факт, о нем упоминает Палладий Еленопольский в Истории египетского монашества. Всего несколько недель или месяцев без причастия — и человек уже становится беззащитным перед колдовством и нападением демонов!

— Откуда ты все помнишь? — с некоторой завистью спросил я.

— Сам не знаю, — пожал он плечами. — Как-то ложится на ум, когда читаешь, вот и все.

— У меня такого не бывает.

— Для этого надо сначала самому ум иметь, — заметила Маша.

Язва, одно слово. Но и я в долгу не остался:

— К его раздаче я стоял хотя бы последним в очереди. Ты за мной вообще не занимала.

— Да что вы все время цапаетесь? — осерчал Алексей. — Как собака с кошкой. Давайте-ка лучше еще поищем Агафью Максимовну. Она где-то здесь, я чувствую.

И мы вновь разошлись в разных направлениях.

События последующего часа можно было определить, как некогда симфонию Шостаковича: сумбур вместо музыки. Мало того что область таинственного раздвинулась до невероятных пределов, но меня кто-то еще и кольнул в руку. Наверное, именно поэтому в голове моей все смешалось, как в доме Облонских. Обитатели этого дома напоминали тасуемую перед глазами колоду. Тузы, шестерки, дамы, короли и джокеры. С хорошо знакомыми лицами. И если бы не литургия (как я оказался в храме? почему меня поддерживают Алексей и Маша? откуда там, слева, Яков?), если бы не звучный голос отца Сергия, если бы не ангельское пение вокруг, еще неизвестно, пришел бы я в себя вообще? А то бы, как вышел из телесной оболочки, так бы и не вернулся обратно.

Но по порядку. Прежде всего, это я обнаружил Агафью Максимовну. Хотя нет. Вначале, когда я шел от Голгофы к Гробнице царей, меня обогнал какой-то черненький и толкнул в плечо. Он извинился, проследовал дальше и исчез. Укола я даже не почувствовал. Это потом, спустя минут десять, в голове началась свистопляска. Половецкие танцы и железное болеро. А пока я продолжал себе спокойно идти и вдруг разглядел среди кущи деревьев с янтарно-изумрудной листвой едва заметную тропинку. Интересно, куда она может вести? Развинув ветви, я нырнул в чащу и пустился по неизведанному пути. Очень скоро я выбрался к уединенной беседке. Вот замечательное место для духовного бдения и собирания мыслей! — подумал еще я. Хотя у самого меня к этой минуте, напротив, мысли стали начинать разбегаться в разные стороны, а в глазах — двоиться. Кроме того, я отчетливо стал слышать голоса. Доносились ли они из беседки, или звучали уже в мозгу, не знаю. Разница невелика, потому что слов я все равно разобрать не мог.

Единственное, что сумел уловить, это имя: Даниил Московский. Выходит, речь шла как раз о нем, святом благоверном князе. Затем из беседки появились двое. (А в моих глазах — четверо.) Два доктора Брежнева и две Ларисы Васильевны Скатовы. Вся группа была чем-то озабочена. Обе хрупкие женщины казались еще меньше рядом с парой врачей-гигантов. Но на сей раз они меня узнали и даже вежливо поздоровались.