Без лица - Хари Кунзру Страница 68

— Директор велел сказать: к тебе приехала двоюродная бабушка, ждет в его кабинете.

Он думает, что ослышался.

— Моя кто?

— Двоюродная бабушка, Бриджмен. Прости, я что-то не так сделал?

Гертлер драматически бренчит на гитаре.

— Что-нибудь не так, Джонни?

— Нет.

— Я не знал, что у тебя есть бабушка.

Не знал этого и Джонатан. Мистер Спэвин никогда о ней не упоминал. Он думал, что в живых у него нет ни одного родственника. Как это сказал другой Бриджмен? Последний в роду, старина. Он издает низкий стон. Надо было предвидеть: что-то подобное могло случиться. Он должен был подготовиться. Стараясь не терять ясности мыслей, он вытаскивает «шестерку» из комнаты и ведет его по направлению к квартире директора, приказывая повторить в точности, что директор сказал. Точные слова. Точно. Он постоянно забывает дышать. Мальчишка скулит: ничего, Бриджмен, честное слово — и Джонатану приходится тащить его за собой волоком. Тот спотыкается о его начищенные черные ботинки. Бриджмен, я ничего не делал, говорит «шестерка»; Бриджмен, он ничего не говорил, ой, Бриджмен, мне больно; и так всю дорогу до двери директора, где Джонатан наконец примиряется с тем, что мальчишка ничего не знает, и пугается еще больше, настолько, что почти готов обмочиться. Так что он выпускает пацана, и тот бросается наутек, потирая руку и повторяя «Ой, Бриджмен».

Джонатан стучит в дверь и немедленно жалеет об этом, потому что ему открывает экономка директора и проводит прямо в гостиную, прямо туда, не заставив ждать ни минуты. Весь его мозг, все его тело вопят «Не так быстро!», но вот она уже сидит, пожилая леди, завернутая в довоенный креп, и на голове, по форме похожей на картофелину, красуется шляпа с заплесневелыми цветами. Эта голова обладает мелкими чертами лица и крохотными глазками, которые являются безошибочными генетическими признаками Бриджменов. Настоящая.

— Добрый день, юный Джонатан, — говорит бабушка.

Образ предыдущего Джонатана Бриджмена давно уже стерся из его памяти. Ему часто кажется, что Бриджмен и он всегда были одним и тем же человеком. Присутствие бабушки моментально лишает этот обман любой реальной начинки и вместе с тем отнимает у него, Джонатана, личность, аниму, способность говорить и действовать. Он стоит у дверей, не в силах сделать шаг в комнату, открывая и закрывая рот в мертворожденной попытке быть очаровательным. Ее глаза фиксируются на нем, как две черные пуговицы.

— Добрый день, бабушка, — в конце концов осиливает он.

— Бабушка Бертильда, — неласково ворчит она. — Ты меня не помнишь, конечно. Подойди и поцелуй бабушку.

Когда он нагибается к напудренной щеке, в нос ему ударяет резкий затхлый запах, идущий от ее одежды. Невольно он представляет себе, что она постепенно мумифицируется в этом наряде.

— Джонатан, — с любопытством разглядывая его, произносит она, — должна тебе сказать, что ты не похож на нашу линию. У нас, Бриджменов, господин директор, сильные лица. Саксонские лица.

— Как интересно, — вежливо говорит доктор Ноубл. — Не хотите ли чаю?

— Чаю? Да как вы только могли… ведь это сгубило его отца! Трагедия! Тоже мне, чаю.

— О, разумеется. Я прошу прощения.

Доктор Ноубл находит визит бабушки почти таким же мучительным, как и Джонатан. Помимо запаха, есть еще недисциплинированные гласные, разнузданно выскальзывающие из-под ее нёба, а также дурацкая привычка шуршать и потрескивать накрахмаленными юбками, ерзая на стуле. Несмотря на то что она — женщина, едва ли у нее цветочное происхождение, не говоря уж об орхидности. В самом деле, ничего приятного в ней нет.

— Ты и на мать свою не похож, — говорит она, прищурившись на мальчика, стоящего в дверном проеме. — Бедная малышка твоя мать, если судить по фотографиям.

— Фотографиям? — слабо говорит Джонатан.

— Да. Вот фотография, на которой есть ты.

Она начинает копаться в своей вместительной сумочке, вытаскивая оттуда носовые платки, бутылки с лекарствами, зловещие парикмахерские ножницы и разнообразные другие личные вещи, складывая их в кучу на столике доктора Ноубла.

— Ах, вот же она.

Она предъявляет потрепанный семейный портрет. Пухлый картофелелицый младенец сидит на колене боле шейной молодой женщины, картофелелицый молодой человек слегка опирается о спинку ее стула. Глазки-пуговички младенца обвиняюще смотрят из рамки.

— Ты был таким хорошеньким крошкой, — говорит бабушка Бертильда.

— Да, — хрипло шепчет Джонатан.

— Знаешь, я ведь практически вырастила твоего отца. Его любимая родственница — я полагаю, он тебе рассказывал?

Поскольку Джонатан не отвечает, она сама рассказывает одну историю, подробно излагая, как именно старший Бриджмен сидел на коленях Наны и как Нана давала ему отпить глоточек джина, как взрослому.

— Как мило видеть вас вместе, — говорит вежливый доктор Ноубл. — Воссоединение семьи. Должен сказать, мисс Бриджмен, меня удивило то, что у Джонатана есть семья. Его делами управляет стряпчий.

Бабушка Бертильда несколько меняется в лице.

— Да, — говорит она.

Ноубл принимает вид, который, если бы существовал Справочник корректных выражений лица для джентльмена, иллюстрировал бы статью «Подозрительное». Многозначительно шурша юбками, бабушка Бертильда ерзает взад-вперед по стулу.

— Как вы полагаете, можем ли мы с юным Джонатаном где-нибудь поговорить?

Доктор Ноубл с видимым облегчением предлагает этой парочке прогуляться по территории школы. Пожилая леди хватает Джонатана за руку, окутывая его запахом затхлости, который не рассеивается даже на открытом воздухе. Когда они отходят на достаточное расстояние от Холла и звук, с которым экономка распахивает окна, почти уже не слышим, бабушка раскрывает цель своего визита:

— Твой отец меня очень любил, Джонатан. Естественно, я испытываю привязанность к тебе, даже при том, что мы никогда не видели друг друга раньше. Я практически думаю о тебе, как о собственном внуке. Кровь ведь гуще, чем вода, правда?

— Да, бабушка Бертильда.

— Нана. Твой отец звал меня Нана.

— Да. Хорошо. Нана.

— Хороший мальчик. Твой отец не допустил бы, чтобы со мной так обращались. Мой брат, твой дедушка, был очень жестоким человеком. Он плохо думал о людях. Ведь это был мой ребенок, тогда! Но все это было очень-очень давно, и мы с мистером Коксом… большинство людей знают меня как миссис Кокс, хотя мы никогда официально не… мы держали вместе пансион, пока он не умер, но все дело в том, Джонатан, что они не послали бы меня в такое место. Они не сделали бы этого. А ведь ты знаешь, как трудно найти сегодня хороших квартирантов. Ну, теперь ты появился ниоткуда с деньгами, которые оставил тебе отец. И вот я, его любимая родственница, которая не может позволить себе даже держать служанку, кроме той, которая приходит раз в неделю, чтобы помыть полы… — Она делает многозначительную паузу. — Джонатан, у нас с тобой больше никого нет в целом мире. Только мы вдвоем.