Латунное сердечко, или У правды короткие ноги - Герберт Розендорфер Страница 69

Потом они, конечно, повернули обратно, еще раз проехали по той же улице, зашли в стоячий бар на углу и еще в один, где Бруно тоже помнили, но после этого его след потерялся.

– Одна надежда, – заключил Гюльденберг, – что в один прекрасный день Бруно объявится сам где-нибудь поблизости от отеля «Язо-мирготт». Нам остается только надеяться.

В номере начальника пахло лекарствами и горячим чаем. Курцман лежал в постели и сипло поминал Ратхарда: «Три часа под дождем! Кто это выдержит? Конечно, это не прошло мне даром».

– Ничего, не волнуйтесь, – успокаивал его Гюльденберг.

– «Не волнуйтесь, не волнуйтесь!» – проворчал Курцман – Крегель приехал?

– Да, я здесь, – отозвался Кессель.

– Портье что-нибудь заметил? Ну, что я болен?

– Нет, – сообщил Гюльденберг, – Я сказал ему, что у вас запой.

– Что?!

– У вас есть другие предложения?

– Болезнь, – начал Кессель, обращаясь к Курцману и стараясь придать своему голосу возможно больший оттенок сочувствия, – это всего лишь состояние души. Болеет лишь тот, кому хочется болеть…

– А-а, вот вы как! И кто же я теперь, по-вашему? – возмутился Курцман, резко поднимаясь в постели.

– Да нет, – смутился Кессель, – просто один старый священник говорил мне…

– А один молодой священник вам ничего не говорил? – гневно просипел Курцман. Он и в постели лежал в очках, в своих очках с толстыми роговыми дужками, над которыми вздымались густые темные брови, – Или, может быть, одна молодая монашка? Она вам ничего не говорила?

– Дело вовсе не в этом, – попытался оправдаться Кессель, – я не имел в виду вас…

– Так в чем же дело? Кого имел в виду этот ваш епископ, ваш очередной высокопоставленный знакомый?

– Просто есть такая теория…

– Если вы думаете, что можете третировать меня как угодно, раз у вас такой дядюшка, – Курцман снова упал на подушки, – то вы… вы жестоко ошибаетесь!

Гюльденберг счел нужным вмешаться.

– Луитпольд! – позвал он. – Идите сюда, надо поставить герру Курцману холодный компресс на икры.

– Нет! – возопил Курцман, – Не надо!

– Надо, надо, – успокаивал его Гюльденберг, – чтобы понизилась температура.

– У меня нет никакой температуры! – кричал Курцман.

– Как же нет, когда есть. Луитпольд, проверьте, там еще остался лед?

В ведерке для шампанского плавало несколько кусков льда.

Шампанское заказал Гюльденберг – по его словам, только ради льда. В целях конспирации ему, правда, пришлось шампанское выпить.

– Как шампанское, так непременно «Вдова Клико», – кряхтел Курцман, пока Луитпольд переворачивал его с боку на бок как куклу, готовя к ледяному компрессу, – прекрасно можно было заказать обычный «Хохригель» местного разлива, всего сто пятьдесят семь шиллингов бутылка. Лед-то все равно тот же самый, – стонал Курцман, – Так нет же. А я теперь ломай голову, по какой статье провести такие расходы. А-а… А-а-а! – вопил Курцман. Гюльденберг увязал лед в полотенце и обмотал им тощие волосатые икры шефа.

– Не дрыгайтесь, – попросил Гюльденберг – Крегель, будьте добры, подержите герру Курцману ноги.

– Крегель пусть ко мне не прикасается! – прохрипел Курцман.

В этот момент упало ведерко. Ледяная вода вылилась Курцману в постель. Курцман снова закричал.

– Это оттого, что вы дрыгаетесь, – заметил Гюльденберг. – Лежите спокойно и постарайтесь пропотеть.

– Мне холодно! – жаловался Курцман – Простыня намокла!

– Ничего, высохнет, – успокоил его Гюльденберг – Имейте хоть чуточку терпения!

– Ну кто же вытерпит такое! – пыхтел Курцман.

И тогда Луитпольд медленно подошел к постели Курцмана, положил ему на грудь свою тяжелую, грубую, широкую руку и сказал глубоким басом:

– Не извольте беспокоиться, господин доктор, все будет хорошо.

После этого он повернулся и вышел. Гюльденберг задернул шторы и спросил:

– Свет погасить?

– Не надо, – отозвался Курцман. Гюльденберг кивнул Кесселю, и они оба вышли в коридор.

– И что теперь? – спросил Кессель.

– Хм, – неопределенно произнес Гюльденберг.

– А сам Бруно никак не сумеет найти нас?

– Может быть, и сумеет. Но самая большая проблема для нас сейчас не он, а вы.

– Я?

– Вас нужно познакомить с вашими будущими информаторами, V-2022 и V-2041. Вы будете поддерживать с ними связь в Берлине. В лицо их знает только Курцман. На завтра у него была назначена с ними встреча – с одним в «Кафе Сентраль», с другим – у «Захера». Туда же должны были подойти и вы к определенному часу. Если температура у Курцмана не спадет, встреча не состоится. Одна надежда, что холодный компресс поможет.

– И в котором часу он должен был с ними встретиться?

– С 2022 в девять тридцать, с 2041 – в пятнадцать часов, – сообщил Гюльденберг.

– Лучше всего будет – медленно произнес Луитпольд, – поехать домой.

– Без Бруно? – спросил Гюльденберг.

Они решили поделить ночь на три части, так сказать, на три ночные стражи. Бар в отеле «Язомирготт» работал до пяти утра. С половины десятого до полуночи там будет дежурить Луитпольд, до половины третьего – барон, а с половины третьего до закрытия – Кессель. «До половины десятого можно не беспокоиться – сказал барон, – Бруно не появится. А когда появится, его надо будет взять под белы руки и во что бы то ни стало отправить в постель. Завтра в восемь утра я его подниму, и мы тотчас же поедем к надворному советнику».

Кессель спустился вниз и за немыслимые чаевые заказал у портье билет в Бургтеатр – там давали «Мота» Фердинанда Раймунда, – потом пошел в ресторан «Под белой трубой», где съел замечательный говяжий огузок, после чего зашел в отель переодеться и отправился в театр.

На улице шел дождь, по-прежнему вперемешку со снегом. Испытывая блаженное чувство человека, которому некуда спешить, Кессель, подняв воротник, с трубкой во рту шагал по старинным улочкам, по Грабену, через Хофбург и Хофгартен. пока не дошел до Бургтеатра. Еще не доходя до Грабена, в одной из улочек неподалеку от отеля «Язомирготт», Кессель заметил книжный магазин, показавшийся ему весьма необычным. Магазин был уже закрыт, но Кессель решил, что непременно зайдет сюда завтра, и что ни Курцману, ни Гюльденбергу сообщать об этом не стоит.

– Вас разбудить утром? – вежливо осведомился портье.

– Да, пожалуйста, – ответил Кессель – разбудите меня в четверть третьего.

– Что, простите? Я не понял…

– Нет-нет, вы все правильно поняли: разбудите меня в четверть третьего. В половине третьего я хочу пойти в бар.