Простой, как снег - Грегори Галлоуэй Страница 69

В школе никого не осталось, и я, наконец, пошел домой. Я достал письмо из кармана и снова посмотрел на него. Оно должно что-то значить. Казалось очевидным, что начинать расшифровку следует с дат. Часто появлялись четверки, но это мне ничего не сказало, только что я способен складывать и вычитать. (Июнь = 6, 6+5+11, 1+9=10, 7+3=10, 11+10+10=31, 3+1=4; 1995–1973=22, 2+2=4) Это не дало ответа. Если это шифр, я с ним не разберусь. Письмо вполне могло ничего не значить, быть просто шуткой или игрой между ними двумя. Или оно могло значить очень многое, это могла быть их тайна, что-то, что Анна никогда не обсуждала со мной. Доказательство лжи, которую она мне сказала или никогда не сказала. Она всегда говорила, что ненавидит мистера Девона, но вот он — глупый рисунок. Я ненавидел письмо. Я ненавидел их обоих.

Я начал представлять, как последую за мистером Девоном в Слокум на Аляску и найду ее там, ждущую его. Я посмотрел карту Аляски. Никакого Слокума там не оказалось, даже ни одно название не звучало похоже. Я нашел Слану и Слитмьют. Я пытался вспомнить, не произносил ли мистер Девон одно из этих названий, но помнил только Слокум., Может, это очень маленькое местечко, и поэтому оно не попало на карту, или я неправильно расслышал. Я подумал о том, чтобы позвонить ему и спросить, но если он врал в первый раз, то определенно и сейчас не скажет правду. Может, он даже не собирается на Аляску.

Я бросил письмо на кровать и стал все снимать со стен. Я срывал все, стараясь побыстрее покончить с этим делом.

Я порвал или испортил многие фотографии и открытки. Мне следовало быть более осторожным. Я сорвал свои собственные записи, которые с такой осторожностью приклеивал совсем недавно. Я потратил много усилий и времени, чтобы все упорядочить и систематизировать. Но теперь я хотел побыстрее от всего этого избавиться и даже подумывал о том, чтобы все это выбросить, но все-таки нашел в гараже коробку, все туда упаковал и убрал в стенной шкаф. Я поставил коробку над местом, где спрятал оставленный Карлом сверток. Затем я схватил сверток, отнес к письменному столу и раскрыл.

Я всегда думал, что в свертке лежат учетные журналы Карла, но это оказалось не так. Я сорвал коричневую оберточную бумагу, открылась коробка с прикрепленной запиской от Анны, обращавшейся к Клер: «Храни это в надежном месте. Защищай их, словно это твои кожа и кости. Защищай их так, словно это твое сердце. Никому не говори, что они у тебя, но через два месяца отдай их тому, кому доверяешь, и скажи ему, чтобы следовал тем же указаниям. Ты за все отвечаешь. Ты должна знать, куда они попадут, где они окажутся. Они опасны, ты не должна позволить им попасть не в те руки. Храни их. Передай их. Береги их».

В коробке оказались тетради Анны. Я медленно поднял крышку, и они там лежали, все четырнадцать томов ее некрологов. Они были перевязаны черным шнурком, а к верхней тетради она приклеила записку, на которой было написано большими печатными буквами: «Я ЗНАЛА, ЧТО ТЫ ЭТО ПРОЧТЕШЬ».

Я пролистал пару тетрадей, но вскоре понял, что без общей сводки не смогу найти никакой конкретный некролог и не смогу учитывать, которые некрологи уже прочитал. Анна была права: тетради представляли собой хаос без описи. Я решил начать читать с первой тетради, прочитать все 1516 некрологов. Большую часть ночи я не спал, читая о смерти тех людей, которые видели, как Каины переезжали в наш город в августе, или даже помогали им с переездом. Затем пошли некрологи, посвященные ее соседям, затем людям, проживавшим на той же улице. Потом начали умирать одноклассники и учителя. Похоже, как только Анна сталкивалась с кем-то по жизни, этот человек появлялся у нее в тетради. Я перевернул несколько страниц и нашел некрологи, посвященные людям, с которыми Анна, как я точно знал, познакомилась уже после меня. Однако моя смерть не числилась в том месте, где ей следовало. Я вернулся к месту, до которого читал все некрологи подряд, и изучал первый том, пока не заснул.

Я провел следующие пять дней, читая тетради Анны при каждой возможности. Я словно слышал ее голос, рассказывающий о каждом человеке, о том, как он жил и умер. Некоторые некрологи я видел и раньше, но никогда — в таком количестве, никогда — такое множество за один раз. Ее ядовитый юмор все еще оставался свежим и забавным, но я нашел еще один приносящий удовлетворение элемент в ее творчестве. Анна с чувством долга пересказывала достижения и основные вехи жизни каждого человека, но настоящим достижением была смерть. Практически без исключений, Анна посвящала больше всего места описанию точных деталей смерти. Каждая смерть содержала больше драматизма и важности, чем жизнь. Во всех некрологах жизнь приуменьшалась. Я словно слышал, как Анна защищается, выдвигая аргумент, что факты жизни каждого человека у нее точно и хорошо представлены, и если жизнь кажется не имеющей особого значения или какой-то мелкой, то пусть будет так. Кроме этого, сказала бы она, ты сам написал несколько некрологов. Они как-то отличаются от моих? Они не отличались, но я обнаружил, что возможно впервые хотел бы выступить в защиту всех людей и их жизней, защитить весь город. Не может быть, чтобы все эти жизни были такими бессмысленными и незначительными, как казалось в некрологах. Судя по ним, один маленький человек следовал за другим.

Я сидел в заднем дворе и читал десятый том, когда услышал, как кто-то шепотом произнес мое имя. Я закрыл тетрадь, повернулся и увидел Карла, стоявшего у угла дома. Синий козырек был низко надвинут на лоб, Карл надел свой обычный блейзер и выглядел точно также как всегда. Он что-то писал на обрывке бумаги, тут поднял голову, посмотрел на меня и легко улыбнулся.

— Ты скрываешься? — спросил я и положил тетрадь под шезлонг.

— Я не хотел, чтобы меня видела твоя мать.

— Ее нет дома, — сообщил я. — Ты вернулся?

— Я вернулся, — ответил он. — Я только что вернулся и хотел увидеть тебя.

— Где ты был, Карл? Весь город сошел с ума после того исчезновения.

— Я знаю. Мне просто требовалось заняться кое-какими делами. Я же говорил тебе, что вернусь. У меня есть кое-что для тебя, — объявил он.

— Хочешь войти в дом? Я должен отдать тебе твой конверт.

— Я заберу его позднее. Я просто хотел кое-что тебе занести, — сказал он, сбросил с плеч рюкзак и открыл. Он достал оттуда обычный конверт и протянул мне. — Я знаю, что это ничего не меняет, но я хотел извиниться и все исправить.

Я открыл конверт. Внутри лежал снимок нас с Анной и негатив.

— Откуда ты это взял? Он пожал плечами.

— Это была просто сделка, — сказал Карл. Я хорошо его знал, поэтому понимал, что спрашивать дальше бессмысленно. — Мне нужно идти, — добавил он. — Я не хочу, чтобы меня кто-нибудь видел, пока я не встречусь с матерью.

— Послушай, Карл, сверток, который ты мне оставил…

— Это сверток Клер, — перебил меня Карл. — Она хотела, чтобы я передал его тебе.

Машина моей матери завернула на подъездную дорожку перед домом, и Карл бросился бежать через задний двор к лесу в конце Брук-роуд. Так ему придется преодолеть в два раза больший путь, но вероятно его никто не увидит. Карл знал, что делает. Я радовался, что он вернулся, радовался, что он зашел ко мне, и радовался, что он что-то для меня сделал. Мгновение я думал, что теперь все пойдет хорошо. Если Карл смог вернуться, то почему бы не вернуться и Анне? Почему дела не могут идти все лучше и лучше? Я вернулся на шезлонг, положил конверт в тетрадь и продолжил чтение.