Женщина при 1000°С - Хальгримур Хельгасон Страница 69

«У тебя тут связь не плохая?»

«А? Нет-нет. Нет».

«Оно сбоит… ну, соединение. – И затем, самым что ни на есть естественным тоном: – У меня в машине Интернет есть. Я с ним ненадолго в машину переберусь».

Она закрыла ноутбук, подхватила его под мышку и улыбнулась мне: «Я мигом! А ты пока журналы посмотри!» Я была так обескуражена, что не успела даже ничего подумать, не то что рот раскрыть. Она просто-напросто удрала с моим ноутбуком! Интернет в машине? Никогда о таком не слыхала. Я считала саму себя одной из самых хитроумных и коварных дьяволиц, но тут она меня переплюнула! Причем так изящно!

Она пропадала жутко долго.

Итак, в декабре две тыщи второго я, лежа в своей кровати, на собственной шкуре ощутила те общественные изменения, которые уже приближались на полной скорости. Бессовестность, жадность, наглость и горлопанство. И все это с таким милым видом, с улыбкой на губах. И все это она внесла в мое обиталище – эта противоположность добродетели, представительница того, чего не должно было быть.

Но куда голова – туда и шея, и мой Мальчик с его свитой, видимо, именно этого и хотели, ведь они уже прониклись духом неонаживизма, этого дешевого патентованного средства против человеческого общества, которое намололо людям так много страданий. Они видели, как он сделал свое черное дело в Америке, и подумали, что и у нас такой гость был бы не лишним. Приближалась финансовая буря.

Я жила в стране долларов, и с Бобом, и потом, и сама видела, как этот большой народ страдал от своей капиталистической системы, при которой каждый час облагался пошлиной, и, если у тебя не хватало денег на следующий, тебя просто выбрасывали в сточную канаву. Они даже думали о деньгах чаще, чем о сексе, – эти широкоплечие лесорубы с мощными подбородками, – и это уже много говорит о них. И быть женщиной в таком обществе было нелегко. Уже смолоду тебе приходилось продумывать свою жизнь на долгие годы вперед и рассчитывать баланс между любовью и стабильностью, счастьем и деньгами. Сможет ли Гарри обеспечить моим детям медицинскую помощь, или мне поставить на Спенсера, хоть я и люблю его меньше?

А еще я так и не смогла привыкнуть к тому, что выпуски новостей каждые 6 минут прерывались, чтобы вознести хвалы мамоне. Честно говоря, это напоминало гитлеровскую Германию или какую-нибудь страну коммунистического режима. День и ночь на человека обрушивалась пропаганда. В этой антидемократической финансократии веками правил лишь один тиран, по имени Доллар Билль, и он был одновременно богом твоим и дьяволом. С одной стороны, требовал постоянных жертв и почитания, с другой – искушал тебя на каждом углу. И при таком причудливом общественном устройстве, побуждавшем людей только к одному – разбогатеть, кое-кто, несомненно, становился настолько состоятельным, что мог откупиться от этого общества, так что ему не приходилось сталкиваться с последствиями своей наживы, не приходилось заглядывать в школьные классы в бедняцких кварталах или приемные общественных больниц, где молодые люди в очереди читали о половой жизни знаменитостей, в то время как из их пулевых ран струилась кровь.

Я помню, как я плыла по Фрэнклин Рузвельт Драйв весной семьдесят пятого в желтом такси и показывала моим мальчикам высотки Манхэттена. Они были словно сияющие зубы во рту – их ряд выглядел крепким. Но между ними виднелась желтая гниль. Логова наркоманов и многоквартирники бандитов. «Мама, смотри! Тут дом сгорел!» И с тех самых пор Соединенные Штаты к зубному не ходили. Даже после того, как у них выбили оба передних зуба 11 сентября 2001.

Сам наш Мальчик (я всегда называю великого Давида [154]Мальчиком, потому что знавала его покойную бабушку, которая звала его именно так), конечно же, никогда не ездил за океан, но у него были летающие по всему миру друзья, эти его верные наперсточники… простите, – наперсники! Они-то и внушили ему сию мудрую мысль. Они хотели, чтоб народ, который целое столетие провоевал с банками, и следующее столетие тоже встретил, воюя с ними. «Комнаты ожидания опустели», – так это называлось, ведь ждать стало нечего. Был спровоцирован финансовый недород, все ворота широко отворились, и псы рынка рыскали по полям с пеной у рта. Если смотреть на это с койки, то выглядело все как большие гонки, устроенные весьма безалаберно.

Но отчего изобильные времена закончились так плохо? У меня было время, чтобы обмозговать это, и, по-моему, объяснение тут настолько же неожиданное, насколько простое – бездетность. Подобно своему отцу фашизму, неолибертализм обычно излагается бездетными белыми мужчинами, которые любят наряжаться и потягивать коктейли в кругу своих братьев по полу, но забыли в своей великой социальной формуле учесть женщин, детей и «три С» (сумасшедших, слабых, старых). На самом деле в главном либертаризм вполне жизнеспособен, пока ничто не мешает мужчине на его работе, а женщина носит его рубашки в химчистку, пока дети не родились, а старикам не нужна медицинская помощь. Ведь эта идеология родилась и сформировалась в тех участках мироздания, куда заказан вход детям: в университетских и финансовых кварталах на западе за океаном.

Любимейшая тема Боба о Йельском университете была такая: когда на территории университета заканчивают косить лужайку, на нее наносят крем после бритья. Тамошние места были ему знакомы, потому что его отец был в том городе штатным профессором литературы – милым стихоплетом Уитмановой школы. Но у Боба возникли трудности с башенными часами и твидом, он предпочел им барные стулья и бит. Он сбежал в Виллидж и там познакомился в том числе с самим Керуаком, Гором Видалом и другими, задолго до того, как их пожрала слава. Видал был, вероятно, самым красивым человеком, которого я видела, кроме нашего Гвюдберга Бергссона [155], который вернулся из Испании в темных очках и расхаживал по центру города, словно filmstar [156]. В шестидесятые рейкьявикские женщины активно практиковали следующий вид спорта: по ночам ходили к отелю «Борг», чтобы набраться звезд в глазах; наш поэт работал там ночным портье. Но юноши Бергссон & Видал были настолько прекрасны, что ни одной женщине не достались. «Так вот они какие – святые», – думала ты, словно несмышленыш, даром что насмотрелась на всякие выверты мужчин в закоулках войны. И только много лет спустя, прочитав биографию Видала, я обнаружила, что в годы, проведенные в Гринвич-Виллидж, он спал в среднем с тремя юношами в день. Они это могут и позволяют себе, в то время как женщин за это побивают камнями.