Под розой - Мария Эрнестам Страница 69

Письмо пришло от одной из старинных маминых подруг. Мы с Сюзанной были дома одни, и я сразу же распечатала конверт. Подруга писала, что давно ничего не слышала от мамы и интересуется, живет ли та по-прежнему в Лондоне. Она не хотела звонить Свену или Еве, надеясь, что они перешлют письмо маме.

После некоторых колебаний я все-таки написала маминым почерком, что собираюсь переезжать, и потому не могу дать ей точный адрес, но что навещала Еву и Свена в Фриллесосе и была очень рада получить от нее письмо. Я попыталась представить, как думала бы мама, и решила, что она не стала бы утруждать себя подробностями, поэтому добавила только пару фраз о разных мужиках и шикарных вечеринках в шумном Лондоне, где в тысячу раз веселее живется, чем в Стокгольме. Я отправила письмо и несколько недель не получала ответа. Но знала, что только оттягиваю время. Рано или поздно начнут приходить другие письма, с вопросами, на которые я не смогу ответить, и мне придется что-то придумывать.

Когда Свен вернулся, я сказала, что хочу съездить в Гётеборг, и спросила, не присмотрит ли он за Сюзанной в мое отсутствие. Свен рассудил, что для молодой девушки вполне естественно захотеть съездить в город развлечься, и взял выходной, чтобы побыть с Сюзанной.

На следующий день я отправилась с попутной машиной в Гётеборг и там обошла все туристические бюро. Знаю, сегодня это вряд ли было бы возможно, но тогда я просто входила, обращалась к хозяину и говорила, что ищу работу. Все принимали меня довольно любезно: приглашали войти и расспрашивали о моем образовании, опыте работы и почему я выбрала туристическую деятельность. Часто разговор заканчивался, как только они узнавали, что я не закончила школу и работаю в пекарне. О том, что я мать-одиночка, я даже не упоминала, зная, что это уменьшит мои и без того ничтожные шансы. После пяти таких разговоров я была уже совершенно без сил и зашла в маленькое, но довольно дорогое кафе в центре города. Я заказала чай с булочкой и сидела, разглядывая прохожих за окном.

И тут я увидела ее. Вывеску на угловом здании. «Якоби». Прищурившись, я разглядела в витрине фотографии Италии, Франции и Австрии. Я быстро доела, заплатила и поспешила туда. Это оказалось маленькое бюро путешествий. Такое маленькое, что я о нем никогда и не слышала. Я открыла дверь. Колокольчик оповестил о моем приходе, из подсобки появился мужчина и подошел ко мне.

Это был невысокий брюнет в нелепом костюме и старых ботинках. У него были карие, почти черные глаза и длинные ресницы, редкие волосы облепляли череп. Он с неприязнью смотрел на меня, не произнося ни слова и, видимо, ожидая, что я заговорю первой. Я огляделась по сторонам, убедилась, что это настоящее туристическое бюро, в котором есть все, что положено, — карты, рекламные проспекты, и решила, что стоит попытаться.

Я до сих пор помню, как он смотрел на меня, когда я рассказывала, кто я такая и что мне нужно. Он словно видел меня насквозь. Сегодня мне известно, что так он ведет себя всегда, но тогда мне стало неуютно под его пристальным взглядом, и я помню, что вся вспотела.

— Давайте пройдем в мой кабинет, — сказал он наконец, и я последовала за ним в скромную комнату со старой мебелью.

Там был идеальный порядок, начиная от ручек в стакане и заканчивая аккуратно разложенным на столе ежедневником. Он предложил мне воды, и я согласилась. Потом еще раз спросил, почему я к нему обратилась. Я рассказала правду: что хочу работать в туристическом бюро, что мне восемнадцать и что я не закончила школу, но бегло читаю и говорю по-английски. Он еще более внимательно посмотрел на меня:

— Почему вы не закончили школу? Вам ведь оставалось совсем немного.

Этот вопрос, как я позднее поняла, был типичен для Давида Якоби. Ему было важно понять, что я за человек, прежде чем начинать говорить о работе. А для этого нужно было узнать, почему я бросила школу. Я подумала секунду и приняла решение — как потом выяснилось, единственно правильное.

— Я забеременела и решила оставить ребенка.

— Это не помешало бы вам закончить учебу.

— Обстоятельства сложились так… что это было уже не важно.

— Какие обстоятельства могли помешать человеку получить образование?

Я сглотнула и решила оставаться честной до конца:

— Отец ребенка меня бросил. Он не знал, что я беременна. И мне показалось, что те знания, которые могла дать школа, больше не имеют значения.

— А что имеет для вас значение?

— Моя дочь.

Давид Якоби какое-то время молча смотрел на меня. А я смотрела на него, мысленно протягивая руки к кресту и моля, чтобы меня не выгнали. Но я не ожидала, что он скажет то, что сказал:

— Большинство людей потеряли тех, кого любили, но это не помешало им продолжать жить и учиться. Если вы хотите работать на меня, то должны пообещать две вещи: закончить школу и рассказать человеку, который вас бросил, про ребенка.

Я встала и пошла к выходу. У дверей я обернулась и в отчаянии проговорила:

— Я не могу ему рассказать. Это невозможно. Но я обещаю вам закончить школу. Я буду учиться по вечерам, если вы возьмете меня на работу.

Давид Якоби поднялся, оглядел меня с ног до головы, подошел к шкафу и достал оттуда ведро и швабру.

— Можете начать прямо сейчас с мытья пола. Нет, я не хочу вас унизить. Я никогда в жизни никого не унижал. Но пол надо помыть, а поскольку я считаю себя слишком важной персоной для подобной работы, то и вы, как моя подчиненная, должны придерживаться той же точки зрения.

История о том, как я получила работу у Давида Якоби, кажется настолько фантастической, что сейчас, описывая ее на бумаге, я готова расплакаться. Я помню, как, проработав со мной двадцать пять лет, он уходил на пенсию, оставляя бюро на меня, и я со слезами на глазах пересказывала эту историю всем, кто пришел отметить это событие. Помню, как он расчувствовался от моих слов и тоже расплакался. Я могла бы исписать сотню дневников, рассказывая, как много Давид дал мне за эти годы. Взять хотя бы тот факт, что он принял меня на работу, хотя у него почти не было средств платить мне зарплату. Или букет из желтых и розовых роз с маргаритками, который он вручил мне, когда я закончила школу. Я могла бы рассказать, как мы с ним сутки напролет изучали железнодорожные маршруты и авиарейсы, чтобы подобрать лучшие цены для наших клиентов, как вместе осваивали технические новинки от факса до компьютера. Как он, сам того не зная, помог мне поддерживать для окружающих миф о том, что мама путешествует по Европе, посылая меня в командировки в Париж, Зальцбург, Рим и Лондон. Это давало мне возможность писать маминым почерком письма и открытки и отправлять их из всех этих городов родным и знакомым.

Это благодаря Давиду Якоби я увидела мир. И благодаря ему я смогла сделать мамины письма такими правдоподобными. Я описывала кафе в Австрии, французскую Ривьеру, узкие итальянские улочки с ресторанами, где подавали восхитительную пиццу. Иногда я выбирала понравившуюся мне улицу и писала ее как адрес отправителя, таким образом позволяя маме вести жизнь космополита, о которой она всегда мечтала. Она купалась в Средиземном море, ставила бокал вина на клетчатую красно-белую скатерть в итальянской траттории, покупала одежду в лондонских бутиках — и делала все это вместе с мужчиной, который постоянно путешествовал и нигде не задерживался надолго. Поэтому никто не удивлялся, видя, что письмо отправлено из отеля. Мама жила в лучших отелях мира. Иногда я договаривалась с персоналом, и мне передавали ответы на отправленные мной письма, и я снова отвечала на них.