Ведьма с Портобелло - Пауло Коэльо Страница 7

В Лондоне она оказалась в качестве беженки изобъятого гражданской войной Ливана. Ее отец, христианин-маронит (марониты –приверженцы одной из ветвей католицизма. Догматика близка к католической,однако священники не соблюдают целибат. Богослужения проводятся насреднеассирийском языке. – Прим. ред.), был тесно связан с правительственнымикругами, но даже под весьма реальной угрозой смерти не хотел эмигрировать дотех пор, пока Афина, случайно подслушав его телефонный разговор, не решила –пришло время стать взрослой, выполнить свой дочерний долг и защитить тех, когоона любит.

Она исполнила нечто вроде танца, притворилась,что впала в транс (этим искусством она овладела в колледже, изучая житиясвятых), и начала пророчествовать. Не знаю, как удалось девчонке-подросткусделать так, чтобы взрослые приняли решения, основанные на ее словах, но Афинавыполнила свою задачу – отец был суеверен и непреложно убежден, что спасаетжизнь своей семьи.

Да, в Лондоне они оказались как беженцы, ноотнюдь не как нищие. Ливанская диаспора рассеяна по всему миру, так что отецАфины вскоре нашел средства поправить свои дела, и жизнь наладилась. Афинамогла посещать лучшие школы, учиться танцам (это была ее истинная страсть), апотом поступить на архитектурный факультет.

И там, в Лондоне, родители однажды повели ееужинать в самый дорогой ресторан и как можно осторожнее объяснили, что она – неродная их дочь. Афина разыграла удивление, потом расцеловала их и ответила, чтоничего не изменится.

Однако для нее это уже не было новостью –какое-то время назад друг семьи в приливе ненависти уже крикнул ей: «Ты –неблагодарный приемыш! Ты им – не родная! И оттого, наверно, не умеешь себявести!» Она швырнула в него пепельницей, поранив ему лицо, двое сутокпроплакала, запершись в своей комнате, а потом приняла это обстоятельство какданность. У друга семьи на всю жизнь остался шрам, происхождение которого онобъяснить не мог, так что приходилось врать, будто на улице на него напалиграбители.

Когда я назначил ей свидание, она прямо ипросто заявила мне, что девственна, по воскресеньям ходит в церковь, любовныхроманов не читает, предпочитая им разнообразную литературу о ситуации наБлижнем Востоке.

И, стало быть, занята. Чрезвычайно занята.

– Принято считать, будто единственная мечтаженщины – выйти замуж и нарожать детей. А ты, выслушав мою историю, наверное,думаешь, что я очень несчастна.

А эту песню я знаю – многие мужчины ужезаводили речь о том, что хотели бы меня «защитить». Только они забывают, чтоеще со времен античности повелось так, что воины возвращались из походов либона щите – мертвыми, – либо со щитом и боевыми шрамами. Ну так вот: я нахожусьна поле брани с момента рождения, все еще жива и ни в ком не нуждаюсь длязащиты. Помолчав, она добавила:

– Видишь, какая я образованная?

– Вижу. Но вижу также и то, что, когда тынападаешь на того, кто слабее тебя, ты и впрямь нуждаешься в защите. Этотслучай мог стоить тебе университетского диплома.

– Знаешь, ты прав. Я принимаю твоеприглашение. С этого дня мы начали регулярно встречаться, и чем ближестановились, тем отчетливей ощущал я свой собственный свет – ибо Афинараскрывала во мне все самое лучшее. Она терпеть не могла книг по магии илиэзотерике, говоря, что все это – от лукавого, а единственное спасение – вИисусе. Но порою высказывала мысли, которые не вполне вписывались вкатолические догматы:

– Христа окружали нищие, проститутки, мытари,рыбаки. Думаю, что этим он хотел внушить людям – искра Божья есть в душе укаждого и задуть ее нельзя. Когда я успокаиваюсь или, наоборот, чем-то безмерновзбудоражена, то чувствую, как вся Вселенная резонирует мне в такт и вместе сомной. И тогда мне открывается непознанное – и словно бы сам Господь направляетмои шаги. В такие минуты все становится явным и внятным.

Афина всегда жила в двух параллельных мирах:один она считала истинным, другой был внушен ей через посредство ее веры.

Проучившись почти целый семестр, она заявилавдруг, что хочет бросить университет.

– Но ты раньше даже не говорила об этом!

– Я и сама с собой не решалась обсуждать этутему. Но, знаешь, сегодня я была у своей парикмахерши: она работала день и ночьради того, чтобы ее дочь могла получить диплом социолога. А окончивуниверситет, та никуда не могла устроиться по специальности, пока ее не взялисекретаршей в какую-то фирму, производящую цемент. И все равно парикмахершатвердит с гордостью: «У моей дочери – высшее образование!» Почти у всех друзеймоих родителей и у детей друзей моих родителей есть дипломы. Но это вовсе незначит, что им удалось найти работу по душе – наоборот: они поступают вуниверситеты и оканчивают их лишь потому, что кто-то, пребывая в плену прежних,давних представлений о том, как важно иметь высшее образование, сказал им:«Чтобы преуспеть в жизни, надо иметь высшее образование». Круг замкнулся, а мирлишился прекрасных садовников, пекарей, каменщиков, писателей, антикваров.

Я попросил ее не рубить сплеча, подумать ещенемного. В ответ она прочла мне строки Роберта Фроста {Роберт Фрост(1874-1963), американский поэт, четырежды лауреат Пулитцеровской премии.Стихотворение «Другая дорога» приводится в переводе В. Топорова):

И если станет жить невмоготу, Я вспомню давнийвыбор поневоле: Развилка двух дорог – я выбрал ту, Где путников обходишь заверсту. Все остальное не играет роли.

На следующий день она не пришла на занятия.При нашей следующей встрече я спросил, чем она намерена заниматься.

– Замуж выйду. Рожу ребеночка.

Я слегка растерялся. Мне было двадцать лет,Афине – девятнадцать, и я думал, что еще рано принимать подобные решения.

Однако Афина говорила совершенно серьезно. И яоказался перед выбором: потерять либо то единственное, что занимало все моимысли и чувства, либо – свою свободу и все, что обещало мне будущее.

И, откровенно говоря, сделать этот выбор трудане составило.

Я конечно, очень удивился, когда эти молодые –слишком молодые люди – пришли в церковь и заявили, что хотят обвенчаться. В тотже день я узнал, что семья Лукаса Йессена-Петерсена, происходящая измелкопоместного дворянства, категорически возражает против этого союза. И нетолько против самого брака, но и против венчания.