Это моя война, моя Франция, моя боль - Морис Дрюон Страница 7

Упрямство сохранять нейтралитет и возмутительный отказ профсоюзов, не позволивших мобилизовать двести тысяч безработных, которыми располагала Бельгия, создали стране плохой образ, и это монарху тоже пришлось взвалить на себя.

31 мая был оккупирован Лилль.

4 июня маршал Петен говорил послу Соединенных Штатов в Париже, что было немедленно передано Рузвельту и Черчиллю: «Англичане будут сражаться до последней капли французской крови, а потом, располагая хорошей авиацией и преобладающим флотом, заключат договор с Гитлером, быть может, приняв правительство, руководимое английским фашистом».

На следующий день в палате общин Черчилль произнес свою самую историческую речь, которая оканчивалась знаменитой фразой: «We shall never surrender». [4]

В тот же день Поль Рейно еще раз реорганизовал правительство. Крупный газетный собственник Жан Пруво оказался министром информации. Ему предстояло маскировать катастрофические новости. Другая новая политическая фигура: Поль Бодуэн, заместитель статс-секретаря при председателе Совета, стал министром иностранных дел. Кто протолкнул этого выпускника Политехнической школы, инспектора финансов, который был начальником секретариата при пяти последовательно сменявших друг друга министрах, в том числе Монзи, Кайо, Думе, и в свои сорок шесть лет генеральным директором Индокитайского банка? Петен, без сомнения, если судить по доверию, которое Бодуэн ему впоследствии окажет.

Генерал де Голль был назначен заместителем статс-секретаря в Военном министерстве, чему яростно в течение марта противился Даладье. Наконец в правительство вошел человек, определивший будущее страны.

Прибытие де Голля сразу сказалось на поведении людей, принимавших решения. Петена оно сильно раздражило. Де Голль долго служил ему верой и правдой. Но за несколько лет до того они поссорились, причем на литературной почве, поскольку генерал отказался внести изменения в книгу, которую написал для Петена и которую в итоге опубликовал под собственным именем.

Кроме того, у них были совершенно противоположные стратегические взгляды: один ратовал за оборонительную войну, другой — за наступательную.

С Вейганом ситуация была обратной. За несколько дней до назначения Вейган осыпал де Голля похвалами, расточал ему благодарности в приказе. А теперь де Голль отдавал ему распоряжения! Во время приема на улице Сен-Доминик Вейган спросил у де Голля:

— Вы можете мне что-нибудь предложить?

— Правительство не предлагает, а приказывает, — ответил де Голль.

Отныне в глазах главнокомандующего молодой заместитель статс-секретаря стал лишь амбициозным военным и политиканом.

Действительно, и Петен, и де Голль прекрасно осознавали собственную роль в истории Франции, и оба ждали того момента, когда трагедия сможет способствовать осуществлению их честолюбивых замыслов. С тех пор как маршал в 1934 году побывал военным министром, а особенно с тех пор, как в 1936-м появилась брошюра журналиста Гюстава Эрве «Нам нужен Петен», возраст, казалось, перестал быть для Петена препятствием: он готовился взять в свои руки бразды правления Францией. А как позже признавался сам де Голль, он всегда был убежден, что должен сослужить своей стране величайшую службу, и этот случай представится в ее крайней беде.

7 июня французский экспедиционный корпус покинул Норвегию. Эта диверсионная кампания, на которую Поль Рейно решился в начале апреля в качестве ответа на оккупацию страны Гитлером, принесла тем не менее небывалый успех. Взятие Нарвика генералом Бетуаром и его стрелками останется блестящим воинским подвигом. Именно в Норвегии 13-я полубригада Иностранного легиона, которая прославила себя во всех сражениях Свободной Франции, впервые заставила говорить о себе. Операция обошлась довольно дорого германскому флоту. Но в первую очередь она лишила Германию снабжения скандинавскими минералами. «Железная дорога перерезана», — мог с гордостью заявить Рейно. Кроме того, захват ста восьмидесяти литров тяжелой воды, всего норвежского запаса, стал причиной задержки Германии с изготовлением атомного оружия.

Прорыв французского фронта вынудил наши победоносные войска вернуться.

10 июня Италия Муссолини, храбро бросившись на помощь победителю, объявила войну Франции и Великобритании. «Удар кинжалом в спину», — закричали все. Лезвие было коротко. Трех французских дивизий Юго-Запада оказалось достаточно, чтобы отбить вялую атаку фашистской армии.

В тот же день, 10 июня, французское правительство спешно эвакуировалось в Тур, а ставка главнокомандующего, иначе говоря, Генеральный штаб, — в Бриар, находящийся в тридцати километрах на Орлеанском направлении.

11 числа в конце дня прибыл Черчилль в сопровождении Энтони Эдена и четырех генералов — Дилла, Исмея, Лемела и Спирса. Им пришлось сделать большой воздушный крюк, чтобы держаться на расстоянии от немецкой авиации.

Высший совет собрался в семь тридцать вечера в замке Мюге [5]— какая ирония, ведь это имя цветка, что приносит удачу! — и закончился только с приближением полуночи. Собирались продолжить 12-го утром. Вейган казался подавленным. Было из-за чего. Ему приходилось отдать приказ о всеобщей эвакуации. Но что это было: действительно приказ или просто констатация?

Для него казалось невозможным восстановить непрерывную линию фронта — навязчивая идея французского Генерального штаба.

На этом совете, названном Бриарским, не решили ничего, хотя он имел кардинальное значение. Дискуссия еще раз развернулась вокруг английской авиации. Петен сделался агрессивным по отношению к Черчиллю: «Когда в 1918-м в Амьене вы, англичане, увязли, я отправил сорок дивизий, чтобы вытащить вас. Когда сегодня мы разорваны на куски, где они, ваши сорок дивизий?» Гораздо менее гордый по отношению к немцам, он откровенно поддержал Вейгана, когда тот впервые заговорил о перемирии. Также впервые и де Голль встретился с Черчиллем, который за обедом попросил его сесть рядом. Массивный, энергичный и решительный англичанин хотел поближе познакомиться с долговязым французским офицером — надменным, но явно желавшим драться и побеждать.

13 июня Черчилль, неутомимый Черчилль, вернулся во Францию.

Я пишу эти строки 13 июня 2006 года, ровно шестьдесят шесть лет спустя, день в день, после драмы, о которой повествую. Она оставила в моей душе незаживающую рану.

Итак, 13 июня, около полудня, два мощных самолета, на сей раз в сопровождении эскадрильи «харрикейнов», сели на аэродроме Парсе-Меле. Никто их не ждал. Вслед за премьер-министром высадились: лорд Галифакс, министр иностранных дел, лорд Бивербрук, министр воздушного транспорта, и несколько офицеров и полицейских Скотленд-Ярда. Персонал аэропорта, перепутанный этим неожиданным приземлением, с трудом нашел две не слишком комфортабельные машины. Направление — турская префектура.