Жила-была одна семья - Лариса Райт Страница 7

И в данный момент ей не в чем было себя упрекнуть. Решение приехать в Роудон было, конечно же, искренним, волнительным, добрым порывом, но порывом, осуществление которого она планировала несколько недель. Планировала, но так и не сумела вывести четкой стратегии своих действий. В конце концов, вряд ли кому-нибудь часто приходится стоять на пороге дома тех, с кем когда-то виделись чуть ли не каждый день, а потом не общались почти двадцать лет. Стоишь и не можешь решить, постучать ли или все-таки позволить себе смалодушничать: спрыгнуть с крыльца и исчезнуть еще лет на двадцать, до следующего взрыва внезапно нахлынувших чувств.

Она стояла перед дверью, она уже сжала руку в кулак, чтобы поднять ее и постучать, как вдруг из дома послышался веселый смех.

«Знакомые нотки, но они не принадлежат дяде Нодару. Они… они…»

И за секунду до того, как Саша поняла, кого слышала за дверью, она распахнулась, и на пороге возник обладатель веселого смеха. Улыбка сползла с его лица, выражения сменялись одно за другим: удивление, боль, неверие, надежда, радость. Радость? Ну уж нет. Радоваться она ему ни за что не позволит. Ее лицо при всем потрясении осталось непроницаемым. Она только машинально и как-то безучастно отметила: «постарел», повернулась, сошла с крыльца, не замечая, что ее зовут, за ней бегут. Увидела лишь в зеркало заднего вида: тетя Эсма такая же маленькая и худенькая, волосы седые и почему-то кудрявые. «Наверное, химию сделала. Мечты сбываются». А дядя Нодар такой же огромный, но грузный и прихрамывает, поэтому и не догнал, поэтому и остался стоять растерянно посреди дороги и что-то кричать, когда она метнулась в «Фиесту» и в мгновение ока сорвалась с места. Она не смотрела на двух пожилых людей, застывших в недоумении и провожающих ее машину с нескрываемой болью в глазах, она не могла оторвать взгляда от человека, не сделавшего и шага, от того, кто так и остался стоять, прислонясь к косяку двери, от того, кого хотела видеть меньше всего на свете, от того, на которого хотела посмотреть еще хотя бы мгновение, прежде чем машина увезет ее из внезапно возникшего прошлого. «И кто сказал, что возвращаться всегда приятно? Какая-то чудовищная, циничная, абсолютно лживая ересь! Никаких возвращений! Только вперед!»

— Самат! Это непростительная глупость! Если упустишь эту девушку, бобылем останешься. В конце концов, статус статусом, но не многие родители согласны дочерей за своих ровесников отдавать. А ты не молодеешь, Самат! И я не молодею, а я внуков хочу. И не просто улыбаться им из кровати паралитика, а воспитывать. Принимать деятельное участие и…

— С чего ты взяла, что тебя разобьет паралич?

— Разобьет, если ты не женишься в ближайшее время.

— Мам, а что, если я женюсь чуть позже на женщине с ребенком? Внук уже готовый будет, и не совсем маленький, так что и ждать не придется, а можно будет сразу начинать воспитывать.

— У тебя есть женщина с ребенком? — Мать, как всегда, была слишком проницательна. — Разведенных татарок не бывает.

— Да сколько угодно, мам. Мы в двадцать первом веке, а не в каменном. Татарки бывают всякие. Так же, как и все остальные. И женятся люди по нескольку раз, и в однополые браки вступают, и в межнациональные, между прочим, тоже.

— Через мой труп!

Снова здорово. Спорить бесполезно. Он и не спорил, так — отбрыкивался машинально. Ну не жениться же, в самом-то деле, на очередной испуганной волоокой лани, которая, кроме «да», и слов-то других не знает. И где только мать их находит? Ведь уже столько лет в Москве живет, а как съездит в деревню, так возвращается с очередной «подходящей» кандидатурой для сына. Когда же поймет, что это бесполезно. Должны же быть какие-то границы у человеческой слепоты! Разве не достаточно того, что Самат не пошел наперекор ее воле, искалечил всю свою жизнь, нет, две жизни, и даже больше. Этого ей недостаточно. Теперь надо еще испортить существование какой-нибудь молоденькой несмышленой простушке только ради того, чтобы насладиться общением с внуками.

— Саматик, ну я тебя прошу, а? Я уже позвала людей! — Мать сменила тактику: вместо властной женщины на сцене теперь обиженный, вымаливающий молока котенок.

«Поломаться еще или пора согласиться?» Самат уже давно не занимался самообманом, он прекрасно знал, что мама обязательно найдет аргумент, который заставит его поддаться на уговоры. Оставалось только благодарить судьбу за то, что жениться на многочисленных претендентках действительно было не обязательно. Угроза развода страшила маму еще больше, чем перспектива не увидеть внуков. Так что от нежелательной женитьбы он был застрахован, а другим просьбам и приказам матери всегда подчинялся, во всем потакал и знал, что никогда не сможет перешагнуть через то, что сам считал предрассудками. И не потому, что смиренно верил в угрозу матери обратиться в труп, как только воля ее будет нарушена, а оттого, что традиции, заложенные в человеке, подчас не подвластно истребить ни твердому разуму, ни сильному чувству.

И вот уже рубашка отглажена, костюм надет, морда выбрита и приобрела гостеприимно-заинтересованное выражение.

— Познакомься, Саматик, это Ильзира. Правда, красавица?

— А вот и наша красавица! Иришка, познакомься, это Самат.

— Самат? — Девушка такая, что у него перехватило дыхание. Он получил мощный толчок в плечо от приятеля, прежде чем спохватился, пришел в себя и откашлялся, чтобы вновь обрести способность разговаривать.

— Можно просто Сема.

— А Самат — это что за имя?

— Обычное имя. Татарское.

— Татарское? — Она рассматривала его с нескрываемым интересом. Он смутился, хотя стесняться нечего. Нечасто ведь увидишь голубоглазого, светловолосого татарина. И притом вполне симпатичного. Теперь было просто необходимо подкрепить все это чувством юмора и недюжинным умом, чтобы она не сказала: «Увидимся…» и не растворилась в толпе студентов. Ничего оригинального не приходило в голову, но «мимолетное видение» и не думало исчезать. Тряхнуло копной волос, слегка задев локоном его щеку, сняв таким образом вопрос о возможной галлюцинации, и спросило:

— Это правда, что ты в Карелию собираешься?

— Да, я давно хожу.

— Здорово! Я тоже сплавляюсь. Ищу компанию. Мои на Алтай идут, а мне пока боязно, опыта такого нет, чтобы по тамошним порогам кувыркаться.

— Да, в Карелии попроще будет.

— Так я не поняла, берешь меня с собой или нет?

— Беру, конечно! — Нет, если бы это был сон, он уже давно бы проснулся.

— Только у меня нагрузка.

— Большая?

— Совсем не маленькая. Килограмм сорок пять, лет — пятнадцать, зовут Сашей.

— Брат?

— Сестренка.

— Ладно, возьмем.

— Ну, чтобы взять, надо еще разрешение у родителей получить, а то они, пока доверием к компании не проникнутся, никуда ее не отпустят, а я без нее не пойду.