Эдичка - Зоя Грэй Страница 7

– Ну какой сегодня может быть обед, Джордж? Ты же знаешь, что сегодня ярмарка, самое главное событие нашего календаря. Приезжают очень высокопоставленные особы, будет даже член парламента от нашего графства. Я же спасала семью, и времени на готовку у меня совсем не осталось. Ты же знаешь, как для меня это важно! Возьми Эдичку и поезжайте в «Макдоналдс». А после приходите на ярмарку.

Мы не заставили себя долго ждать и быстро пошли к машине, пока бабушка не передумала. Походы в «Макдоналдс» я очень любил. Еда в «Макдоналдсе» была очень вкусной, а наблюдать за всем, что там происходит, было моим любимым занятием.

«Макдоналдс» в соседнем городе был довольно большим, двухэтажным и в то утро был забит до отказу. Многочисленные матери-одиночки с множеством детей оккупировали все места. Вдоль и поперек зала стояли детские коляски всех видов и размеров. Выглядели эти мамаши примерно одинаково – маленькие, худенькие, сами почти дети. Их потомство страшно орало, сами мамаши орали громче детей и на каком-то непонятном жаргоне: то и дело слышались слова «клево», «класс», «отстой», «отпад», «бухалово», «курилово» и что-то еще, чего я просто не запомнил.

Я сразу же пристал к дедушке с расспросами о значении этих слов, но дедушка был явно не в духе и сказал, что объяснит позже. Он попросил молодую официантку отнести наш заказ в верхний зал, и мы поднялись наверх. В верхнем зале было пусто и тихо.

Мы с дедушкой уселись за стол и стали пить нашу кока-колу. Тут как раз подошла официантка с заказом. Мы радостно развернули наши гамбургеры и стали их поедать.

– Дедушка, – сказал я, – хорошо, что нас не видит бабушка Варя. Она бы сошла с ума.

– Ну, бабушка Варя – известная аристократка, – ответил дедушка. – Да, так вот, что я хотел тебе сказать. Эти особи женского пола, понимаешь, дружище, они особенные и по-своему несчастные существа. К сожалению, мы должны их содержать за счет наших налогов. Мы оплачиваем все: их жилище, их одежду, походы в «Макдоналдс», рождение и содержание их детей, их бухалово и курилово.

Я удивленно посмотрел на дедушку.

– Ну да, так они называют спиртные напитки, которые поглощают в огромных количествах, и сигареты. Причем получается какая-то цепная реакция, ведь их дети тоже будут рожать детей лет в двенадцать-тринадцать, а к пятнадцати годам уже будут с двумя детьми. И конечно, никто никогда не будет работать.

Снизу послышалось нестройное пение. Кому-то желали счастливого дня рождения. Потом кто-то закричал:

– Джессика, Джордан, вам нравятся ваши мальчики?!

– Вот-вот, – сказал дедушка, – им всего лет по пять, а у них уже бойфренды.

Дедушка долго еще говорил что-то о классовом обществе, о том, что уравниловка до добра не доведет, а люмпены все равно все испортят. Опять я услышал это слово «люмпены».

Через полчаса мы вышли из «Макдоналдса» и поехали на деревенскую ярмарку. Жизнь там уже кипела вовсю. На большой зеленой поляне, которая так и называлась – Деревенская Поляна, были расставлены столы под навесами. Очень ухоженные пожилые дамы, одетые в цветастые юбки, белые блузки и, конечно, все в жемчугах, стояли у своих столов и продавали всякую всячину. Чего тут только не было: торты, мармелад, соленья, сыры, книги, побрякушки, старые чашки, детские игрушки – всего не перечислишь. Народу было не протолкнуться, и когда мы пришли, то увидели, что все стоят в очереди за жарким из поросенка. Поросенка жарили тут же на вертеле, и дедушка немедленно встал в эту очередь.

– Дедушка, мы же только что ели, – сказал я.

– Ну и что, разве можно упустить возможность поесть экологически чистого поросенка, который вырос на ферме у кривого Билла?

Я знал, что кривой Билл – наш сосед. Он был очень симпатичным мужиком, и я так и не понял, почему его звали кривым. Оба глаза у него были на месте. Потом дедушка объяснил, что кривой у Билла был старый фермерский дом, построенный еще в XIV веке. Поначалу все говорили – кривой дом, а потом словечко перешло и на Билла.

Билл радостно приветствовал меня, похлопал по плечу и сказал:

– Ну что, Эдичка, хочешь отведать Фреди? Вот он какой красивый на вертеле.

Я посмотрел на него с ужасом. И тут заметил бабушку Эллу, бежавшую куда-то на всех парах с папкой под мышкой. Она была одета точно так же, как и все остальные дамы, но голову ее еще украшала широкополая шляпа с огромным розовым бантом. Я видел, как она припустила по направлению к какому-то столу, и последовал за ней. Есть мне совершенно не хотелось, тем более моего любимого поросенка Фреди, который был моим другом.

Вокруг стола толпилось много людей, и сначала я ничего не видел, но потом мне удалось пробраться вперед и встать рядом с Эллой. Оказывается, здесь собралась комиссия и присуждался первый приз за лучший торт, мармелад и разные овощи. Все это великолепие было расставлено и разложено на длинных столах и имело свои номера.

Элла не обратила на меня никакого внимания. Она стояла рядом с дамой, та, несмотря на жару, была одета в строгий брючный темно-синий костюм в белую полоску. Эта дама и была депутатом парламента от нашего графства.

Члены жюри с важным видом ходили вокруг столов, все пробовали и писали что-то в своих папках-планшетках. Бабушка стояла рядом с депутатшей, которая – о ужас! – говорила с кем-то по мобильному телефону и не удостаивала бабушку даже взглядом. Я слышал только что-то типа «прокуратура», «заседание», «избиратели» и так далее.

«Ну, – подумал я, – ей это так просто не пройдет. Дура она, что ли, игнорировать мою бабушку Эллу?»

По ледяному выражению бабушкиного лица было видно, что этот разговор по мобильному телефону обойдется депутатше не дешево. Очень даже возможно, будет стоить ее места в парламенте. Уж кто-кто, а бабушка Элла умела создавать общественное мнение. Относиться с полным презрением к их мероприятию и вести разговоры по телефону о каких-то совершенно не относящихся к делу событиях не имел право никто, а уж тем более избранные народом представители власти.

На бабушкином лице прямо было написано: «Ты что думаешь, дура, что тебя опять выберут? Ничего, подожди, как выберут, так и скинут, тем более что ты от ненавистной партии лейбористов. Подожди, подожди, мы-то с тебя еще собьем спесь».

В этот момент депутатша оторвалась от телефона, напоследок сказав какому-то Биллу, чтобы он шел к черту и что она сейчас работает с избирателями.

– Я рада, что вы, мисс Эйкори, наконец решили уделить нам внимание, – произнесла Элла ледяным тоном.

– Ну что вы, зовите меня просто Рейчел, – ответила депутатша.

– Да нет, мы тут люди старомодные и к таким обращениям не привыкли, – тем же тоном возразила Элла, как бы говоря: «Ну подожди, нахалка, я тебя еще достану».

Депутатша, по-моему, поняла, что сделала что-то не так и стала заискивающе беседовать с Эллой. Но Элла была неумолима. На следующих выборах действительно Рейчел прокатили, и она вернулась работать в нотариальную контору, на маленькую зарплату, лишившись всех своих депутатских привилегий. Элла, когда встречала ее в городе, всегда ехидно говорила: «Ну что, мисс Эйкори, вы, наверное, скучаете по Вестминстеру? Да уж у нас тут, в провинции, жизнь довольно однообразная и скучная. А вы по-прежнему мисс? Да, с женихами у нас не густо. Правда, я слышала, что от кривого Билла недавно ушла жена, могу вас познакомить».