Повелитель снов - Масахико Симада Страница 7

Гудит автомобиль! В замешательстве я схожу на обочину. Лицо красавицы расколола трещина. Тихая музыка прекратилась.

Память у меня украдена, так кто же я, падший ангел? Даже этот заброшенный город выглядит частью моей амнезии. Пустые улицы, все в щелях и просветах. Видимость прекрасная. Вот как выглядят «спальные районы», о которых раньше я только слышал. Без машины никуда не доберешься. В пейзаж такого города очень хорошо вписываются картофельные чипсы и кока-кола.

Порывшись в карманах брюк, я обнаружил, что шесть тысячеиеновых купюр, которые я запихал туда, бесследно исчезли. Выходит, поездка на «скорой помощи» обошлась в шесть тысяч иен? Впрочем, украденную память и за десять тысяч иен не вернешь.

Страшно мне что-то, Микаинайт. Спрятаться бы где-нибудь на некоторое время.

– Нам с тобой спрятаться негде. Вон впереди вывеска мотеля. Зайдем туда? Может, на кровати с водяным матрасом приснится что-нибудь хорошее. Не переживай. Этот кошмар скоро кончится. Впереди нас ждет сплошное везенье. Take it easy! [11]Давай поймаем тачку. До мотеля два километра. Пусть подвезут.

– Тебе-то хорошо. Ни боли, ни усталости не чувствуешь.

– Что ты завелся? Сам зовешь меня, только когда тебе плохо. А как радоваться, так в одиночку.

– Начинается паранойя. Ладно, не будем ссориться. А то устанем.

На автобусной остановке стояла телефонная будка. Я побежал к ней, как будто увидел дом родной. Точно, есть способ. Открою телефонную книгу и поищу знакомых, подруг и друзей, братьев и сестер среди трех сотен абонентов от А до Z. Глядишь, что-нибудь придумаю. К сожалению, попадались те, чьих лиц и голосов я никак не мог вспомнить. Кто бы это мог быть? Извините, забыл. Но есть же в мире люди, которые заканчивают свою жизнь, спрятавшись в тень. Грустно, но правда. Да, и со мной может приключиться такое. Если исчезнут те, кто меня знает, то и мне придется раствориться в одиночестве.

Раз в год, когда я беру новую телефонную книгу, я обязательно заношу фамилии в свой список. Все, с кем я встречался до сих пор, живут в нем. И те, о ком я навсегда забыл, и те, кто навсегда забыл обо мне. Этот список спрятан в потайной коробке коляски. Только с его помощью можно увидеть невидимую паутину, которую я соткал в Нью-Йорке и Токио.

Я рассеянно уставился в телефонную книгу, фамилии и имена точными иероглифами отпечатывались у меня в голове и теперь отзывались болью, по форме совпадающей с их написанием. Машинально я положил телефонную книгу в карман. И вздохнул – то ли от жалости к себе, то ли от вселенской тоски, то ли от досады. Все, что я делал до сих пор, умещалось в этой телефонной книге, сожги ее – и кто я такой? – обычный бомж, да и только. От этих мыслей сил становилось все меньше. Захотелось стать волком-оборотнем, крушить все что ни попадя, вцепляться зубами в случайных прохожих. Превратиться бы в пар, подобно воде, становиться то облаком, то дождем, то рекой. Голова, раскалывающаяся от боли, и изможденное тело – что может быть большей обузой? Обернуться бы кем-нибудь, вселиться бы в кого-то здоровенького, подобно духу-хранителю. А, Микаинайт?

– Да что ты, человек – существо совершенной формы. Я тебе завидую. Можешь сексом заниматься, детей делать, жратву вкусную лопать…

– Дурак ты. Знаешь, как притяжение давит? А-а, надоело мне всё.

– Ничего не поделаешь. Опять начнешь всё с начала?

– Когда ничего не клеится, только сном можно привести себя в чувство.

Таким образом, я кое-как пешком протопал два километра до мотеля, использовав энергию из запасного бака. Мотель под названием «Запретный город» оказался заброшенным. Проклятье, на что мне сдался заброшенный мотель. Постепенно я начинал превращаться в волка. Если не направить свою злость вовне, то могу и себя покалечить. И тут вижу – как на заказ валяется на земле кусок бетона, килограмм на десять. Чтобы освободиться от переполнявшей меня энергии, я поднял его и швырнул в окно, забитое досками. Доски разлетелись, стекло разбилось вдребезги. Я просунул руку в окно, открыл замок и вторгся в «Запретный город». Все номера были открыты. Кровать с водяным матрасом, рекомендованная Микаинайтом, находилась в 205-м номере, но матрас прохудился и из водяного превратился в водный. В 209-м номере я обнаружил вращающуюся кровать, которая не вращалась. Она была не очень пыльной, и я решил поспать на ней. В номере была ванна и туалет, но воды не было. Пол во многих местах вздулся, пятна на потолке очертанием напоминали Австралию.

Я запер дверь изнутри и лег на кровать. Закрыл глаза и очутился в полевом госпитале на линии фронта. Солдат, мучающийся головной болью, во сне обнимает медсестру. Я зевнул, выдохнул, а на вздохе уже погрузился в сон.

Я лежу на боку, привязанный к платформе грузового поезда, точно бревно. Поезд движется, мне видна только правая сторона. Направляясь к городу, поезд минует леса, туннели, поселки. Число провожающих все увеличивается. Брюк на мне нет. Трусы трепещутся на ветру, открывая то, что под ними. При этом на мне почему-то надеты носки. Практически я выставлен на всеобщее обозрение. Эй, поезд! Прибавь оборотов! – молю я изо всех сил. Он же, как назло, неизвестно зачем, останавливается на вокзале.

Ко мне подбегают дети.

Hey you brats. Leave me alone. [12]

Что ни говори этим жестоким тварям, не понимают. Я пытаюсь перейти на японский, но у меня не получается. Один умник достает линейку из ранца и начинает шебуршить ею у меня в трусах.

Fuckin, stop it! [13]

Другой прикрепляет к краю моих трусов зажим для бумаг. К нему привязана веревка. Поезд трогается, трусы начинают съезжать. И вот я в одних носках с голым задом.

Поезд трясет на стыках рельс, и мой пенис постепенно твердеет. Наконец поезд въезжает в город. Машинист хочет сделать из меня посмешище. Он нарочно останавливается у платформы, где полно людей, ожидающих электричку. В одно мгновение вокруг меня собирается толпа. Бесстыжие, стоят и пялятся. Ничего не остается делать, как прикинуться мертвецом. Точь-в-точь как голый труп в нижней части картины Делакруа «Свобода на баррикадах». Но разве бывают трупы с эрегированным членом?

Ко мне подбегает патологически жирная тетка, тяжело дыша, задирает юбку и стаскивает с себя колготки. Начинается секс. А точнее – онанизм с использованием моего пениса. Образуется очередь из домохозяек с покупками, сотрудниц офисов, студенток университета – все мечтают о том же, что и толстуха. Я смотрю на их лица, и мне делается плохо. Их мышцы расслаблены, как у мертвецов.

В этот момент я почувствовал сильное щекотание между ягодицами. За моей спиной образовалась очередь из мужиков со спущенными штанами. Невыносимо. Если у них нет никакого стыда, то и мне незачем съеживаться от смущения. Я перестал корчить из себя труп. И заорал: