Остров, одетый в джерси - Станислав Востоков Страница 7

Затем Олуэн повернулась ко мне.

Я никой посуды в комнаты не уносил и поэтому мне бледнеть было нечего. Но я все же побледнел.

— А сейчас я покажу вам вашу комнату!

Вслед за Олуэн я вышел в коридорчик и стал подниматься по лестнице. Ступеньки походили на клавиши пианино. Когда на них нажимала Олуэн они говорили «крокодайл!». А когда наступал я шептали «сван».

Под эти странные звуки мы взошли на второй этаж и начали подниматься на третий.

На стене лестничного пролета висели за стеклами картины, изображающие различных животных. То я видел зебру, которая бежала по моему лбу, то птицу, которая высиживала яйца, в моем правом ухе.

На площадке третьего этажа Олуэн свернула к правой двери и провернула в ее скважине ключ.

Бело-золотой свет рухнул на меня, и я чуть не скатился вниз по лестнице.

Вслед за Олуэн я вошел в комнату, которую можно было справедливо назвать мансардой.

Мансарда — лучшее жилье для поэта. В мансарде легче и пишется, и дышится. Да и поглядеть на мир лучше из-под самой крыши.

Медитировать, кстати, в мансарде тоже хорошо.

Окно комнаты висело прямо над зоопарком. И я мог, не вставая из-за стола, поглядеть почти на любого зверя.

Над зоопарком плыли облака в форме редких и исчезающих зверей.

Напротив мансарды находилась вольера с лемурами. Они сидели на верхушках деревьев, как грачи, и кричали «гав-гав».

— Как вам комната? Не низковат ли потолок?

А потолок действительно был низковат. Я не мог здесь подпрыгнуть, не ударившись о него.

Но прыгать я и не собирался.

— Очень хорошая комната. И потолок не такой уж низкий. Тут даже в шапке-гребешке ходить можно.

В доказательство я надел на голову шапку-гребешок и стал в ней ходить по комнате. Туда-сюда, туда-сюда.

— Тогда держите ключ.

Я взял из рук Олуэн ключ и увидел, что на нем имеется брелок — пластмассовая рамочка с надписью «квагга».

— У нас все комнаты названы именами исчезнувших животных. Напротив вас — «Странствующий голубь», под вами — «Дронт», а Мигрень и Кумар живут в «Тасманском волке».

— А сейчас вы должны пройти к профессору Фа! — убедительно сказала Олуэн.

Я вздрогнул.

«Профессор Фа!» — это звучало страшно.

Это было похоже на вскрик африканца, плохо владеющего английским языком.

Но Олуэн улыбнулась мне.

— Сходите и приходите. Мы будем иметь ланч!

Именно так она и сказала — «иметь ланч». Англичане никогда не едят ланч, они его исключительно имеют. Мысль о ланче, который будет вскоре иметься, придавала храбрости.

Я выяснил, в какой именно части особняка можно искать профессора и пустился в поход по зданию, поскрипывая его деревянными полами.

Через пять минут я пересек прихожую в обратном направлении и вышел в мощеный крупнозернистым булыжником двор. Справа располагалась древнейшая пристройка. Оттуда пахло не то каретным смазочным маслом, не то породистыми гончими псами.

Из гаража вылетело безголовое приведение и, бряцая кандалами, попыталось меня испугать. Но неожиданно поднявшийся ветер, задул его со звоном обратно.

Усадьба Ле Ное напоминала букву «Ц», лежащую на земле плашмя. Комнаты студентов находились в ее основании. В левой части располагалась библиотека, лекторий и комнаты преподавателей, правую занимал гараж. В хвостике жил большой специалист-герпетолог Ричард Гибсон.

У главного входа в усадьбу на красной стене висела белая табличка: «МЦОСРВ — Международный Центр, Обучающий Сохранению Редких Видов». Но по-настоящему старинный особняк назывался Ле Ное. Только так и называли его между собою работники зоопарка. И верно, разве сравнится с этим плещущимся названием варварский «МЦОСРВ»?

Стеклянные двери главного входа напоминали те, что были в аэропорту. Однако сами они при моем появлении не открылись, и пришлось дернуть их за ручки. Войдя в вестибюль, я огляделся.

Справа находилась безмолвная пока библиотека, слева — лекторий, в котором еще никто не читал лекций.

Под лестницей, поднимающейся на второй этаж, стоял потрясающих размеров термос, похожий на трехведерный самовар.

Рядом с ним находилось три банки кофе. Попить кофе тут, вероятно, любили.

Воздух в вестибюле был напитан озоном. От этого в голове сразу становилось как-то яснее. Чувствовалось, что где-то недалеко работает чудовищной силы мозг. Я поднялся по лестнице и пошел по узкому коридору. Здесь каждый мой шаг эхо повторяло ровно десять раз.

По обе стороны располагалось множество дверей. Я толкнул семь запертых и сильнее всего восьмую — незапертую.

С вскриком «Ох!» ввалился я в комнату, забитую книгами.

Из-за стопок книг на меня смотрел человек с ужасной фамилией «Фа». И, надо сказать, внешность его весьма к этой фамилии подходила. Именно такой возглас бы издал африканец, неожиданно увидевший профессора. «Фа!» — вскрикнул бы он и убежал обратно в Африку. Левое веко у профессора завернулось к шапке черных кудрявых волос. А сама эта шапка напоминала папаху, в которой ходил знаменитый маршал Жуков.

Из-под папахи на меня смотрело точно такое лицо, какое в детстве я воображал у людоедов. Крепкое, скуластое, битком набитое ядреными зубами.

Мне очень захотелось вскрикнуть: «Фа!» и убежать куда-нибудь. Может, даже и в Африку.

К счастью, я заранее приготовил приветствие и, когда я остановился в центре комнаты, оно вылетело из меня и полетело дальше, прямо в скуластое лицо профессора со страшным завернутым веком.

— Станислав Востоков. Вчера опоздал, а сегодня приехал. Как поживаете?

Дурацкие, глупые слова, произнесенные в нелепейшей ситуации. Но большего я все равно не мог сказать и стоял с ужасом глядя на глаз с завернутым веком. В этот момент я, вероятно, напоминал манекен, какие часто можно увидеть за витриной магазина модной одежды.

Но ничего, совсем ничего модного в моей одежде не было. Старые джинсы, отнюдь не новая куртка, грязноватые ботинки.

Хотя, конечно, экстремальной модой это назвать можно было вполне.

Насмотревшись на меня вдоволь, Фа сказал железным голосом:

— Ты должен был прилететь вчера!

Я попытался объяснить в чем дело, но не смог раскрыть рта. Я поднял руки и развел их как можно шире, показывая шириной глубину своего сожаления о случившемся.