Портрет незнакомого мужчины - Елена Мищенко Страница 7

Я остался верен архитектуре, своему выбору, который я принял сорок пять лет назад.

Во многом на мой выбор повлияли фотографии конкурсных работ, которые отец выполнял в конце двадцатых – начале тридцатых годов. Отцу удалось разыскать некоторые журналы этих лет. Эти конкурсы: театр массовых действий в Харькове, Правительственный центр в Киеве а также конкурсы на проект Дворца Советов, поражали своей грандиозностью. Кроме того из некоторых книг мне удалось познакомиться с запрещенной западной архитектурой этих лет, работами Корбюзье, Райта, Гильберсеймера. Производили сильное впечатление огромные альбомы (инкварто и инфолио) старинной архитектуры. В общем решение было принято окончательно и бесповоротно – я буду архитектором.

Я подал документы в КИСИ. Не буду описывать переживания вступительных экзаменов, столкновение с Даниленко, махровым антисемитом с кафедры математики, казус с благородным доцентом с кафедры начертательной геометрии Янушевским, которого я на экзамене облил тушью, а он все равно поставил мне пятерку, десятичасовое потение на экзамене по рисунку. Многое из этого описано в первой книге «Лысого». Наконец последнее переживание – на подгибающихся ногах я подхожу к дверям института, возле которых вывешенны списки принятых, и лихорадочно ищу свою фамилию. Ура! Есть! Бегу к ближайшему телефону-автомату, чтобы позвонить домой.

Впереди месяц беззаботного отдыха. Я – студент! Хочется хвастаться, но большинство приятелей разьехалось поступать в институты в другие города: в Полтаву, во Львов и даже в Свердловск. Устал – не так от нагрузок, как от переживаний. Даже на пляж не хочется. Зашел в парикмахерскую на Большой Житомирской (это был тот самый счастливый период, когда я еще не был лысым). Даня, на удивление, был свободен. Я попросил его обслужить по полной программе. Гулять так гулять! Не удержался и похвастался своими успехами. Он тут же заявил: «Не сомневайтесь, молодой человек, сейчас вам соорудим архитектурную прическу». Из парикмахерской я отправился домой. Из здания присутственных мест пожарные выкатили машину и стали обливать ее из брандспойтов. Напротив, из тринадцатой женской школы, выпорхнула стайка малолетних девиц в коричневых платьицах и белых передниках. Я удивился, почему они явились в школу во время каникул. Возле дома меня встретил Толик и предложил идти во двор поиграть в футбол настоящим мячом. Поиграть футбольным мячом хотелось, но, во-первых, было слишком жарко, а во-вторых, солидность студента не позволяла мне поддаваться дворовым шалостям. Дома я впервые за этот месяц вооружился беллетристикой – взял любимые «Посмертные записки Пиквикского клуба» и завалился на диван.

В это время постучала в двери вездесущая Надежда Петровна: «К телефону!». В тот период у нас был настенный телефон – один на всех соседей. Звонил Граф:

– Привет! Срочно нужно встретиться.

– Поздравь меня! Я поступил в КИСИ на архитектурный.

– При чем тут КИСИ? Я тоже поступил в университет на журналистику. Но есть дела поважнее. Я жду тебя в скверике напротив Богдана (имелся в виду памятник Богдану Хмельницкому).

– А в чем, собственно, дело?

– Потрясающая новость. Выходи – расскажу.

Пришлось одеваться и идти на улицу. Скверик напротив памятника Богдану Хмельницкому уже привели в нормальный вид. За ним после войны стояли развалины, на которых мы летом играли в осаду Берлина, а зимой сооружали трамплинчик для лыж, и которые разобрали пленные немцы. Сейчас здесь окончили строительство жилого дома. Граф сидел на скамейке, по привычке подогнув под себя ногу. Перед ним лежала шахматная доска, на которой он передвигал шашки, что-то тихо приговаривая. При подходе я обнаружил, что он просто ругался. Увидев меня, граф вскочил.

– Поздравляю, товарищ зодчий. О, да ты даже постригся по этому поводу. Теперь у тебя вид опрятный и аккуратный, как сказал отец сыну, отрубив ему голову, чтобы излечить от косоглазия. – В беседах друг с другом мы любили пользоваться цитатами из любимых книг. «Пиквикский клуб» в этом деле занимал почетное место.

– Я тебя тоже поздравляю. Чего ты поднял такую панику? Выкладывай, да поскорей, как сказал отец сыну, проглотившему фартинг, – ответил я, стараясь не остаться в долгу. – И вообще ты в своем уме? Что это ты затеял играть с самим собой да еще с таким остервенением?

– Да нет, я разбираю партию, которую продул сегодня Файвишевскому. Он по привычке все время звонил и забил мне голову. – У Графа был первый разряд по шашкам, что, конечно, тоже сыграло роль при поступлении в университет.

– Ты же тоже любишь звонить!

– Да разве его перезвонишь? Он начинает звонить, как только ты делаешь первый ход. «Это ход? Это ты называешь ход, дворовой маэстро? Он же – этот ход, если его можно так назвать, сразу проигрывает». И пошло-поехало. А как только ты открываешь рот, он кричит: «Звон дает! Невозможно работать». А самое обидное, что играли «под интерес», и я на этом деле потерял полтинник.

– Ради этого ты меня вытащил из дому в эту жару?

– Нет. Дело значительно серьезнее. Ты даже представить себе не можешь. Нам повезло. Сейчас в Киеве гастролирует МХАТ.

– Я знаю. Так ты что – хочешь пригласить меня в театр?

– Не в том дело, темнота. Они объявили прием в школу-студию МХАТ. Вступительный экзамен состоится через неделю. Мы сегодня играли блицы на Ленина в доме профсоюзов, я увидел там объявление и уже все разузнал. Мы будем пробоваться. Виктора я уже уговорил. Ты будешь третьим. За компанию – веселее.

– Не хочу я поступать ни в какую студию. Я только сегодня поступил на архитектурный факультет КИСИ, к чему я так стремился, и меня совершенно не привлекает актерская карьера.

– Я подозревал, что ты зажатый ограниченный человек, но я постараюсь расширить твои узкие шоры. Ты даже не представляешь, что значит быть слушателем школы-студии МХАТа. Это актеры, которые играют на сцене с сильнейшими представителями артистического клана, под руководством гениальных режиссеров, играют не какие-нибудь «Вас викликае Таймыр», а лучшие пьесы Островского и Чехова. Это люди, которых знает вся страна, которых показывают по телевизору, перед которыми преклоняются бесчисленные поклонницы, которых девушки носят на руках и которых приглашают в лучшие дома Москвы и Ленинграда. Перед актерами МХАТа открываются все двери, им завидуют все актеры Советского Союза. Они являются законодателями мод и покорителями женских сердец, они выбирают себе невест из самых красивых женщин страны, их любят все…

– Остапа понесло, он со вчерашнего дня еще ничего не ел, поэтому красноречие его было необыкновенно. Можешь не уговаривать, я уже все решил для себя.

– Ну хорошо, – вдруг неожиданно согласился он, – тогда пойдешь с нами на эту экзекуцию. Так сказать группа поддержки.

– А откуда ты взял, что у тебя есть актерский талант? Ты даже в школьных спектаклях ни разу не выходил на сцену.