Хейтеры - Джесси Эндрюс Страница 7

Он на секунду умолк и окинул нас взглядом, в котором читались одновременно уныние и абсолютный ужас. Потом продолжил:

– Итак, разминка – блюз фа мажор. Начнем с ритм-секции – давайте… ээ… Кори, Уэс, Джереми и… Тим. Каждый сыграет по двенадцать тактов. Не больше, потому что вас много. Джереми, вперед. Пять, шесть, семь, пошел.

Так началась наша блюзовая пятнадцатиминутка, в ходе которой каждый на языке джаза надеялся сообщить другим, что он крут и ему есть что сказать.

Увы, наши надежды не оправдались.

Это была жесть. Блюз фа мажор оказался сложной и коварной мелодией. Она разом выявила все недостатки музыкантов нашей группы, которым не терпелось показать друг другу, кто чего стоит. Трубы то ворчливо тявкали, то пытались взять самые высокие и громкие ноты. Тромбоны неумело выводили пассажи типа «Полета шмеля», но выходило это у них по-дурацки, и в итоге они капитулировали с атональным пуканьем, похожим на крик неуверенного в себе слона. А сольные партии саксофонистов звучали, как спотыкающийся разговор, какой обычно ведешь с мамой приятеля, пока та тебя стрижет.

Что до меня, я ненавижу играть соло. По-моему, бас-гитара вообще не предназначена для соло. По крайней мере, все мои соло на басу обычно напоминают саунтдрек к мультику про толстого медведя, который пытается танцевать в женском платье.

Кори тоже не удалось блеснуть. Отыграв примерно восемь приятных и незапоминающихся тактов на малом барабане, он вдруг застыл и молча просидел все оставшееся время. Дон нахмурился и задумчиво кивнул. У него было такое лицо, как будто очень маленький ребенок только что сообщил ему, что бога нет.

После Кори мы услышали первое достойное соло за день – минималистичное джазовое хокку от Тима, пронизывающее до самых костей. Этот парень умел играть так, что не казалось, будто в мелодии слишком много нот. Так играют ребята, которые в совершенстве владеют своим инструментом, но при этом глубоко чувствуют музыку. И это, конечно, был отстой. Выходило, что самый тонкий и блестящий музыкальный ум в этом зале принадлежал полному придурку. Впрочем, меня это не слишком удивило. В музыкальном мире это обычное дело.

Мы сыграли половину этого длинного и монотонного блюза, и тут Дэн передал партию второй ритм-секции. После чего бэнд воспрял духом, потому что те играли гораздо лучше нас.

С одной стороны, меня это расстроило. С другой – их было приятно слушать. По крайней мере, троих-четверых из них. Второй барабанщик – коренастый чувак с бледным лицом – оказался намного круче Кори; контрабасист с хвостом и большими ручищами выдавал гораздо более глубокий, более «джазовый» звук, чем я на своем Fender, а пианист, похожий на капитана команды по плаванию, вполне удачно косил под Билла Эванса, величайшего джазового пианиста всех времен. Вторая ритм-секция вдохновила сольных исполнителей гораздо больше, и даже Дон расслабился и периодически бормотал себе под нос: «ну вот, другое дело» и «угу».

Но с третьей стороны, я расстроился, что слабым звеном второй ритм-секции оказалась Эш.

Первой ее проблемой являлся звук. Она звучала ни разу не джазово. Джазовые гитаристы играют мягко, без резонанса. Но Эш лупила по струнам так, что те аж хрустели; звук у ее гитары был резким, грубым, искаженным и совершенно не вязался с тем, что выдавали другие музыканты из ритм-секции. Еще одна проблема заключалась в том, что она явно не знала джазовых аккордов. Брала мощные аккорды, как гаражный рокер, а в джаз-бэнде такая игра совершенно не катит.

В общем, это было похоже на репетицию балетной труппы, где все степенно выделывают па в пышных пачках и трико, а Эш в сторонке в футбольной форме танцует брейк.

Это продолжалось некоторое время, а когда вступил баритоновый саксофон, Тим попытался вклиниться.

– Эй, Эш, – сказал он. – Детка, мне нравится, как ты играешь. Но давай я тебя поднастрою, чтобы звук был почище.

Эш не ответила и даже не взглянула на него. Но ее щеки залились пунцовым цветом.

Тим начал крутить рычажки на ее гитаре, и в итоге ему действительно удалось настроить инструмент так, что звук получился почище и стал более похожим на джазовый, но… Эш продолжала лупить по струнам, а с джазовым звуком такие агрессивные аккорды звучат, как жалкий комариный писк. Теперь она, как и все, надела балетную пачку и трико, но по-прежнему танцевала брейк.

Я должен был что-то сказать. Но промолчал. Вместо меня вступился Кори.

– Эй, – заявил он. – Не трогай ее рычаги.

Тим не обратил на него ни малейшего внимания.

Тогда Кори уставился на него так, как иногда смотрят на прохожих большие собаки с крыльца.

– Эй, ты, – повторил Кори, – она не хочет, чтобы ты крутил ее рычаги.

В отличие от Кори я до жути боюсь конфликтных ситуаций. Но все же вмешался. Чтобы поддержать Кори и Эш тоже, но главным образом потому, что этот Тим меня бесил.

– Да, – сказал я. – Да, чувак.

Тим, видно, почуял, что из нас двоих я слабее, и обратился ко мне.

– Думаю, она просто забыла переключиться, – сказал он.

– Угу, – я бессмысленно пожал плечами. И добавил: – Ну… не знаю.

Кори взбесило, что я такой бесконфликтный слабак, и он заорал:

– Да нет же, чувак! Она хочет, чтобы все осталось так, как было! А ты сделал так, что звук теперь отстойный.

– Не болтать, – прокричал Дон. – Люди, имейте уважение.

И мы заткнулись. Во время этой перепалки Эш неподвижно смотрела перед собой и делала вид, будто ничего не происходит. Но после начала играть тише и меньше бить по струнам. Наверное, это помогло, потому что ритм-секция наконец зазвучала отлично. Правда, все напряглись и занервничали, потому что на одного из нас наорал учитель.

Но вот настал черед Эш играть соло… Во-первых, она заиграла в ми мажоре. Для тех, кто ничего не смыслит в музыке, поясню: если бэнд играет в фа мажоре, а ты вступаешь в ми, получается очень странное и даже зловещее звучание. Как саундтрек к фильму ужасов с участием комиков.

Басист и пианист растерялись. Пианист стал ударять по клавишам наугад; перепуганный басист по-прежнему играл в фа мажоре.

Увидев, что катастрофы не избежать, Дон попытался вмешаться.

– Фа, – выкрикнул он, – Эшли, играем блюз фа мажор!

Но она лишь зажмурилась и продолжила свое соло. Впрочем, это было не джазовое соло. И даже не соло вообще – просто набор резонирующих блюзовых аккордов. В идеале ей бы под бок посадить какого-нибудь седого старикана, чтоб затянул унылую песнь о том, как от него ушла жена и теперь жизнь кончена, он живет на речке и у него нет даже ботинок.

Дон, видимо, решил, что его обязанность – продолжать помогать Эш.

– Теперь ты играешь в си-бемоле, – сказал он. – Дорогая, это си-бемоль. На четыре ноты выше фа.

Но она полностью его проигнорировала, только тихо пробурчала себе под нос что-то неразборчивое, продолжая наяривать дельта-блюз [7]с закрытыми глазами.