Разум в огне. Месяц моего безумия - Сюзанна Кэхалан Страница 7

Когда мы подошли к дому, я снова почувствовала необъяснимый, но уже знакомый страх. Я вдруг поняла, что не хочу, чтобы он заходил внутрь. Когда я была подростком, он, как и большинство отцов, отчитывал меня за беспорядок в комнате. Но сегодня мне было стыдно за себя – ведь моя квартира, по сути, была не чем иным, как метафорой моей неудавшейся жизни. При мысли о том, что он увидит, как я живу, меня охватил ужас.

Черт. Я схватила пакет из аптеки, лежавший у двери.

– Забыла вынести кошачий туалет.

– Сюзанна. Соберись уже. Нельзя так жить. Ты же взрослая.

Мы стояли в дверях, оглядывая мое жилище. Он был прав: не квартира, а убогая помойка. Грязная одежда на полу. Переполненный мусорный бак. И черные мешки по всей комнате – те, в которые я складывала все ненужное в момент паники из-за клопов. Насекомых в квартире так и не нашли, и новых укусов я не замечала. Я уже почти поверила, что клопов больше нет, а в глубине души начала сомневаться, были ли они вообще.

На следующий день, в четверг, я вышла на работу. Как раз хватило времени, чтобы закончить одну статью и придумать идеи двух новых. Но ни одна не прошла проверку.

«В следующий раз проверяй, пожалуйста, свои источники по базе», – написал мне Стив в ответ на обе новые идеи.

Сомнения – часть нашей работы, успокаивала я себя. Репортеры постоянно сомневаются в себе: порой выдаются кошмарные недели, когда статьи не пишутся, а источники начинают играть в молчанку, а бывает – все складывается лучшим образом и получается даже то, что кажется невозможным. Порой чувствуешь себя лучшим репортером в мире, а бывает, что и полной, законченной неудачницей, которой впору подыскивать работу секретарши. Но в конце концов число падений и взлетов выравнивается. Так почему моя черная полоса длилась так долго? Вот уже несколько недель я чувствовала себя совсем неуютно в своей «журналистской шкуре», и это меня пугало.

Злая на собственную безалаберность, я снова отпросилась домой пораньше, надеясь, что это все-таки мононуклеоз и ничего больше. Может, мне просто нужно было хорошо выспаться, чтобы все вернулось на круги своя?

Всю ночь я ворочалась в кровати, обуреваемая тягостными размышлениями о своей жизни. Когда наутро прозвонил будильник, я выключила его и решила снова взять больничный. А поспав еще несколько часов, встала отдохнувшей и спокойной. История с мононуклеозом казалась далеким кошмарным сном. Близились выходные, и у меня поднялось настроение. Я позвонила Стивену.

– Поехали в Вермонт. – Это был не вопрос, а утверждение.

Уже несколько недель мы планировали путешествие в Вермонт к моему сводному брату, но, с тех пор как я заболела, поездка откладывалась на неопределенный срок. Подозревая, что я по-прежнему не совсем выздоровела, Стивен стал под различными предлогами уговаривать меня не торопиться с путешествием, и тут я услышала сигнал звонка по другой линии.

Это был доктор Ротштейн.

– Готовы анализы крови. Это не мононуклеоз, – сообщил он. – Как ты себя чувствуешь?

– Намного лучше.

– Значит, это был какой-то неопознанный вирус, и твой организм его уже поборол.

Воодушевленная его словами, я перезвонила Стивену, настаивая, чтобы мы немедленно начинали собирать сумки и все-таки уехали на выходные. Он поддался моим уговорам. Вечером мы взяли у мамы ее черный «субару» и через четыре часа прибыли в Арлингтон, Вермонт. Выходные прошли идеально: утром в субботу и воскресенье мы ходили в уютный местный ресторанчик «Пора завтракать»; закупались в аутлетах и даже вышли на горнолыжную трассу – точнее, Стивен вышел кататься на сноуборде, а я читала «Большие надежды» в фойе отеля.

В воскресенье поднялась снежная буря, и мы вынуждены были остаться еще на день, но я только радовалась очередному отгулу. Я даже согласилась встать на лыжи, и Стивен повел меня на вершину небольшой горы.

До этого я уже несколько раз каталась на горных лыжах, и трассы средней сложности никогда не казались мне трудными, хоть я и не была профессионалом. Но на этот раз, чувствуя, как ветер бьет в лицо и снежинки жалят щеки, я смотрела на склон, и он казался гораздо круче, чем все предыдущие трассы, которые я осваивала. Длинный и узкий, он угрожающе простирался передо мной. Меня охватила беспомощность, и я запаниковала – пробудился какой-то первобытный страх, реакция «бей или беги». В жизни не испытывала ничего подобного.

– Готова? – Голос Стивена доносился как будто издалека, заглушаемый воем ветра.

Сердце колотилось в висках, а в голове крутились возможные сценарии, один кошмарнее другого: что если я не смогу спуститься вниз? А если Стивен меня здесь бросит? Что если мое тело никогда не найдут?

– Я не могу, – прокричала я. – Не хочу! Не заставляй меня, пожалуйста.

– Да брось! – воскликнул он, но перестал подначивать меня, заметив, как я нервничаю. – Не бойся. Обещаю, все будет нормально. Поедем медленно.

Я нервно поехала вниз, а Стивен ехал следом. Примерно на середине склона я набрала скорость; страх, который я испытывала еще пару минут назад, показался абсурдным. Через несколько минут я в целости и сохранности добралась до подножия горы. Я понимала, что моя паника – нечто куда более серьезное, чем банальный страх высоты. Но Стивену ничего не сказала.

Вечером в понедельник я гостила у мамы в Нью-Джерси и по-прежнему не могла заснуть, но не из-за нервов, а из-за ностальгических воспоминаний. Перебрав свои старые вещи, я обнаружила, что наконец влезаю в брюки, которые еще на втором курсе могла натянуть только до середины бедер. «Наверное, я что-то делаю правильно», – радостно подумала я.

Моя болезнь накатывала и отступала, отчего все время казалось, что худшее позади. Но на самом деле симптомы лишь на мгновение ослабевали, чтобы уже через минуту заявить о себе с новой силой.

Во вторник утром на работе у меня зазвонил телефон. Это был Стив. Кажется, он простил меня за недавнее отсутствие и никчемность или, по крайней мере, решил дать мне второй шанс.

– Завтра встретишься с Джоном Уолшем – он приедет давать интервью «Фокс Ньюс». У него в работе новый сюжет про подводные лодки, на которых перевозят контрабандные наркотики, – отличная статья на полразворота.

– О'кей, – ответила я, стараясь изобразить энтузиазм, а ведь раньше мне притворяться не приходилось.

Интервью у ведущего программы «Самые опасные преступники Америки» – это же правда интересно? Но мне никак не удавалось сосредоточиться. Для начала нужно было поискать вырезки на тему, и я позвонила Лиз – нашему «библиотекарю». Днем сотрудник архива, по ночам – викканская колдунья. Не знаю почему, но вместо помощи с картотекой я вдруг попросила ее погадать мне на картах Таро.

– Заходи, – скучающе протянула она.

Лиз занималась современной магией: свечи, заклинания, приворотные зелья. Недавно ее произвели в «высокие жрицы третьей степени», что давало ей право обучать магии других. Она носила ожерелья с пентаграммами в несколько рядов и струящиеся платья в стиле хиппи, а зимой даже расхаживала в черной мантии с капюшоном. От нее пахло благовониями с яркими нотками пачули, а глаза с тяжелыми веками были доверчивыми, щенячьими. В ней было что-то притягательное, и хотя я скептически относилась к ведьмовству и религии в целом, сегодня мне почему-то хотелось ей верить.