Бегал заяц по болоту… - Валерий Петков Страница 7

– И с медициной тоже – что ты, Америку открыл? Тебя так удивило, что он деньги взял? Думаешь, что-то изменилось с прошлого века? В советское время надо было бабушке жены срочно ампутацию делать. Тёща помчалась к себе на Псковщину, в Скобаристан солнечный. Суббота – ничего не знаем, говорит районный главврач. Она ему двадцатипятку сунула в карман халата, и через два часа сделали. Это тогда-то вообще об этом пугались думать, не то что сейчас – разнузданность всеобщая и бабло! – завёлся Сергей, но замолчал резко, понял, что поддался на провокацию, громкое возмущение Виталия.

И продолжил уже мысленно, чтобы не обидеть Виталия:

– А Москва попросту мстит тебе… Отвечает на твою ненависть к ней. Отторгает тебя. Москва сломала тебя! Посмотри на себя! Ты же неврастеник. Рассеянный… И это тоже – расплата. И неумеренная выпивка каждый вечер… Ну, а ты, Серёжа, глянь на себя. Ты-то – со светлым лицом смотришь в радостное завтра? Полон сил, созидательных идей и творческих замыслов? И почти не осталось зубов. И скажи спасибо этому человеку рядом. Три года ты худо-бедно сводишь концы с концами, отсылаешь жене. Нет долгов… Какое это счастье, когда нет долгов! Стоп! Но я внутренне свободен! Может быть, именно потому, что Виталий платит мне и это главная часть моей свободы? Нет! Не только. Я изначально хочу быть свободным. И буду. А в нём слишком много комплексов. Их породила именно Москва, весь этот уклад, сумасшедшая жизнь. И она разрушает его изнутри, его бизнес, планы. Она победила. Равнодушно раздавила и покатила дальше. И Виталий, талантливый технарь, от бессилия превратился в болезненно нетерпимого, взрывоопасного и непредсказуемого человека, не умеющего выслушать, временами лишённого выдержки, мгновенно переходящего на крик, истерику. И тотчас же успокаивающегося, словно и не было только что этого ослепляющего смерча. Почему я так думаю и позволяю себе думать именно так? Я ещё не сломался за три года. Многое воспринимаю обострённо… И всё-таки мне – легче. Но ведь я для чего-то оказался здесь. Именно сейчас, в этой конкретной ситуации, не выдуманной, а суровой и жёсткой. Чтобы решить какую-то задачу? Помочь Виталию, да и на себя по-другому взглянуть.

Где-то это всё собиралось, скапливалось у нас обоих, и вот мы влезли на этот неустойчивый плот, надо собраться, очнуться, подумать. Перестать его раскачивать. Так думаю я, а так ли это надо Виталию? Вон он как сопротивляется, временами на крик срывается. А ты, Серёга – должен терпеть. Ради общего и своего блага. Хороших людей к нам посылают тоже ведь не зря! Или нас к ним. А как иначе возлюбить ближнего? Да и без толку гирьки переставлять слева направо и наоборот. Любовь дело обоюдное, требует взаимности, с гирьками здесь самое пустое, бессмысленное дело примериваться – кто больше, кто меньше… Отъезд Виталия из Москвы очень похож на бегство.

– Эх ты, – нарушил молчание Виталий, – я думал, ты меня поддержишь, посочувствуешь, а ты туда же.

– В чём тебя поддержать? Врачи-рвачи берут взятки, попадаются негодяи, спекулируют на человеческом горе. Я с тобой согласен. И что? Предлагаешь начать с нас? Ждать две недели, пока лучшего работника прооперируют? Нет у нас системы реального медицинского страхования. Нету! Поэтому кое у кого и карманы оттопыриваются от пачек с деньгами! Я твой праведный гнев понимаю, ну и что?

– Ни хера! Жопу страховкой подтереть! И всё.

Неожиданно справа, поблизости раздался мощный взрыв. Машину слегка подбросило.

– Что это было? – тревожно спросил Виталий, пригибаясь, мгновенно глянув в зеркало заднего вида, – не у нас?

– Откуда! Ты бы на руле сразу почувствовал. – Сергей оглянулся. Пальма тревожно заскулила на заднем сидении, завертела головой.

– У фуры колесо взорвалось.

– Мощно получилось. Я подумал – теракт, – успокаиваясь, задумчиво, сказал Виталий.

– На МКАДе не скроешься. Теракты в центре совершают и уходят дворами от погони. – Сергей смотрел в окно, возвращаясь к прежним мыслям.

– Словно горячечный бред, эта запальчивость изменяет зрение, точность оценки того, что попадается на глаза, выпирает лишь какая-то часть. Не самая важная, но вставшая на место главной. А та – размыта, не сфокусирована, и чтобы изменить такой порядок вещей, необходима неспешность с самого начала. И тогда осмысленное прозрение будет началом мудрости, а не сиюминутной тратой сил на глупости за окном.

Они молчали. С трудом пробились на свою улицу с кольцевой автострады. Медленно пробирались через четыре светофора, потом вправо, под виадук.

Пальма навострив уши начала пронзительно скулить.

Сергей вышел из машины, взял на поводок собаку Виталий погнал машину на платную стоянку внутри большого гаражного товарищества.

Пальма нетерпеливо высматривала хозяина, тянула в ту сторону, Сергею было неудобно с тяжёлыми сумками, полными продуктов. Виталий появился неожиданно, овчарка кинулась к нему со всей силой, навалилась передними лапами, пачкая куртку на груди.

– Сидеть! – строго приказал Виталий.

Пальма села, нетерпеливо подметая шикарным хвостом тротуар, раскрыла в улыбке розовую пасть, преданно глядела в глаза хозяину.

Виталий наклонился, достал из пакета банку пива. Пальма успела широким замахом языка увлажнить его лицо. – Прекрати! – посуровел Виталий. Распрямился, вытер рукой лицо: – Мы скоро вернёмся. – И пошёл через дорогу к группе деревьев напротив, одёргивая Пальму на коротком поводке. Там была небольшая полянка и стихийная площадка для выгула собак.

Сергей поднялся на медленном лифте на восьмой этаж. Переложил пакет в другую руку, открыл скрипучую дверь, включил свет.

Среди огромных сумок, коробок, чёрного чемодана на колёсиках и собачьего коврика около кровати, на которой спал Виталий, был небольшой проход. Певучая тахта Сергея находилась левее, напротив старенького телевизора.

На спинках стульев, столешнице живописно разбросаны полотенца, мятая одежда. Было не совсем понятно, как это вывозить потом на миниатюрной легковушке, да ещё с овчаркой, занимающей по-царски всё заднее сиденье.

Их жёны были далеко, в соседнем государстве, вдруг ставшем «свободным».

Сергей обретался в этой квартирке почти три года, фирма оплачивала съём. Виталий с Пальмой переселились недавно, после того как он принял решение о закрытии, его жена уехала домой, в Прибалтику, а дочь поступила в престижный Питерский вуз.

Они уже третью неделю ездили в эту ночлежную нору, терпели неудобства, зная, что это ненадолго. Сергей относился к этому философски, как к временному обстоятельству, а Виталий за рулём негодовал и постоянно ворчал, злился на бестолковость водителей, проблесковые маячки кортежей и хвост, который моментально образовывался вослед машине скорой помощи, чтобы поскорее проскочить забитую машинами многополоску.

По-нормальному, рано утром, по пустой кольцевой они долетали минут за двадцать, вечером же внешняя сторона была забита, и неполных тридцать километров от двери до двери тащились непредсказуемо долго и нудно, гадая, лениво, что же там впереди произошло, из-за чего такая пробка, и уповая на везение и скорое окончание тягомотины. Вернулись Виталий с Пальмой.