Страх (сборник) - Валерий Белкин Страница 7

«О Господи, только этого не хватало!»

Вильгельм хотел отодвинуть рукопись, но, желая как можно скорее избавиться от гостя, пообещал.

– У него и на меня-то нет времени, – уходя на кухню, бросила жена.

Лева встал, по-дружески приобнял Вильгельма, прижал благодарно руку к сердцу.

– Найдет, – крикнул жене на кухню. – Я позвоню, – и раскланялся.

Вильгельм неслышно подошел к жене.

– А вот и нашел, долго искал, но нашел. Как с обрядом посвящения меня в мужчины?

– Ах да, сегодня же суббота…

В воскресенье встретился с Яном у входа в музей.

Пациент, войдя в зал и повернувшись к Вильгельму, восторженно воскликнул:

– Вот это да, я такого в жизни никогда не видел!

И понесся вдоль барельефов, к каждому прикладываясь обеими руками.

– Красавец! – шлепнул истукана-бородача в шлеме по животу.

– Красавица! – восхитился дамой с отбитым носом.

Вильгельм опешил – никак не ожидал такой прыти от мальчишки. Его дети, Грегор и Мари, всегда, когда здесь появлялись, а ритуалом стало раз в год посещение Пергамона, скучающе осматривали экспонаты, прилежно читали таблички, по требованию матери включали музейный магнитофон.

А для Яна все эти статуи без голов и с головами, без рук и с руками, без ног и с ногами, со стертыми временем лицами были просто людьми, случайно застывшими в камне. Он любовно приникал почти к каждой фигуре, пытаясь уловить взгляд. Двигался легко и непринужденно, ступая с носка на пятку, словно пританцовывая, и Вильгельм с умилением подумал:

«Ах ты, воин-индеец, что же ты просишь у духов своих, призывая их к костру!?»

И следовал за ним. Иногда тоже, но чуть слышно, ахал, охал. Погладил нагую бронзовую даму, возлежащую на крупном бедре с чашей. У статуи без гениталий сдержанно пояснил Яну, что в битвах настоящие воины теряют не только носы и руки. В подвале у скелета двухтысячелетнего ребенка ему вдруг стало дурно, оставил парня одного. Долго сидел наверху, отдыхая, рядом с девочкой, уговаривающей куклу не плакать.

В кафе музея заказали воду и колу. Ян рассматривал купленные открытки и радостно вскрикивал, узнавая знакомые фигуры. Принесли воду, Вильгельм глотнул и, поморщившись, отставил стакан.

– Что?

– Все перепутали, я просил без газа.

– Сейчас, – мальчик сорвался с места.

Вскоре вернулся с водой, Вильгельм покачал головой.

– Что-то не так? – насторожился Ян.

– Мы же заплатили за один стакан.

– Они сами виноваты, – возразил Ян. – А вот я бы еще и бутерброд съел.

Вильгельм спохватился, принес багет для мальчика, себе кофе.

– А как это, после воды – кофе, – поразился Ян.

– Нормально.

Они сидели, молчали, каждый занятый собой. Было тихо, уютно, со стен мягко светили лампы. Давно так не было Вильгельму легко и просто. От удовольствия прикрыл глаза, словно желая погрузиться в краткий здоровый сон.

– А вы улыбаетесь, точно, вы улыбаетесь! – лукаво проговорил Ян.

– Ребячество, обыкновенное ребячество, – открыл глаза Вильгельм.

– А что в этом плохого – улыбаться, смотрите.

– Да, хорошие у тебя зубы, ослепительные!

– Какие есть.

– У тебя странная походка, – рассеянно заметил Вильгельм.

– Какая «странная»? Что вы хотите сказать?

Вильгельм опешил и испугался. В долю секунды тот неузнаваемо изменился. Напрягся и приготовился напасть на собеседника, защищаясь от невидимой угрозы, как и Алик на уроках, глаза потемнели. Только что с таким трудом найденное драгоценное доверие растворялось в воздухе. Нужно удержать его, ухватить – исчезнет.

– Извини, извини, я ничего не хотел… – он приподнялся. – Наверное, просто устал. Тут такое…

И, путаясь в словах, рассказал о журналисте Леве, о его романе, о виски и о неожиданной просьбе.

– А зачем вы его впустили? – не сдержался Ян.

– Я не впускал, это сын.

– Да нет, почему вы не понимаете? У каждого человека своя территория. Вы, как я посмотрю, всех в нее впускаете, потом устаете. Я так не поступаю.

– Что ты хочешь сказать, мальчик? Расскажи-ка мне, безграмотному.

– Надо уметь говорить «нет» тем, кто от вас что-то требует.

Вильгельм рассмеялся.

– Минуточку, он не требовал, а просил, и я согласился.

– Ну правильно. С вашего же согласия вас будет каждый использовать.

– Спасибо, учту. Кстати, как багет, понравился?

– Да так себе, с виду только… Знаете, я любил с бабушкой конфеты есть с хлебом. Она приходила, мы садились и закусывали. Было вкусно.

Мужчина, сидящий за соседним столом, закашлялся, зачихал, захлопал руками по всем карманам в поисках платка.

– Человек заболел, – улыбнулся Вильгельм.

Ян задумался, вздохнул и сказал:

– Знаете, в детстве я часто болел, лежал в постели и мечтал. Я ведь как тогда думал – все вокруг нас кто-то нарисовал – настолько красиво.

– Интересно, а что, сейчас не так?

– Ну все изменилось.

– Почему?

– Если я вам скажу, вам станет горько, горько, и вы разочаруетесь во мне, – поднялся, пора.

Вильгельм расплатился, квитанцию не взял.

Ян пошел к остановке метро, остановился, обернулся, помахал тонкой рукой, улыбнулся и спустился вниз на станцию.

Вечером Вильгельм сел за Левин роман, прочитал первую попавшуюся фразу: «…из новенькой серебристой Audi вышла элегантная, можно сказать, красивая женщина…» – и приуныл. Встал, походил по комнате, нерешительно остановился у телефона, позвонил.

– Ну как, понравилось сегодня?

– Да, очень, спасибо.

– Не было скучно?

– Да нет, что вы!

– Рад был поговорить, спокойной ночи.

– Я тоже, удачи.

Успокоившись, сел за стол, но никак не мог начать чтение. Сегодня голос Яна изменился. И не столько голос, сколько душа голоса – из колючей и неприступной в доверчивую и признательную.

Перед сном явился замшелый сибирский городок.

Зимой вечерами по дворам рыскали стаи парней в поисках легкой наживы, девичьего свежего мясца или деньжонок. Бабушка отправила в киоск за селедкой. Набросив фуфайку, выбежал на улицу. Там его окружили, хищно оглядывая.

– Немец, – рыкнул один.

– Фашист, – подтвердил самый высокий.

А он пристыл к обледенелому снегу на тропинке, дрожал и думал только об одном: разобьют очки, нигде потом не купишь. Не тронули. Незваное воспоминание. Поворочался и заснул.