Три дочери Евы - Элиф Шафак Страница 7

Растерянная и встревоженная, Пери смотрела, как люди, которых она любила, разрывают друг друга на куски. Она рано поняла, что из всех битв, происходящих на этой земле, больше всего страданий доставляют людям семейные битвы, а среди семейных битв нет более яростных, чем те, где причиной размолвки становится Бог.

Стамбул, 2016 год

Вскоре Пери увидела впереди попрошаек, стащивших ее сумочку. Они бежали со всех ног, но она бежала быстрее. Пери поверить не могла в свою удачу, если только это действительно была удача. Преследуя похитителей, она свернула в узкий мощеный переулок, в котором царил вечный полумрак, и тут же остановилась, с трудом переведя дыхание.

Дети стояли рядом с каким-то мужчиной. Вглядевшись, Пери узнала в нем того самого бродягу, который поднял брошенный ею окурок. Она сделала шаг в их сторону, но совершенно не представляла, что им сказать. В погоню она бросилась не раздумывая и теперь не знала, как поступить.

Бродяга безмятежно улыбался, словно радуясь встрече с ней. Вблизи он выглядел по-другому: красиво очерченные скулы, молодой блеск чернильно-черных глаз. Если бы не потрепанный вид, можно было бы сказать, что он не лишен привлекательности. В руке он держал сумочку Пери, ласково поглаживая ее, словно вновь обретенную возлюбленную.

– Это мое, – проглотив ком в горле, хрипло произнесла Пери.

Он щелкнул замком, перевернул сумочку и хорошенько тряхнул ее. Содержимое высыпалось на землю: ключи от дома, помада, тушь, карандаш для глаз, крошечный флакончик духов, телефон, упаковка бумажных платков, солнечные очки, щетка для волос, тампоны… И кожаный бумажник. Его бродяга проворно схватил. Вывернув бумажник, он извлек оттуда пачку банкнот, кредитные карточки, женский ID розового цвета, водительские права и несколько семейных фотографий. Сунул в карман деньги и телефон, все остальное оставил без внимания. При этом он насвистывал какую-то жизнерадостную беззаботную мелодию из тех, что можно услышать в старом музыкальном автомате. Бродяга уже собирался швырнуть бумажник на землю, когда что-то привлекло его взгляд. Фотография, сделанная поляроидом много лет назад и спрятанная в потайное отделение. Напоминание о давно минувшем.

Вскинув бровь, нищий уставился на фотографию. На ней были запечатлены четверо: мужчина и три молодые женщины. Профессор и его студентки. Закутанные в пальто, шапки и шарфы, они стояли спиной к зданию Бодлианской библиотеки в Оксфорде, тесно прижимаясь друг к другу, чтобы хоть немного согреться, – тот день был одним из самых холодных за всю зиму.

Бродяга поднял голову и с ухмылкой взглянул на Пери. Судя по всему, он видел Оксфорд в кино или на газетных снимках и теперь узнал его. А может, он догадался, что одна из девушек на снимке и есть та женщина, что стоит перед ним. Конечно, за минувшие годы она располнела, у нее появились морщины, волосы почти перестали виться, к тому же были коротко подстрижены. Но глаза у нее остались прежние, с грустинкой, спрятанной в глубине. Нищий пренебрежительно отбросил фотографию.

Наблюдая, как поляроидный снимок, немного покружив в воздухе, опустился на землю, Пери сморщилась, словно фотография была живой и могла испытать боль от падения.

В следующее мгновение, обретя дар речи, она принялась орать, пугая бродягу полицией, жандармерией и собственным мужем, которые вот-вот придут к ней на помощь. Она размахивала рукой, демонстрируя обручальное кольцо, мучительно сознавая при этом, что девушка, которой она была когда-то, подняла бы ее за это на смех. В самом деле, нелепо выставлять напоказ символ своего семейного положения, надеясь внушить кому-то почтительный трепет. На мужчину, впрочем, ни ее кольцо, ни ее угрозы не произвели ни малейшего впечатления. Едва освещенный скудным светом, переулок был совершенно пуст. Судя по тому, каким слабым был доносившийся сюда шум машин, оживленные улицы остались далеко. Внезапно Пери охватил страх.

Бродяга не двигался с места. Было так тихо, что Пери казалось, она слышит, как возится мышь в ближайшей мусорной куче. Возможно, она слышала даже, как бьется мышиное сердце, крохотное, как фисташковый орех. Даже стамбульские кошки, похоже, обходили стороной этот переулок, затерянный на окраине города и, как ей казалось, на окраине мира.

Меж тем мужчина неспешно сунул руку в карман пальто и извлек что-то наружу. Это был пластиковый пакет, а в нем – крошечный тюбик клея. Взяв тюбик, он выдавил все его содержимое в пакет. Затем надул пакет воздухом, превратив в небольшой шар. Блаженно улыбнулся, любуясь своим произведением, чудесным стеклянным шаром, в котором каждая снежинка была жемчужной или бриллиантовой. Прижал тюбик к носу и несколько раз глубоко вдохнул. Когда он вновь поднял голову, на лице его застыло отсутствующее выражение. Токсикоман, догадалась Пери. Она заметила, что белки его глаз испещрены красными прожилками лопнувших сосудов, напоминающими трещины на пересохшей земле. Внутренний голос приказывал ей немедленно вернуться к машине, где ждала дочь. Но она не двигалась с места, словно клей, который вдыхал бродяга, намертво прилепил к земле ее подошвы.

Бродяга протянул пакет одной из девочек, та схватила его трясущимися от радости руками. Несколько раз она шумно вдохнула. Другая девочка ждала своей очереди, нетерпеливо покусывая губу. Клей, неиссякаемый источник наслаждений для беспризорных детей и несовершеннолетних проституток, волшебный ковер, который, поднявшись над куполами и небоскребами, уносит их, легких, как перышки, в дальнее королевство, где нет ни боли, ни тюрем, ни сутенеров. В королевство, жителям которого неведом страх, ибо для страха нет причин. Они гуляют по садам этого Эдема, срывая с деревьев сочные плоды. Не зная ни голода, ни холода, они охотятся на драконов, насмехаются над великанами и запихивают вырвавшихся на свободу джиннов обратно в бутылки.

Но за удовольствия, как известно, приходится платить. Пары клея растворяют мембраны клеток мозга, разрушают нервную систему, печень и почки, превращая человека в жалкую развалину.

– Я сейчас позвоню в полицию! – услышала Пери свой голос, излишне громкий и резкий. Глупо, очень глупо, тут же оборвала она себя и добавила: – Моя дочь уже позвонила. Они будут здесь с минуты на минуту.

Бродяга поднялся на ноги. Движения его были нарочито медлительны, словно он давал ей время одуматься, а иначе придется пенять на саму себя.

Дети куда-то исчезли. Когда это произошло, Пери не заметила. В одном можно было не сомневаться: уйти им приказал нищий. Он, несомненно, был султаном городских задворок, императором свалок и выгребных ям, полновластным владельцем мусорных приисков. Не столько его лицо, сколько достоинство, с которым он держался, неожиданно напомнили ей одного человека из ее прошлого, о ком она запрещала себе думать и кого любила, как никого другого.

Пери с усилием оторвала взгляд от бродяги и посмотрела на снимок. Это была одна из немногих оксфордских фотографий, которые она хранила до сих пор, и единственная, где был запечатлен профессор Азур. Расстаться с ней она не могла.

Вновь взглянув на бродягу, она с содроганием увидела, что у того идет кровь из носа. Крупные, неестественно яркие капли падали ему на грудь. Он медленно шел к ней, словно не замечая этого. А когда перед ее глазами мелькнул холодный блеск стали, она закричала, не узнавая собственный голос.