Под алыми небесами - Марк Салливан Страница 7

Музыка прекратилась. Дверь открыла его мать.

– В городе пожары, а у вас музыка? – прокричал Пино Порции, которая испуганно отступила. – Люди умирают, а вы играете?

В коридор следом за матерью вышли люди, среди них его тетушка, дядя и отец.

– Музыка помогает нам выжить в трудные времена, Пино, – сказал Микеле.

Пино увидел, что и остальные в переполненной квартире кивают. Среди них была и скрипачка, которую Миммо чуть не сбил с ног сегодня днем.

– Что с тобой, Пино? – сказала Порция. – У тебя кровь.

– С другими случилось кое-что намного хуже, – сказал Пино со слезами на глазах. – Извини, мама. Это было… ужасно.

Порция оттаяла, раскинула руки и обняла своих перепачканных, исцарапанных мальчиков.

– Теперь все кончилось, – сказала она, целуя их по очереди. – Не хочу знать, где вы были и как ушли из дома. Я счастлива, что вы вернулись.

Она сказала сыновьям, чтобы они умылись и переоделись – среди гостей есть доктор, он осмотрит рану Пино. Пино вдруг увидел в матери то, чего не видел никогда прежде: страх. Страх, что в следующий раз им при бомбардировке может и не повезти.

Страх не сходил с ее лица и когда доктор зашивал рану на щеке Пино. Когда доктор закончил, Порция посмотрела на сына осуждающим взглядом:

– Мы с тобой поговорим об этом завтра.

Пино опустил глаза и кивнул:

– Хорошо, мама.

– Поешь что-нибудь, если тебя, конечно, не очень тошнит.

Он поднял взгляд и увидел, что мать насмешливо смотрит на него. Он должен был продолжать делать вид, что у него по-прежнему болит живот, и отправиться в постель на голодный желудок. Но его мучил голод.

– Мне стало лучше, – сказал он.

– А я думаю, тебе стало хуже, – сказала Порция и вышла.

2

Пино мрачно пошел за ней по коридору в столовую. Миммо уже наложил себе полную тарелку еды и оживленно рассказывал об их приключении нескольким друзьям родителей.

– Да, похоже, невеселый был вечер, – сказал кто-то у него за спиной.

Пино повернулся и увидел красивого, безупречно одетого человека лет двадцати с небольшим. Под руку его держала поразительно красивая женщина. На лице Пино появилась улыбка.

– Туллио! – сказал он. – Я слышал, что ты вернулся!

– Это моя подруга Кристина, – сказал Туллио.

Пино вежливо поклонился ей. У Кристины был усталый вид, и она, извинившись, вышла.

– Когда ты с ней познакомился? – спросил Пино.

– Вчера, – сказал Туллио. – В поезде. Она хочет стать моделью.

Пино отрицательно покачал головой. С Туллио Галимберти такое происходило постоянно. Успешный торговец одеждой, Туллио в общении с привлекательными женщинами становился волшебником.

– Как тебе это удается? – спросил Пино. – Все хорошенькие девушки твои.

– А ты не знаешь как? – спросил Туллио, отрезая сыр.

Пино хотел чем-нибудь похвастаться, но вспомнил, что Анна его обманула. Приняла приглашение, лишь бы он отвязался.

– Очевидно, не знаю. Нет.

– На обучение могут уйти годы, – сказал Туллио, подавляя улыбку.

– Да брось ты, Туллио, – сказал Пино. – Наверно, есть какой-то трюк, о котором я не…

– Никаких трюков, – всерьез сказал Туллио. – Первое: слушать.

– Слушать?

– Слушать девушку, – раздраженно сказал Туллио. – Большинство парней не слушают. Начинают болтать о себе. Женщин нужно понимать. Поэтому слушай, что они говорят, хвали их внешний вид или пой что угодно. И если ты будешь это делать – слушать и говорить комплименты, – ты будешь впереди восьмидесяти процентов парней на Земле.

– Но если они неразговорчивы?

– Тогда шути. Или льсти. Или и то и другое.

Пино подумал, что он шутил с Анной и льстил ей, но, вероятно, недостаточно. Потом он подумал еще кое о чем.

– Так куда сегодня ходил полковник Рауфф?

Дружеские манеры Туллио мигом исчезли. Он крепко ухватил Пино за руку и прошипел:

– Мы не говорим о людях, подобных Рауффу, в таких местах. Ты понял?

Такая реакция друга расстроила Пино, но, прежде чем он успел что-либо ответить, снова появилась подружка Туллио. Она подошла к нему и что-то прошептала ему на ухо.

Туллио рассмеялся, отпустил руку Пино и сказал:

– Конечно, милая. Вполне.

Туллио снова обратился к Пино:

– Я, пожалуй, подожду, пока твое лицо не перестанет быть похожим на разрезанную сосиску, может быть, после этого ты сможешь шутить и научишься слушать.

Пино наклонил голову, неопределенно улыбнулся, а потом заскрежетал зубами – швы на его щеке натянулись. Он увидел, как ушли Туллио с подружкой, опять подумал о том, как бы ему хотелось быть похожим на него. Все в этом парне было идеально, изящно. Хороший парень. Человек безупречного вкуса. Отличный друг. Умел искренне смеяться. И в то же время была в нем некая таинственность – он почему-то всюду сопровождал полковника гестапо.

Жевать было больно, но Пино так проголодался, что положил себе добавки. Он ел, слушая разговор трех гостей-музыкантов, двух мужчин и скрипачки.

– С каждым днем в Милане все больше немцев, – сказал коренастый валторнист из Ла Скала.

– Хуже того, – сказал ударник. – Не просто немцев – эсэсовцев.

Скрипачка сказала:

– Мой муж говорит, что ходят слухи о готовящихся погромах. Раввин Цолли советует нашим римским друзьям бежать. Мы собираемся уехать в Португалию.

– Когда? – спросил ударник.

– Чем скорее, тем лучше.

– Пино, пора в постель, – резко сказала ему мать.

Пино взял тарелку с собой в комнату. Он сидел на кровати, ел и думал об услышанном. Он знал, что эти три музыканта – евреи, а еще он знал, что Гитлер и нацисты ненавидят евреев, хотя и не мог понять почему. У его родителей было много друзей-евреев, в основном музыкантов или из индустрии моды. Пино считал, что евреи умны, забавны и добры. Но что такое «погром»? И почему раввин советует всем евреям бежать из Рима?

Он закончил есть, снова посмотрел на свою заштопанную щеку и лег в кровать. Выключив свет, он откинул шторы и глянул в темноту. Здесь, в Сан-Бабиле, пожаров не было, ничто не говорило о разрушениях, которые он видел в других районах. Он старался не думать об Анне, но, когда положил голову на подушку и закрыл глаза, обрывки этой встречи стали мелькать перед его мысленным взором вместе с кадрами из фильма, на которых Фред Астер прижимался щекой к щеке Риты Хейворт. И обрушившаяся стена кинотеатра. И девочка с оторванной рукой.

Он не мог уснуть. Он не мог забыть все это. Наконец он включил радио, покрутил верньер, нашел станцию, передававшую скрипичную музыку, которую он сразу узнал, потому что его отец всегда пытался играть ее: Никколо Паганини, Каприс № 24, ля минор.